Слабое место (ЛП) - Штайнер Канди

Я не знала, что мы делали, не знала, позволяли ли мы просто фальшивым отношениям между нами медленно угасать, или мы непреднамеренно сеяли семена для нашего фальшивого разрыва. Райли спросила меня о том, что происходит в середине недели, но я просто пожала плечами, сказала ей, что все в порядке, и попыталась скрыть ложь убедительной улыбкой.

Тем временем Шон разрывал мой телефон, отправляя мне сообщения первым делом с утра и до поздней ночи. Он присылал мне смешные мемы, интересные новостные статьи, песни, которые он хотел знать, слышала ли я раньше, и даже фотографии, на которых он запечатлен в разные моменты своего дня. Единственный раз, когда его имени не было на экране моего телефона, это когда он был в классе или на концерте, и я удивлялась тому, как я превратилась из невидимой для него в ощущение, что я была в центре его внимания.

И мне это понравилось.

Мне нравилось, что он думал обо мне, и что он прилагал усилия, чтобы дать мне понять, что это так. Мне нравилось, что он называл меня красивой и каждый божий день говорил “Доброе утро, великолепная”.

И все же что-то было не так, что-то глубоко внутри меня, на что я не могла указать пальцем — во всяком случае, напрямую.

Я была в книжном фанке, не могла прочитать больше одной-двух страниц, прежде чем раздражалась и закрывала книгу, откладывая ее в сторону в попытке попробовать другую. Даже мои проверенные и любимые книги, которые я перечитывала, не помогали, и поэтому я проводила все время, когда не была на занятиях или на стадионе, лежа на кровати и уставившись в потолок.

Я разговаривала со своими сестрами и братьями по групповому видеозвонку, слушая, как они рассказывают мне о своей жизни, в то время как я, как обычно, молчала. Только Лаура однажды спросила меня, как проходит моя работа, и после короткого, но удовлетворительного для них ответа разговор вернулся к текущему бизнесу наших братьев.

В конце концов, наступила пятница, и хотя они не были теми знакомыми, которые я запомнила, когда пыталась выбрать наряд для того вечера, когда Клэй повел меня смотреть, как Шон играет в центре города, у меня все еще были бабочки, когда я надевала свои джоггеры и майку. Я уложила волосы так, чтобы они выглядели так, как будто я не специально, нанесла легкий макияж и накинула огромную толстовку, прежде чем пройти несколько кварталов до дома Шона.

Он жил немного за пределами кампуса, как и я, хотя его здание было более новым, с вестибюлем, в котором круглосуточно дежурил консьерж. Она позвонила Шону, когда я приехала, получив его одобрение, прежде чем впустить меня в ряд лифтов и набрать номер его этажа.

Мой желудок скрутило, когда цифры становились все выше и выше, а затем я вышла в коридор, сразу же увидев Шона, стоящего в его открытом дверном проеме в конце его.

Эти странные бабочки затрепетали при виде него.

Он прислонился к раме, небрежно скрестив руки и лодыжки, наблюдая, как я делаю каждый шаг по направлению к нему. Он не прятал свой пристальный взгляд, когда он путешествовал по мне, и я не могла скрыть румянец, который согрел мои щеки под его непреклонным взглядом.

— Привет, — легко сказал он, когда я была рядом, а затем оттолкнулся от того места, где он стоял, и заключил меня в крепкие объятия.

Это объятие было теплым и уютным, как будто мы знали друг друга много лет, как будто он приветствовал дома давнего друга, по которому ужасно скучал. Он пах какой-то травой, может быть, пачули. Он лениво улыбнулся мне, когда отстранился, его глаза как бы заблестели, когда он протянул руку, чтобы провести меня внутрь.

— Я надеюсь, ты не возражаешь против еды на вынос, — сказал он, закрывая за нами дверь. — Я слишком устал, чтобы что-то готовить.

Я не ответила, в основном потому, что был слишком занята, разинув рот, разглядывая сцену, которая ждала меня внутри. Его темная студия была слабо освещена теплыми свечами, их мерцающее пламя отбрасывало тени на стены и на стол, накрытый в центре комнаты. Он накрыл кофейный столик кремовой шелковой скатертью, дюжину роз прямо в центре и еще несколько свечей. Подушки, наваленные по обе стороны, образовали импровизированные стулья, и он накрыл стол на двоих, с итальянской едой на вынос, которую я узнала, из соседнего ресторана, предлагающего все, от курицы и пасты до баранины и брускетты.

