Конец смены - Стивен Кинг

— Что? Как?

— Позже сегодня будет вскрытие, но врач, который его осматривал, склоняется к версии о самоубийстве. У него на языке и деснах остатки чего-то. Вызванный врач взял образец, а другой вроде берет наш медэксперт вот прямо сейчас. Они с анализом не заставят себя ждать, ведь Хартсфилд у них там такая рок-звезда…

— Самоубийство, — произносит Ходжес, проводя рукой по всклокоченным волосам. Новость довольно простая, но все равно он никак не может ее воспринять. — Самоубийство?

— Так он этим всегда увлекался, — говорит Пит. — Кажется, ты сам это говорил, и не раз.

— Да, но…

Но что? Пит прав. Брейди действительно увлекался самоубийствами, и не только чужими. Он же даже был готов погибнуть на ярмарке вакансий в Городском Центре осенью 2009 года, если все бы пошло не так, а через год он на инвалидной коляске въехал в аудиторию «Минго» с тремя фунтами взрывчатки, примотанными к сиденью. Так что его собственная задница оказывалась в эпицентре событий. Но это тогда, а сейчас все изменилось. Или не так?

— Но что?

— Не знаю… — говорит Ходжес.

— А я знаю. Он, наконец-то нашел способ, как это сделать. И все. В любом случае, если ты считаешь, что Хартсфилд как-то связан со смертями Эллертон, Стоувер и Скапелли — да я и сам примерно так думал, — то теперь можешь расслабиться. Он врезал дуба, склеил ласты, заработал деревянный костюм. Мертвые пчелы не гудят — и ура.

— Пит, мне нужно это переварить.

— Не сомневаюсь, — говорит Пит. — У тебя с ним целая история была. Ну а я тем временем звоню Иззи. Пусть с хорошей ноги встанет.

— А ты мне перезвонишь, когда будет анализ того, что он проглотил?

— Ну конечно. Тем временем, сайонара[45], Мистер Мерседес, не так ли?

— Все так. Да.

Ходжес кладет трубку, идет на кухню и ставит чайник, чтобы заварить кофе. Ему надо чаи пить — кофе в его несчастных внутренностях дыру пропалит, но сейчас ему безразлично. И лекарства он пока пить не будет. Ему требуется как можно более ясная голова.

Выдергивает зарядку мобильного, и звонит Холли. Та берет сразу, и он спрашивает себя, когда же она встала. В пять? Еще раньше? Может, некоторые вопросы лучше оставить без ответа. Он пересказывает ей то, что услышал от Пита, и впервые за время их знакомства Холли Гибни не выдерживает, и матерится:

— Блядь! Да ты что, шутишь?!

— Нет, если только Пит не пошутил, но я так не думаю. Он до обеда шутить даже не пробует, да и не умеет толком.

На мгновение наступает тишина, а затем Холли спрашивает:

— А ты в это веришь?

— В то, что он мертв, да. Здесь вряд ли его могли с кем-то спутать. А в самоубийство? Мне кажется… — Он пытается подобрать слова, не может и повторяет то, что сказал бывшему коллеге пять минут назад: — Не знаю…

— Уже все кончено?

— Пожалуй, нет.

— Вот и я так думаю. Надо разобраться, что произошло с «Заппитами», которые остались после банкротства компании. Не понимаю, как Брейди Хартсфилд мог быть с ними связан, но так много ниточек тянутся к нему. И к концерту, на котором он пытался устроить взрыв.

— Я знаю. — Ходжес снова представляет себе огромные тенета, где посередине здоровенный ядовитый паук. Только дохлый.

Мертвые пчелы не гудят, думает он.

— Холли, ты сможешь подъехать к больнице, когда Робинсоны будут забирать Барбару?

— Смогу. — Она на мгновение замолкает и говорит: — с удовольствием. Я позвоню Тане и спрошу, но не сомневаюсь, что она согласится. А зачем?

— Хочу, чтобы ты показала Барб шесть фотографий. Пять каких-нибудь пожилых мужчин в костюмах и доктор Феликс Бэбино.

— Ты думаешь, что Майрон Заким был врачом Хартсфилда? Что именно он дал Барбаре и Хильде те «Заппиты»?

— Пока что это на уровне догадок.

Но это очень скромное утверждение. На таком этапе это немного больше, чем догадки. Бэбино инсинуациями не пустил Ходжеса в палату Брейди, а потом чуть с кулаками на него не бросился, когда Ходжес спросил, все ли с ним самим в порядке. И Норма Уилмер утверждает, что он ставил какие-то недозволенные эксперименты на Брейди. «Расследуйте, что делает Бэбино, — говорила она ему в баре „Черный Бар-ан“. — Создайте ему проблемы. Спорим, у вас получится!» Для человека, который, возможно, имеет в запасе лишь несколько месяцев жизни, не такой уж это и вызов.

