Сибирский Целитель 4 (СИ) - Меньшенин Алексей

– Прикройте меня, я ещё не закончил. – очередной приказ.

Семь арестантов встают между мной и дверью, закрывая телами обзор камеры. Кормушка с железным лязгом раскрывается.

– Вы чё, совсем берега попутали?! – слышу крик одного из надзирателей. – Быстро разблокировали дверь!

На такое пожелание ещё трое присоединились к стоящим, обойдя аккуратно меня с лежащим пареньком.

– Что хотел, легавый? – с усмешкой в голосе спросил арестант.

– Если с Целителя хоть волосок упадёт, вам всем пиздец. – мощный бас рычит в открытую кормушку.

Опа, очень интересно. Это что за персонаж, который беспокоится о моём здоровье? Последнее время все только и хотят наоборот его забрать.

– Ты кто такой?! – кричу в ответ, мне нужно ещё пару минут для завершения исцеления.

– Майор ФСИН, старший оперуполномоченный Алексеев Константин Алексеевич. А ты кто? Покажись, если не ссышь.

– Мужики, расступитесь. – говорю я. – А ты майор пока дверь не дёргай, так пообщаемся.

Арестанты отходят, освобождая пространство между мной и открытой кормушкой. Кстати в саму кормушку никто из надзирателей головой не залез. В принципе правильно, если камера взбунтовалась и заблокировала подручными средствами двери, то зачем пихать свою голову, по которой может и прилететь.

В полуметре от кормушки приседает сотрудник. Чёрная шевелюра с проседью, массивная голова, одутловатое лицо, искажённое злобой. Быстрый поиск, и его глаза замирают на мне. Я и сам в бешенстве. Очередной оборотень пришёл мной командовать. Добавляю энергию в глаза, заставляя их светиться из-под капюшона:

– Что хотел, болезный?

Картина, что называется маслом. Перед взором взбешённого надзирателя сидит непонятный тип у лежащего на полу бледного арестанта, из-под которого набежала большая лужа крови.

– Ты!.. – бешеные глаза буравят меня. – Ты убил человека!

Ну тут он не совсем прав, подумалось мне. Во-первых, именно этого парня я не убивал, а наоборот. Во-вторых… На моей совести за этот неполный месяц уже многовато смертей. Только землян могу насчитать почти десяток, не говоря об людоедах. Но для меня они не люди были, а звери. Да, я далеко не святой, и буду бить в ответ, несмотря ни на что. У меня своя правда, и если мне досталась сила, с помощью которой можно не только лечить, но и убивать… Главное не перейти свои же собственные ограничения, иначе быстро превращусь в того Колдуна, если не хуже. Хотя мои люди, как и аборигены, стали тем маяком, ориентиром в этом сумасшедшем мире на планете Земля.

– Кхе… Кхе… – закашлялся и пришёл в себя паренёк, открыв глаза. – Спасибо, Целитель.

– Руслан Алексеевич?! – прорычал басом майор.

– Он самый, – щерюсь в ответ, – Так что хотел, Константин Алексеевич?

– Так это… – сбавил обороты майор и недоуменно покачал головой, – Тебя спасать. Ещё и смотрящий Вова с ума сошёл.

– Я уж как-нибудь сам, по-старинке, – последняя волна исцеления на паренька и я с кряхтеним поднимаюсь на ноги. – С Вовой что случилось?

– Да головой поехал. То смеётся, то плачет. Свою жизнь воровскую клянёт, то тебя недобрым словом вспоминает. Ещё в некоторых камерах, в которых ты был с лечением, – с подозрением посмотрел на меня майор, – Есть подобные вспышки.

Во как… Значит активировался мой блок «будь честен». И далеко не каждому он пришёлся по душе, особенно таким, кто выбрал воровской путь по-жизни. А может я не прав с этими блоками? Кто я такой, чтобы влезать в мозг других и давать какие-либо установки? Для перевоспитания таких, или хотя бы удаления на время из нормального общества, как раз и придуманы суды и тюрьмы. Вот и получается что я не лекарь, а калекарь. Без руки прожить можно, а без разума? Это уже не жизнь, а существование. Значит завязываю с блоками, надо только уговорить майора и пройтись по тем камерам, где возникли проблемы. Начать с Вовы и снять блок.

– Мужики, чаем его напоите. – показываю на паренька, – Ещё лучше бы поесть сообразить, а то он много крови потерял.

