У обелиска (сборник) - Наталья Болдырева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да при чем тут это?! Боже ж ты мой! К тебе он придет, не ко мне. Он «Серую слизь» исследует. Надеется, что ты ему хоть что-нибудь расскажешь.
– Я не могу, – отступила Зойка. – Мне нельзя. Это он с бумагой от Румянова прийти должен.
– Есть бумага, – обиженно всхлипнула Нона. – Я его на ужин позвала, постеснялась в столовую вместе идти, а он… подсуетился, съездил к твоему майору, все бумаги подписал за пару часов. Видимо, уж очень интересна ему «слизь».
Зойка обняла сестру, не позволяя вырваться и снова приняться за ненужную уборку.
– Ты ему интереснее.
Нона шмыгнула носом совсем по-девичьи.
– Я же видела, как он говорил с тобой, как смотрел. Не в «слизи» тут дело, не в магии и не в математике. И хватит салфетки трепать. Если с бумагой – расскажу все, что требуется, а потом просто забудем про это и чаю выпьем.
– Прости, – неожиданно горько прошептала Нона. – Прости, что я его позвала. Тебе переживать опять… те дни… то, что там было. Не хочешь – можешь не говорить с ним. Если будет надоедать расспросами, я его выставлю.
Зойка только рассмеялась и тотчас помрачнела, невольно задумавшись, что рассказать магу о «слизи». Ведь не нужны ему страшные Зойкины воспоминания – нечего и тревожить их. Можно рассказать, как кровь из почвы выступает, и не говорить о том, как от вида «Кровавой реки» бывалым магам нутро выворачивало. Можно описать, как закипает «слизь», и не вспоминать лейтенанта Швырина, который наступил на кочку – галифе в сапоге поправить, а серое закипело у него под ногами, и лейтенанта потом в ведро лопатой собрали, – едва половина получилась, вместе с обрывками кителя и лохмотьями от сапог. Можно начертить формулы воздействий, пассивизирующих эту дрянь, и не вспоминать, как у магов волдыри на руках вспухают с голубиное яйцо, а потом прорываются сизым гноем и сукровицей. Рассказать, как в отчетах пишут, – и ученому полезно, и вспоминать не больно.
Подошла Оля с грифельной досочкой, написала: «Я ему покажу». Потянулась пальцами к голове матери.
– Вот еще, – прошептала Зойка. – А если у него сердце не выдержит такое смотреть воочию? Нона, этот твой товарищ Крапкин, он служил?
– Недолго, пару месяцев. Получил тяжелую маготравму и был комиссован.
Оля пожала плечами: мол, чем не выход?!
Зойка задумалась. Очень хотелось согласиться. Как было бы проще – транслирует Оля в голову магу информацию из своей и материнской памяти, и не придется вспоминать. Уж выдержит как-нибудь теоретик, если хоть немного видел войну.
Стук в дверь был таким робким, что, не жди они его, не услышали бы. Леонид Яковлевич долго извинялся в коридоре за свое вторжение, заставив Нону несколько раз повторить, что он желанный гость и ни в коем случае их не стесняет. Зойка не хотела вмешиваться, но, слыша, как маг и математик соревнуются у порога в скромности и галантности, высунулась из двери и весело крикнула:
– Леонид Яковлевич! Вы как раз вовремя! Заходите скорее. Чайник закипел!
Маг вынул из-за спины какой-то сверточек и вручил Ноне, запустив звездочку под потолок в коридоре, чтобы было светлее, разулся и смешно, держа ботинки в руке, запрыгал по половицам в носках к двери комнаты.
Нона с криком: «Тапки, тапки!» – бросилась за ним.
Нянька, онемевшая от ужаса перед «живым ученым магом», замерла у стола в позе судорожного гостеприимства. Только Ольга не испугалась нисколько. Она и Румянова не боялась – лишь опасалась слегка, что тот может навредить матери. За себя девочка была совершенно спокойна. Она запустила рядом с маговой звездочкой свою и хлопнула в ладоши, заставив оба огонька рассыпаться серебристой пылью.
– Ты, верно, Оля? – спросил маг ласково. Протянул девочке свернутую ленту. – У меня для тебя подарок есть.
Оля с улыбкой приняла подарок. Потянулась пальцами ко лбу мага.
– Подожди, родная, – остановила ее Зойка, перехватив руку дочери. – Давай сперва чаю. – И продолжила, обращаясь к Крапкину: – Нона вашу просьбу передала. Вот Оля и хотела в ответ на ваш подарок свой сделать – передать память о том, что вас интересует…
Крапкин просиял, словно Оля обещала ему исполнить самую заветную мечту.
