Запах искусственной свежести (сборник) - Алексей Козлачков

Мы были только рады, прошли еще немного в сторону Старого рынка, забрели в один из традиционных кельнских кабачков напротив ратуши и забились там в самый дальний угол. Иначе невозможно было разговаривать от шума. Но в пятницу в центре везде так.

– Так вот, – продолжил рассказчик, когда кельнер принес нам по пиву. – Этим же вечером я вздумал купить Насте подарок на деньги, заработанные обманом доверчивых женщин. Угодить ей было трудно. Она, как я уже говорил, обладала весьма изысканным вкусом, испорченным изучением всевозможных художеств в университете. Настя не только не скрывала свой отъявленный снобизм, но и даже демонстрировала его с некоторым вызовом.

Однако уж я знал, что ей подарить, и сразу направился в один из дорогих московских магазинов в центре, куда обычно и носа не казал. Но однажды все же был такой редкий случай. Мы с Настей оказались там вместе с ее лучшей университетской подругой, тоже искусствоведкой, вышедшей замуж за банкира. Они пригласили нас познакомиться. Там я и увидел то, что намеревался нынче купить. Эта встреча с ее подругой и мужем-банкиром оказалась весьма памятной.

Магазин располагался как раз напротив того самого банка, известного в свое время, где муж подруги и работал, банкиром, разумеется. Так что подруга решила в тот день показать нам сразу нового мужа, банк, собственные наряды и украшения. Тогда я не понял, что мероприятие было тонко срежиссировано.

Нам назначено было встретиться на улице, у входа в этот магазин, в чем, по сути, необходимости не имелось. Можно было бы встретиться сразу в кафе. Сделано это было лишь затем, чтобы мы имели честь посмотреть прибытие банкирской парочки на отличной иностранной машине, которых в то время еще не встречалось в Москве в таком изобилии, как нынче.

Сначала подружка дружелюбно помахала нам ручкой через стекло автомобиля. Этот жест сопровождался коротким гудком, чтоб мы не оставили его без внимания. Мы все увидели и дали ответную отмашку в знак того, что «Мерседес» замечен.

Потом уже нам была продемонстрирована хорошо отработанная парковка на платной стоянке с небрежной выдачей охраннику денег. За сим последовал выход из машины самой банкирши. Она поставила на асфальт ножку в изящной туфельке на высоком каблуке и выдержала секундную паузу. Затем дамочка пошевелила плечами, показательно поправила прическу и поиграла каким-то замысловатым длинным шарфом, намотанным на шею.

Я был человеком не завистливым и не кичливым. Да и нечем мне было хвастаться как тогда, так и сейчас. Поэтому я наблюдал за всем этим с интересом скорее профессиональным, журналистским, и довольно быстро понял, что эта сцена играется. Данное представление устроено специально для нас. Занимало меня только одно – были ли предварительные репетиции?

А вот Настя заметно напряглась на моем локте. Хотя она тоже, как мне всегда казалось, не была завистливой и к подобным инсценировкам должна была бы относиться с иронией. Но Настя все же как-то заметно сжалась от напряжения. Она ведь тоже все, конечно, сразу поняла.

Банкир был и мелок и плюгав, но, впрочем, не безобразен, а даже по-своему приятен. Его наряд, может, и не выглядел особенно изящно. Но всем и каждому с первого взгляда было ясно, что он дорогой и иностранный. Русские ведь стиля не понимают, еще и теперь одеваются методом «вон с того манекена».

Что уж говорить про банкиршу, которая была одета еще и с достаточным изяществом и вкусом, который теперь мог быть оценен. Она была далеко не так хороша и привлекательна, как моя Настя, но ухожена, конечно, – куда там!

Они завели нас в бар в этом пассаже. Там все сверкало, подавляло шиком и дороговизной. Попадая в подобные места в ту пору, а зачастую и теперь, я всегда чувствую полную неуместность собственного присутствия здесь. Мне кажется, что я, пожалуй, ошибся дверью. Я должен был заходить в другую, в подвальную, десятью метрами дальше. Словом, с одного взгляда на физиономию бармена, в глазах которого отражалась люстра, не уступающая той, что висела во Дворце съездов, мне все стало ясно. Ежели мы закажем больше, чем по чашке кофе, то я просто не расплачусь за это пиршество.

Банкир чутко заметил мое смущение и поспешил сказать, что они собираются нас угостить. Ну, еще бы! За тем они и приехали. Если придираться, то даже это можно было бы счесть за попытку уязвить нас. Но, повторяю, я не склонен к мелочным обидам и подозрениям, а достоинство свое хоть и ценю, но больше тем, что не ищу расположения сильных мира сего и не обижаюсь на каждый небрежный взгляд.