— Хорошо, я уважаю твои чувства, Билл. Не сомневаюсь, что смогу найти на какой-либо странице фото доктора Бэбино с одного из тех благотворительных мероприятий, которые часто у врачей происходят.

— Хорошо. А теперь напомни-ка мне, как зовут это доверенное лицо.

— Тодд Шнайдер. Ему надо позвонить в восемь тридцать. Я к Робинсонам, меня не будет на месте некоторое время. Джерома привезу.

— Ладно, прекрасно. Номер Шнайдера есть?

— Я его тебе по электронной почте прислала. Ты же помнишь пароль к своей почте, правда?

— У меня же рак, а не Альцгеймер.

— И сегодня у тебя последний день на расследование. Не забудь.

Ну как он может забыть? Его положат в ту же больницу, где умер Брейди, и там ему последнее дело, отложенное навсегда, уж точно не будет давать покоя — и все… Ему эта идея очень не нравится, но нет способа это остановить. Все случилось очень быстро.

— Позавтракай.

— Позавтракаю.

Он завершает разговор и с грустью смотрит на заваренный кофе. Как же хорошо пахнет! Ходжес выливает напиток в раковину и одевается. Он не завтракает.

В «Найдем и сохраним» без Холли за столом очень пусто, но на седьмом этаже Тернер-билдинг, по крайней мере, тихо; шумной команды из туристического агентства, которое дальше по коридору, еще минимум час не будет на месте.

Ходжес лучше думает над пачкой желтых бумажек, записывая мысли по мере их появления, пытаясь выявить связи и сформировать согласованную картину. Так он работал в полиции, и ему чаще удавалось установить такие связи, чем не удавалось. Он заслужил немало благодарностей за годы службы, и они кучей свалены в его шкафу вместо того, чтобы красоваться на стене. Грамоты и благодарности для него никогда ничего не значили. Настоящая награда — это та вспышка, когда видишь связь. Он чувствовал, что не в силах остановиться. Отсюда и «Найдем и сохраним» вместо пенсии.

Этим утром записей на бумажках нет — только рисованные человечки, которые забираются на гору, циклоны и летающие тарелки. Он твердо уверен, что все частицы пазла уже на столе и ему остается только правильно их собрать, — но смерть Брейди Хартсфилда становится завалом на шоссе его личной информации и вызывает затор. Каждый раз, когда он поглядывает на часы, проходит пять минут. Вот уже скоро и наступит время звонить Шнайдеру. Когда он выйдет на связь, начнут приходить шумные турагенты. Потом Холли и Джером. И тогда уже не будет ни одного шанса подумать спокойно.

«Подумай о связях, — говорила Холли. — Так много ниточек тянется к нему. И к концерту, на котором он пытался устроить взрыв».

Да, ведут. Потому что право на бесплатное получение «Заппитов» с того сайта получили люди, в основном девочки, сейчас уже подростки, — которые могли доказать свое присутствие на том концерте «Здесь и сейчас», а сайт уже не существует. Вместе с Брейди этот сайт — тоже мертвые пчелы, которые не гудят, — и ура.

Наконец он печатными буквами пишет среди своих рисунков два слова и обводит их кругами: «концерт» и «остатки».

Он звонит в больницу Кайнера, просит соединить с «Ведром». Да, говорят ему, Норма Уилмер здесь, но она сейчас занята, и подойти к аппарату не может. Ходжес понимает, что у Нормы очень много хлопот этим утром, и лелеет надежду, что ей с похмелья не очень плохо. Он оставляет медсестре сообщение, прося перезвонить ему как можно скорее, подчеркивает, что это срочно.

Он калякает на бумажках до восьми тридцати пяти (теперь он изображает «Заппиты», возможно потому, что гаджет Дины Скотт лежит у него в кармане пальто), потом звонит Тодду Шнайдеру, который лично берет трубку.

Ходжес представляется защитником прав потребителей, который работает на бюро «Лучший бизнес», и утверждает, что ему поручили расследовать ситуацию с игровыми консолями «Заппит», которые в последнее время появились в городе. Говорит он легко, почти непринужденно.

— Так, ничего особенного, учитывая то, что «Заппиты» раздавались бесплатно, но складывается впечатление, что некоторые из получателей загружают книги с какого-то «Круга читателей Санрайз» и текст приходит испорченный.

— «Круг читателей Санрайз»?! — кажется, Шнайдер удивлен. Пока нет признаков, что он готовится обороняться, бросаясь канцелярскими выражениями, и Ходжесу хочется, чтобы так и продолжалось. — Что-то такое, типа «Санрайз Солюшн»?