– …но уж раз гостем пришли, то, как говорится, отсиживайте. Сперва по чашечке…
– А может, и по рюмочке! Вечер добрый! – раздалось из дверей. Крапкин и Нона вздрогнули, Нянька охнула, а Оля радостно взвизгнула и бросилась на шею нежданному гостю. Рыбнев вошел, отрекомендовался магу, протянул Зойке букет лохматых астр, в котором торчало несколько золотых шаров. Преподнес, беспрестанно балагуря, старшим дамам свертки, в которых оказались чудесные платки. Один, с золотистыми ирисами точь-в-точь под цвет Зойкиных волос, достался Няньке. Та, не приметив этого очевидного сходства, кинулась к зеркалу примерять обновку. Нона, напротив, бросив быстрый взгляд на тотчас сникшего мага, отложила подарок, лишь мельком заглянув в сверток. Повела всех к столу.
Зойка стояла, не выпуская из рук астры. Они пахли так, что щипало в носу от сладости.
– А как вы нас отыскали? – спросила она тихо, прячась за цветами.
– Так вы же сами мне адрес обещали. Разве не Оля писала? – обезоруживающе улыбнулся Константин и протянул обрывок, на котором круглым неровным почерком были выведены адрес и имя «Зоя Волкова».
– Да уж, на мой почерк не похоже, – усмехнулась в ответ Зойка и тайком бросила на дочь испепеляющий взгляд. Оля только отмахнулась, продолжая виться вокруг гостя.
Если Леонид Яковлевич и надеялся провести вечер иначе, то ничем не выдал разочарования. Нежданный гость, Константин, фронтовой знакомый Зойки и Оли, словно заполнил собой всю комнату – смеялся так, что невольно срывался с губ ответный смешок, наливал всем чай, словно век сидел за этим столом, а глаза его, сияя невыносимой синевой, казалось, замечали все.
– …помните, Зоя Васильевна, верно ведь? Что от военмага остается, если его фриц убьет?
– Боевой дух, – словно нехотя ответила Зойка, смущаясь веселости гостя.
– А у нас в полку, – попытался в тон Константину рассказать Крапкин, – как новобранцы прибывали в магическую часть, так полковник всех строил в шеренгу. Сам идет и нарочно срамотищу всякую думает, ждет, кто проколется, – искал телепатов. Всем ведь юнцам на передовую охота, в бой – а телепат нужнее в другом месте – на дознании, еще где… – Маг смешался, не зная, как рассказать красиво.
– А вы где служили, Леонид Яковлевич?
Под лучистым взглядом Кости Крапкин понемногу оттаял, рассказывал, посмеиваясь над собой, о тех днях, что провел на фронте до ранения. Рыбнев подбадривал, примешивая к рассказу мага байки и фронтовые анекдоты, то и дело спрашивая прощения за излишнюю соль в шутке у женщин и Оли. Все хохотали до боли в животе и обижаться даже не думали.
– Хорошо у вас, но мне пора. Скоро поезд мой, поеду отчет держать, что вас к нам не заманил, только чайник кипятка извел, – насмешливо проговорил Рыбнев. – Зато с вами как хорошо свиделись. Проводите меня, Зоя Васильевна, а то заблужусь, да и останусь.
Зойка и ее гость вышли в коридор.
– И я, пожалуй, пойду, – принялся откланиваться Крапкин. Оля подошла к нему, коснулась рукой лба, подержала так с полминуты.
Ноне показалось, что времени прошло не больше мгновения, но за окном внезапно стемнело. Чай, только что бывший горячим, совсем остыл. Оля сидела на стуле, грустно опустив голову, и читала учебник. У окна стоял, ссутулившись, маг. В комнате чувствовался едва уловимый кислый запах, словно тошнило кого-то. Блестел свежевымытый пол.
– Вы простите меня, Нона Васильевна. Вы… спасибо вам. Тебе, Оля, спасибо. Видишь, вот… слаб я оказался для такого подарка. Да, пора мне… Вы… простите меня. – Леонид Яковлевич, бледный как мел, медленно, словно с трудом переставляя ноги, отошел от окна и побрел к двери.
Нона хотела проводить его, но Оля сделала знак: не надо.
Казалось, будто свинцовая тяжесть опустилась на плечи, придавила к полу.
– Вот и разошлись все, – зевая, сонно пробормотала Нянька. – Хорошие какие мужчины. Что бы им на вас с Зойкой не жениться. Давайте завтра все приберем. Уж больно устали.
Она, медленно раздевшись, забралась под одеяло и тотчас заснула.
Нона судорожно зевнула, чувствуя, что и сама едва держится на ногах.
– Мать-то где? – спросила она у сидевшей под лампой Оли. – Возвращалась?
Оля отрицательно покачала головой, смешно сморщила нос, подмигнув. Нона не стала думать, что бы это значило, – умылась, с трудом одолевая сон, и забралась в постель.
– Какая вы мирная в этом платье, Зоя. – Константин шел медленно, и Зойке приходилось замедлять шаг, подстраиваясь под него.
– Скажете тоже, – отмахнулась она, достала папиросу. Рыбнев поспешно подал огня, закурил сам. Они присели в сквере на скамью, глядя на проспект, неторопливо погружающийся в сумрак.