Присягнувшая Черепу - Брайан Стейвли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рук прищурился:
– Если тошнит, перегнись за борт.
Первый и последний раз в жизни я пыталась изобразить гражданскую добродетель.
Чтобы скрыть досаду, я отвернулась. Наш лоцман увел судно в боковую протоку, куда у́же главного русла. И течение здесь было ленивее, и берега сходились, угрожая задушить реку. Маленький лоцман потел, всем телом перегибаясь вперед, чтобы высмотреть подводные камни и банки раньше, чем они уйдут под днище.
– Неужели солдаты не заметили, что ушли с основного русла? – спросила я. – И что берега неуютно близко?
– А ты бы заметила? – спросил Рук.
Я снова повернулась к нему лицом. Разговор становился напряженным, однако он не скалил зубы, не рычал, не орал. И руки все так же держал за спиной и не изменился в лице. Хотя мне эта неподвижность была знакома. Если Рук замер, значит сдерживается, остерегаясь дать волю насилию.
Мне нравилась такая ярость. Я придвинулась ближе к нему, и не только для удобства разговора.
– Понятно, я бы заметила. Канал Гока Ми сто шагов в ширину. И тянется точно с востока на запад. А тут… – я обвела рукой подступающие камыши, – ничего похожего.
– Ты здесь выросла, – покачал головой Рук. – А те солдаты вряд ли отличили бы камышовую змею от камня. Доверились лоцману и рулевому.
– Пожалуй, это хороший урок не всякому доверять.
– Сказала женщина, требующая, чтобы я ей доверился.
– Я говорю «не всякому», а не «никому».
– А ты, конечно, не из всяких?
– По-моему, я заслужила малость доверия.
Мне приятно было вернуться к словесному поединку. Обмен выпадами и уколами волновал почти как настоящий бой, хоть и без кулаков и без крови. Я переступила ногами, словно снова стояла на ринге, и под предлогом покачнувшейся палубы приблизилась на шаг к нему. Рук не отодвинулся, но я уловила перемену позы: как он развернулся в поясе мне навстречу, как разжал сцепленные за спиной руки и свесил их по бокам. На миг мы представились мне плясунами, осваивающими новый танец. Но, конечно же, это был не танец.
Танцы не для меня – они для женщин, которым знаком сердечный трепет, для умеющих любить и принимать любовь. Танцуют рыбаки, танцуют пахари. Иной и самого простого дела не знает, а гляди-ка, пляшет! Иная и телом своим не владеет, спотыкается на каждом шагу, а умудряется вложить в неуклюжие коленца живое чувство, понятное даже мне.
А вот мне были по силам самые сложные па – Рашшамбар учит не только убивать, – но танцевать я никогда не любила. Никогда не видела смысла. Я танцевала и чувствовала, как деревенеет тело, ленясь выделывать никому не нужные трюки, – не то что на охоте или в бою. Конечно, танец – еще не любовь, но, кажется, он не давался мне по той же причине – чего-то во мне для него недоставало. Любовь, по словам Элы, – это работа тела, а я начинала понимать свое тело только тогда, когда от него требовалось рисковать.
– Весла в воду! – приказал лоцман, махнув гребцам.
В ста шагах впереди протока круто заворачивала, скрываясь из виду. Как только замерли весла, настала противоестественная тишина. С правого берега пискнула синешейка и сразу замолкла. Небо, налитое жарким послеполуденным светом, нависло над головами. Зеленые рубашки у нас за спинами тихо, беспокойно переговаривались, проверяли оружие. Я оглянулась. Следующих за нами лодок не было видно – они, согласно приказу Рука, остались за поворотом, выжидая, захлопнется ли ловушка.
Я, привычно готовясь к бою, тихонько коснулась пальцем пристегнутых к бедрам ножей. Пусть я не умею танцевать, но сейчас и не время для танцев. Ленивый ветерок, долетевший с севера, принес густой сладковатый запах падали. Где-то недалеко были трупы, уже разлагающиеся на тропической жаре. Я ощутила в воздухе тихое, неумолимое величие моего бога, и сердце распахнулось ему навстречу, часто и ровно забилось.
В этот миг любовь ничего не значила. Можно было не корить себя за бесчувствие. За поворотом ждала смерть, ужасавшая сидевших у меня за спиной. Я же с облегчением, с чистой, как алый цвет, жаждой стремилась к ее простоте и ясности.
12
Может, вам случалось оказаться во дворце или в доме после окончания большого праздника. Гости разошлись, веселье кончилось, музыка смолкла, но еще видны следы вчерашней радости: бокалы с недопитым вином, догоревшие фонари, шаль на спинке стула ждет возвращения хозяйки… Там, где несколько часов назад кипела жизнь, у пустоты появляется особый печальный привкус. Тот же привкус встретил нас на палубе барки.
Конечно, широкое плоскодонное судно совсем не походило на дворец, и вместо бокалов и шалей нам достались мечи, кровавые потроха, груды кишащей мухами мертвечины, но чувство было такое же: конец веселью. Мы очутились в пространстве, где произошло нечто исключительное, где люди выложили себя целиком и уже не вернутся. Пиршество во славу Ананшаэля завершилось. Остались одни объедки.
Кто-то из зеленых рубашек травил за борт. Другой тихо плакал, уставившись на тела, и даже не утирал слез. Эти люди, в отличие от моих сестер и братьев, не привыкли видеть следы нашего бога. Я постаралась изобразить на лице приличествующую кеттрал суровую жалость с легчайшей примесью ярости. Трудно сказать, насколько мне это удалось, да и значения не имело, потому что Рук отвернулся от меня, чтобы встряхнуть своих перепуганных солдат.
– Трук! – гаркнул он. – По дюжине человек на каждый борт, наблюдать за берегами. Ха, найди мне лоцмана и рулевого, но тела не сдвигай. Мах, остальных разбей по четверо. Прежде всего пусть ищут выживших. У каждого проверять пульс, каким бы мертвым бедняга ни выглядел. Если остались живые, они нам расскажут… ВОК ТАН!
Названный стражник – зеленый, как его рубашка, – обернулся, взглянул круглыми стеклянными глазами. Он успел наполовину вытянуть меч.
– Клинок в ножны, – спокойно приказал Рук. – Следующий, кого увижу с обнаженным оружием, будет добираться обратно вплавь.
– Но ведь… – Не найдя слов, молодой солдат указал ему на заваленную трупами палубу.
Рук шагнул к юноше, потрепал по плечу:
– Их уже нет. Те, кто это сделал, ушли. Оставь меч и берись за работу.
Он повернулся ко мне не раньше, чем зеленые рубашки разошлись по палубе.
– Все эти разговоры про ловушку, – заметила я. – Удивляюсь, что ты не приказал мечи наголо.
– Они не кеттрал, – тихо ответил Рук, качая головой.
– Тем больше причин быть наготове.
– Оружие наголо – это не «наготове». Они так дергаются, что скорее своего проткнут мечом, чем врага,
