Когда я вгляделся в твои черты (СИ) - Victoria M. Vinya
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
― Девчата, приветик! ― щебетнула им Пик.
― Какие симпатичные у тебя кольца! ― взвизгнула Саша. Подбежала к подруге и стала как сорока высматривать украшения.
― Рада знакомству, ― тепло произнесла Микаса. ― Жан столько о тебе рассказывал.
― Жан? Ты, наверное, хотела сказать «Порко»?
― Да нет же ― Жан, ― с улыбкой настояла Аккерман.
― О. Понятно.
Микаса пожала плечами и начала разыскивать по шкафчикам парочку ваз. Её поиски довольно быстро увенчались успехом. Отправившись в спальню, она с благоговением принялась расставлять в найденные вазы букеты. Через несколько минут в комнату вошёл Эрен и с удивлением поглядел на её хлопоты.
― Ух ты! Здорово. Я и не заметил, что ты принесла с собой такую красоту. ― Он уткнулся носом в душистый ворох лепестков.
― Это чтобы трахаться было уютнее.
― Вот как… Миленько. ― Эрен обнял её со спины и поцеловал в щёку.
Микаса сильнее прижалась к нему, уютно поёрзав, затем взяла с постели одну из подушек и ушла к Армину смотреть фильм.
Поздним вечером ребята всей толпой прибыли к озеру. Живописное и загадочное под сенью августовских сумерек, похожее на гигантское зеркало из сказочной долины, оно так и манило погрузиться в свои тёмные обволакивающие воды, оставить в них навязчивые мысли и тревоги.
Парой движений скинув шорты и футболки, Конни с Марселем заорали, как при падении с обрыва, и с брызгами понеслись в глубину. Райнер, дав прикурить Эрену и задымив сам, встал подле Порко, ведущего пошлый разговорчик с какой-то девицей: он периодически матерился на плохую связь и намеренно говорил как можно громче в самые пикантные моменты беседы, чтобы эпатировать и веселить приятелей. Микаса взяла Эрена за руки и повела за собой в воду, нарочно игнорируя тлеющую у него во рту сигарету. Её забавляло, как он хмурился и опасливо задирал подбородок во время плавания, чтобы не дать затухнуть огоньку.
Пик до сих пор не раздевалась. Села на большой валун и с тоской смотрела на Порко, кривляющегося в пылу разговора.
― Я раньше не замечал, что он тебе интересен, ― подле неё раздался голос Кирштайна.
― Так раньше и не был, ― сконфуженно ответила Пик, и ей сделалось не по себе, что для кого-то вдруг стали очевидны чувства, о которых она никому не рассказывала. ― Он с детского сада был мне другом ― моим братишкой. А теперь всё как-то запуталось, но я, кажется, так и осталась «сестрёнкой»… ― Она замолчала и настороженно уставилась в глаза внимательно слушающему её Жану.
― Нет-нет! Ты только не думай, что я ему взболтну! ― мгновенно догадался он. ― Я, конечно, бываю придурком, но ни за что не подставлю тебя да ещё и так подло.
― Ты всё время заботишься обо мне… Не знаю почему, но это трогательно.
Она робко смяла голубой подол юбки и склонила набок голову; густая чёрная копна каскадом рассыпалась по плечу Пик, а Жан не переставал восхищаться ею: «Нет, и впрямь ведь русалка!»
― Мне нравятся твои волосы, ― позабыв, как дышать, произнёс он. ― И юбка твоя нравится. И блёстки на коже. И то, как ты руку полумесяцем гнёшь, когда машешь издалека. И то, как сонно говоришь. И твоя улыбка ― нравится! И ты. Ты очень мне нравишься…
Жан обомлел и отвернулся. Ему было стыдно, что не вовремя полез со своей влюблённостью, когда ей грустно из-за другого парня. Но и с собой ничего не мог сделать: знал, что, если уж набрался смелости, так лучше говорить сейчас, а не ждать годами удобного случая. Он рассматривал пальцы своих ног, увязшие в песке и сухих сосновых иголках, ожидая насмешливой словесной кары. Но Пик лишь невесомо дотронулась до прядей на его виске и приладила их в сторону уха. Жан вновь обернулся к ней с застывшим внутри зрачков вопросом.
― Ты чего, испугался, что я дразнить тебя стану?
― Ну, обычно ты со мной именно так и общаешься.
― Только не когда в моих руках такая чудовищная власть. Это было бы жестоко. ― Пик снова взглянула в сторону Порко. ― Жаль, что я не влюблена в тебя. Ты хоть и малолетка для меня, но, наверное, взаимность ― это прикольно. Знаешь, когда я поняла, что меня влечёт к Покко, то с маниакальной дотошностью стала анализировать свои чувства. Почему именно он? Почему лучший друг? И мне всё чаще кажется, что это воплощение моих несуразных кошмаров…
― Как-то жутковато звучит.
― Дело в маме. Понимаешь, она растила меня без отца и вечно пыталась контролировать. Но поскольку мама до чёртиков инфантильная, получалось у неё это только до моих тринадцати. Она мечтала слепить из меня своё подобие, потому что никого так не любит, как себя! Вся из себя эдакая леди: идеальные костюмчики и платья, никаких излишеств ― во всём божественный вкус, а на уме одни вечеринки да богатые любовники… У меня отвращение ко всему, чем она дорожит. Мне нравятся простые вещи. И она не преминет случаем сказать, что я одеваюсь или крашусь «как продавщица». Меня растил большой ребёнок. Я, наверное, потому так привязалась к Порко ― он стал для меня подобием родителя, с ним я превращалась в маленькую девочку, которая наконец-то смогла переложить ответственность на кого-то другого. Мамины мужики иногда гадко флиртовали со мной, и я не доверяю противоположному полу. Боюсь узнавать других мужчин. А Порко я знаю. С ним всё просто и понятно… Ты не уснул?
— Нет, я внимательно слушаю. Просто ждал, когда договоришь.
— Занятно.
— Что именно?
— Что слушаешь и не пытаешься при этом перевести разговор о детских травмах на себя. Это очень сложно: каждому в большей степени хочется поделиться собственной болью и в меньшей слушать о чужой.
— Тоже мне, образец джентльмена нашла! — Жан смутился. — Я просто не влюблён в придурка Порко, вот мне и нечего вставить, — отшутился он и надвинул шляпу, пряча раскрасневшееся лицо. — Из твоего рассказа я вновь сделал вывод, который делал уйму раз: родители — наше вечное проклятие. Мне кажется, именно любовь к предкам — чистейшее извращение из всех. Столько нежности и столько непонимания, от которых крыша свистит…
— И это длится с самого