– С жратвой у нас полная жопа, – мужичок поднёс кружку кипятка к лежащему пареньку, другой сиделец помог приподнять ему голову. – Теперь только баланду ждать обеденную.

– Совсем ничего? – нахмурился я.

– Так мы никамушние все, – пожимает плечами мужик, – Вот поэтому нас в этой камере и собрали.

– Во как… – в задумчивости осматриваю камеру А ведь она реально печальнее некуда. Облезшие стенки, серый потрескавшийся потолок. Смотрю на майора, – Дай мне пять минут на общение, потом с тобой поговорим. Как закончу, я постучу. Если ты действительно хочешь мне помочь.

Несколько секунд майор думает, потом делает шаг к кормушке и захлопывает её.

– Рассказывайте как вы докатились до такой жизни. – присаживаюсь на скамью возле стола…

Не думал, не гадал, а ногами в жир попал. Именно так можно охарактеризовать каждого в этой камере. Оказывается арестанты должны делать ремонт камер за свой счёт! Откуда пошла такая фигня, неизвестно, но факт остаётся фактом. Мужики должны созваниваться с родственниками или друзьями (сразу становится ещё одно обоснование наличие телефонов в камерах), и договариваться с ними, чтобы они купили и привезли строительные материалы в тюрьму. За дополнительную мзду всё это добро заносится по камерам, после чего арестанты своими руками делают ремонт. Некислая такая экономия в итоге, хотя выделяются ежегодно фонды на ремонт. Даже думать не надо, куда уплывают денежки.

Почти все справляются с «поставленной задачей», но бывает и так, что нет у арестанта никакой возможности. Он не только не может получить себе передачу с воли, но и тем более спонсировать вечный тюремный ремонт. Почти во всех камерах есть такие ребята, но оставшиеся сокамерники покрывают из своих средств таких «никамушних». Бывает и исключение, когда арестанты «не вывозят программу» с помощью сокамерникам, тогда вот таких отстреливают в убогие камеры.

По словам мужиков, рядом находятся ещё восемь подобных «накопителей» с трёхъярусными шконками и переполненным населением. Арестантам приходится спать по очереди, мест спальных не хватает. Хотя когда я гулял с лечением по тюрьме, то почти везде были свободные места в камерах…

– Как зовут тебя? – спрашиваю вылеченного парня.

– Семён, – вымученно улыбается он, поддерживаемый двумя мужиками.

– Ты зачем звал меня?

– Так это… – смущается Семён. – Влад кашляет уже неделю, а из лекарств только аспирин и парацетамол дали всего по две таблетки.

– Решил другу помочь? – понятливо киваю я.

– Ну да.

– Мужики! – хлопаю в ладони для привлечения внимания. – Сейчас каждый по очереди подходит ко мне. Чуть позже дойду до котла и заберу оттуда для вас мешок с едой.

На каждого тратил от силы десять секунд, только на троих, включая того самого Влада, ушло по минуте. У этой троицы обнаружилась начальная стадия туберкулёза, пришлось выжигать заразу. Ещё попался один дедок с более глобальными проблемами, тут и возраст и местный климат поспособствовал обострению. На него ушло четыре минуты, зато выглядеть он стал гораздо лучше. А ведь если оставить всё как есть, то большинство арестантов тоже заразятся. От этой мысли во мне ещё больше окрепла правильность решения в переносе начальника с замом и врачом.

– Ты это, Сибирский, – обратился по окончанию лечения один из взрослых арестантов, – Насчёт бывшего смотрящего не парься. Часика через два цынканём шарохе, что у нас арестант с третьего яруса упал и убился.

– Нет, это не дело, – не соглашаюсь я, – Это сделал я, и мне за это отвечать.

– Да ты не парься, – отмахивается рукой ещё один мужик, – Не в первый раз у нас насмерть разбиваются. Отпишемся. Тем более никаких колотых или резаных ран нет.

Дать мужикам себя уговорить? Так есть ещё два связанных утырка, которые вряд ли будут молчать.

– За тех двоих не беспокойся, – как будто прочитал мои мысли первый мужик, – Никуда они с подводной лодки не денутся.

– Не мужики, – не соглашаюсь я. Если хочу, чтобы поступали по-совести другие, то почему сам должен поступать по другому? Чем тогда я буду отличаться от того же начальника с замом. – Я его с собой заберу.