Мне сразу стало ясно, что самому банкиру в этой пиесе отведено место крепостного актера, играющего богатого и славного Кочубея. Он был пленником каких-то комплексов своей жены, которую, очевидно, любил. А вот у нее, наверное, были какие-то еще университетские счеты с моей любимой. Я заметил также, что ему понравилась моя Настя. Она держалась с необыкновенным достоинством и любезностью, не показывала, что чувствует себя задетой. Было видно, ему сейчас тоже весьма неуютно.

Мы сели за столик.

«Что ж, – подумал я, – пусть продемонстрируют все то, за чем приехали. Даже любопытно».

– Коньячку? – спросил банкир.

– Почему бы и нет, – сказал я.

Он заказал нам кофе и коньяку. Потом мы обменялись с ним шутками по поводу выпивки и последующей езды на машине. Он сказал, что одна рюмка не повредит в любом случае, а если будет больше, то его отвезет шофер. Да и ехать-то никуда не надо – банк под боком.

А вот женщины наши затеяли нешуточное сражение чуть ли не с первых слов. Было ясно, что университетская подружка Насти пришла на бой кровавый. Пока наши трупы не эвакуируют с поля боя, она отсюда не уйдет. Уж и не знаю, чем так задела ее моя Настя во время совместной учебы. Я немного беспокоился за нее. С другой стороны, мне все это представлялось такой ерундой, что я воспринял происходящее как-то излишне благодушно.

Настина подружка с первых минут общения держалась с аффектацией, немного сверх меры ломаясь. Так мне показалось. Впрочем, я не знал ее обычной манеры. Искусствоведки – они ведь все непростые.

Она рассказывала о неделе, проведенной в Париже, о Лувре. О двух неделях на Лазурном берегу, о купальниках, шезлонгах, прислуге в гостиницах и об экзотической еде в разных ресторанах. Мол, анчоусы там были очень хороши.

Тогда это звучало вовсе не так обыденно, как теперь. Допустим, она рассказала бы, что они летали в космос на пару недель. Это произвело бы на нас, советских граждан, привыкших к космическим перелетам и даже слегка замордованных ими, меньшее впечатление, чем повествование о Париже, Лувре и анчоусах. Добавить нам со своей стороны к этому рассказу было абсолютно нечего. Даже спрашивать ни о чем почему-то не хотелось.

Я заметил, что банкиру становилось все неуютней. Он ерзал на стуле и заказал еще по коньяку, даже не спросив меня.

После рассказа о фешенебельном отпуске подружка спросила нас с этакой небрежной интонацией светской дамы:

– А вы куда собираетесь ехать в свой отпуск? – При этом она нагло смотрела то на меня, то на Настю.

А мы, вообще-то, никуда не собирались. Еще дожить бы до этого отпуска! У нас даже и дачи не было – ни у ее родителей, ни у моих. Так что об отпуске мы просто старались совсем не думать. Настанет время – что-нибудь решим.

– А мы по приглашению принцессы Дианы и принца Чарльза едем в Африку на сафари. Там будут представители еще нескольких королевских домов Европы, – нашлась Настя.

– Ах, – произнесла подружка, сопроводив это кукольным движением головы, не решив еще точно, смеяться ли шутке или продолжать провоцировать Настю. – Ну ла-адно, тогда передайте принцессе приветик от нас с Бо-орей, – сказала она, томно растягивая слова.

Первым не выдержал кривлянья банкир. Он встал и отвалил в туалет.

Потом Настя сказала подчеркнуто ласковым голосом:

– Ты знаешь, милая, нынче к нам обещала зайти Женина мама, и, как всегда, без ключей. Так что нам пора. Прости ради бога, передай привет своему Борису и извинись за нас. Он у тебя очень-очень милый и… платежеспособный. Женя, расплатись, я тебя подожду там, у выхода. – Настя встала.

Последнее распоряжение она отдала явно погорячившись, хорошо не подумав. Я тоже не ожидал такого оборота, но достал бумажник и стал в нем ковыряться, хотя и прекрасно знал, что ничего существенного там найти было физически невозможно.

Банкирша смотрела на всю эту сцену с презрительным торжеством и молчала. Она явно добилась своего.

Дамочка выдержала паузу, вдоволь насладилась победой и сказала:

– Да ладно, оставьте. Боря же сказал, что мы угощаем.

– Велено расплатиться, – ответил я как можно более бесстрастно и положил на стол сторублевую купюру – все, что было в кошельке, остальное – мелочь на проезд. На покупку продуктов нам уже придется сегодня занимать.

Настя ожидала меня у выхода из пассажа, грустным рассеянным взглядом скользя по какой-то витрине.