Твоя половина мира - Евгений Прошкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Урны поблизости не оказалось, и Тиль выплюнул жвачку на пол.
«Хаммер» уже стоял напротив отеля. Максимов несколько раз порывался сходить за водкой, но Альберт ему не позволил, вернее, просто не дал денег. Сергей сидел злой и потерянный.
– Выпьешь, – пообещал Тиль. – Переоденешься и выпьешь.
– Давно пора, – буркнул он.
Альберт притормозил возле небольшого магазина, и Максимов заканителился с дверью.
– Тряпки можно доверить мне, – произнесла Элен.
Вернулась она быстро. На ходу отбросив окурок, Элен забралась в салон и передала Сергею три пакета: два больших пластиковых и один поменьше, бумажный.
Машина тронулась, и Максимов начал выкладывать вещи. На заднем сидении появилась бежевая хлопковая рубашка, легкая куртка с синими лисами на спине, прошитые серебряной нитью джинсы и короткие сапоги из светлой замши.
– Напяливай, чего сидишь? – сказал Тиль.
– Что, прямо здесь?!
– Сестра зажмурится, если ты больной.
– Вот еще! – заявила Элен. – Сам он не больно-то жмурился.
Все, кроме Максимова, захохотали. Сергей уже собрался обидеться, но заглянул в бумажный пакет и сразу оттаял.
– Карточкой своей платила? – осведомился Тиль.
– Какой ты у-умны-ый… – Элен согнула ИД-карту пополам и бросила ее в пепельницу. – Все не так страшно. И броневичок вы зря отогнали. Слышишь, Альберт? Я бы на нем покаталась еще…
– Что за броневичок?
– «Лексус» мой.
Альберт недоуменно хмыкнул.
– Может, охрана твоя? – нахмурилась Элен.
– Я без охраны приехал.
– На стоянке «Лексуса» не было, – подтвердил Тиль.
– Я-то в полной уверенности, что это секьюрити Альберта, по его распоряжению… Так. Возвращаемся!
– Куда? Не дури, Леночка.
– Сперли, – равнодушно констатировал Максимов.
– Это все транки твои! – раздраженно произнесла Элен. – Сами себя не помним! – Она выгребла из кармана горсть подушечек и швырнула их в Тиля. – На! Жуй! Тупей!
– Я уже перестал, – холодно ответил он. – А ты – еще раньше меня.
– Жалко-то как… Машина почти новая была. Ну… ну и ч-черт с ней!
Сергей, тяжело кряхтя, стянул с себя старые вещи, пахучие и какие-то сырые. Надеть новые у него получилось гораздо быстрее.
– О! – Он привстал и посмотрелся в зеркало. – Эстрадный деятель!
– Звезда, – фыркнула Элен.
Максимов зашуршал бумажным пакетом и трижды глотнул из горлышка.
– Может, и не звезда, конечно, – изрек он. – Во, забыл сказать…
– Что еще?
– Спасибо, сестрица.
– Ага. Это тебе за Сибирь.
– За Сибирь я уже расплатился, – сообщил Тиль.
– Тогда за Аляску.
– Ха-ха… – проронил Максимов и, снова хлебнув из бутылки, уставился в окно. – А куда едем-то?
– В надежное место, – ответил Альберт.
– Нельзя ли подробней?
– Нормально, Серж, – сказал Тиль, – я уже чую.
Он действительно чувствовал – весь маршрут до самого конца. Советник Президента вез их в одну из пустующих резиденций, хотя, как подумалось Тилю, «резиденция» должна быть у резидента, а у Президента – «президенция», что ли…
Последняя доза дипэкзедрина, толком не включившись, начала отпускать, и Тиль с каждой секундой видел все дальше.
Этот особняк Президент отдал Альберту навсегда, то есть до следующих выборов. Охрана, как и положено на режимном объекте, бдела круглые сутки, но – не перетруждаясь. Поскольку было ясно, что сам Хрыч здесь уже не появится, телохранители в резиденции «Битца» жили на правах не то сторожей, не то дворецких. Сюда отправляли тех, кому на пенсию было рано, на службу – поздно, а на повышение – не за что. Так они и жили, расслабленные и бесправные. Если у Альберта заканчивалось пиво, секьюрити ездили «в город», к ближайшему гипермаркету. Если Альберт вдруг срывался в Кремль, охранники выпивали пиво сами. Ни вреда, ни пользы: дядьки с хорошей выучкой и с хорошим оружием, бессильным против Демона…
«Соскучился?»
– Что?.. – Тиль рывком обернулся к Максимову, но тот продолжал пялиться на прохожих.
«Ты часто обо мне думаешь, – раздалось в мозгу. – Не скрою, это приятно».
«Что тебе надо?» – мысленно отозвался Тиль.
«Ничего».
«Что тебе от нас надо?!»
«Не нервничай, я вас не трогаю. Я просто существую, и все».
«А как же Крафт?.. А Патрик?! Патрик Штальманн…»
«Стечение обстоятельств. С кем не бывает?»
Тилю почудилось, что голос усмехнулся, – или это сам Тиль усмехнулся за него, наделяя бесплотное живыми чертами и пытаясь в них что-то угадать…
Демон умолк. Иеремия Люгер, щенок из захолустного Торонто, взбаламутил его – так, ради забавы, – и пропал. Теперь, когда Тиль узнал, сколько Демону лет, он начал кое-что понимать. Многое в поведении Люгера объяснялось возрастом – обычным позерством, пошлой тягой к самоутверждению… Кроме того, Тиль был уверен, что Демон не отступился, а лишь изменил тактику. Люгер продолжал их всех к чему-то вести, но – тоньше, незаметнее. Сопротивляться стало невозможно, поскольку никто не представлял, чему именно следует сопротивляться.
Господи, откуда у него такой дар?! За что ему?.. Девятнадцать лет!.. Как ты допустил это, Господи? А если он будет развиваться? Если через год он станет еще сильнее? А через десять – еще?.. Человек не имеет права обладать такой властью. Это слишком много – для одного человека. Это жутко. Это просто неправильно.
Я убью его, решил Тиль.
Он вытащил из кармана трескучую упаковку и, повертев ее в руках, спрятал обратно: без транквилизаторов было плохо, но и с ними – нехорошо.
– Тили… – Элен тревожно посмотрела ему в лицо. – Что-то случилось?
– Нет. Я просто представил, как к нам относятся обычные люди. Не те, кто в нас верят или не верят, а те, кто знают, что мы существуем. Они должны нас бояться. Должны ненавидеть.
– И еще завидовать, – сказала она.
– И поэтому Компании никто не остановит, – поддержал Альберт. – Никто не хочет их останавливать, никто и не будет. Это же мечта! Таблетка счастья… Съел и увидел: через полчаса сломаешь ногу. И никуда не пошел, и ничего не сломал. Нельзя убедить людей, что это вредно, что в итоге они больше проиграют, чем выиграют, ведь они же… Секунду!
Он нацепил на ухо изогнутый усик и проворковал в микрофон:
– Здравствуйте, Клаус Герхардович. Ну да, ну да, вы ведь сами… Да, Клаус Герхардович, непременно!
Максимов затаил дыхание: Альберт беседовал с самим Президентом – слегка угодливо, слегка развязно. Открытого панибратства он себе не позволял, но имя-отчество выговаривал не старательно, проглатывая столько, что «Клаус Герхардович» превращался в какого-то «Клас-Герыча».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});