Тихая музыка разливалась по гостиной, джазовая и плавная, и мой взгляд скользнул по сервировке ужина, чтобы охватить минималистичное общежитие в целом. Лицом к окнам стояла клавиатура, рядом с ней стояла его гитара, а на экране был открыт ноутбук с какой-то программой для создания музыки. У него был один маленький диван, обтянутый коричневой кожей, как и ботинки, которые он всегда носил, а пружинный матрас на полу прижимался к угловой стене.

Это была спальня, кухня, гостиная и музыкальная студия в одном лице, и с винилом, играющим на Кросли в углу, и множеством плакатов, висящих на стене, это имело почти гранжевую романтическую привлекательность, как что-то прямо из фильма 90-х.

— Вау, — выдохнула я, впитывая все это.

— Я надеюсь, это не слишком много, — сказал Шон, проводя рукой по своим лохматым волосам. — Я люблю свечи.

— Это прекрасно, — заверила я его, даже несмотря на то, что мой голос застрял в горле. Тогда я последовала его примеру, усевшись на подушки напротив стола, на котором сидел он.

— Вино? — спросил он, наклоняя бутылку к моему бокалу, прежде чем я успела ответить. — Это Москато. На самом деле у меня не развился вкус к чему-то более глубокому.

Я усмехнулась.

— Ну, поскольку тебе девятнадцать, я думаю, я оставлю это без внимания.

— Двадцать, — поправил он, наполнив наши бокалы, затем поднял свой. — За тебя, Джиана, — сказал он, его глаза сверкали в свете свечей. — Под музыку, которая наполняет наши души.

Я улыбнулась, чокнувшись своим бокалом о его, прежде чем сделать глоток. Вино было почти слишком сладким, по вкусу больше напоминающим виноградный сок, чем что-либо, содержащее алкоголь. Но мне нравились пузырьки, танцующие у меня на языке, когда я оглядывалась вокруг.

— Я скучаю по тебе на своих концертах, — сказал Шон, выкладывая пасту песто на свое блюдо, прежде чем передать контейнер мне.

— Я удивлена, что ты вообще понял, что замечал, что я была там.

— Почему это тебя удивляет? — искренне спросил он. — Посмотри на себя.

Я выгнула бровь, глядя вниз на свою неряшливую, просторную толстовку и штаны для бега.

— Да. Настоящий подросток.

Шон рассмеялся.

— Так и есть. И ты уникальна. Ты в некотором смысле выделяешься. Я никогда не видел, чтобы другие девушки были такими.

Что-то в этих словах заставило меня поморщиться, в основном потому, что я абсолютно ненавидела фразу "Ты не такая, как другие девушки". Это вызывало разногласия и больше походило на оскорбление женственности, чем на комплимент мне.

— Ты, казалось, никогда не замечал этого до того концерта в центре города, — прокомментировала я.

— Я замечал это каждый раз.

Его слова прозвучали быстро, и он сделал паузу, когда накладывал куриную котлету.

— Я видел тебя в кафе весь прошлый год, наблюдал, как ты подпевала каждой песне, даже моим оригиналам.

Я покраснела.

— Я наблюдал, как ты пила один и тот же кофе по заказу, что-то вроде большого пенистого эспрессо, — добавил он со смехом. — Каждый вечер, когда я был там. И я всегда задавался вопросом, будешь ли ты постоянно поблизости или подойдешь и поздороваешься, но ты этого так и не сделала.

Я упиралась, не в силах поверить, что он когда-либо обращал на меня внимание, но еще больше в то, что он ждал, когда я сделаю шаг.

— Знаешь, ты мог бы быть тем, кто пришел бы и сломал этот барьер, — сказала я ему.

— Может быть, — согласился он. — Но каждый раз, когда мой сет заканчивался, ты убегала. А когда у меня был перерыв, ты брала свою книгу. — Он встретился со мной взглядом. — Ты знаешь, как это пугающе, подходить к девушке, когда она читает книгу? Это все равно что пытаться погладить кошку по животу. Это может сработать отлично, но более чем вероятно, что вы получите когти в лицо за предположение.