Скупые звездыКонстантинМзареулов - Константин Мзареулов

Сегодня он принялся штудировать «Гениальность злодейства» Редля и Корна. Это были сравнительные жизнеописания великих деятелей прошлого: диктаторов, ученых, путешественников, попытка разобраться в психологии гениев прошлого. Некоторые из них оставили подробные мемуары, о других можно узнать лишь из воспоминаний современников. Особый упор соавторы делали на политиков XX–XXIII веков и на судьбу Гастона Кордини, который возглавлял человечество в страшные и великие десятилетия, вместившие межпланетную гражданскую войну и начало межзвездных полетов. У гениев, доказывала книга, формируется иной, парадоксальный взгляд на все проблемы, одной лишь интуицией они разгадывали самые сложные загадки. И вместе с тем у них были совсем другие помыслы, в чем-то выше обычных человеческих и совершенно непонятные.

Так в чем же секрет гениальности? Книга не давала ответа. Редль и Корн говорили в предисловии, что намерены провести такой же анализ по судьбам гениев и величайших злодеев других Старших рас.

Не без труда осилив главу, в которой соавторы выполнили филигранное сопоставление Колумба, Галилея, Наполеона, Вагнера, Эйнштейна и Кордини, ошеломленный Корунд выключил изображение. Голова слегка опухла, мысли разбегались, нервная система возбужденно пульсировала, выплескивая в кровь адреналин в букете с другими гормонами.

Машинально запустив подборку любимых песен, Эдуард закрыл глаза. Как обычно, под хорошую музыку мозг начинал работать гораздо лучше.

«Литература прошлых веков приучила нас к догме о Старших братьях по разуму. Встретив среди звезд Высших, мы ждали, что носители Всемогущества осыпят нас благодеяниями. Однако звезды оказались скупыми по части бескорыстных подарков. Звезды ничего нам сами не дадут. Даже отнять у них — непосильная задача. Как и мы, Высшие далеки от альтруизма. А почему, собственно говоря, мы недовольны? В этом отношении Высшие мало чем отличаются от нас.

А если мы хоть в чем-то похожи, то похожими должны быть и цели — пусть в несравнимых масштабах. Младшие хотят сравняться с нами, мы пытаемся стать вровень с Высшими, а Высшие… они стремятся к Истинному Всемогуществу, которым обладают вроде бы гипотетические суперы. Прогресс — это гонка, в которой погибают отстающие, но и вырвавшиеся вперед рискуют нарваться на экзекуцию…»

Несложные умозаключения убедили его, что налицо полная аналогия. «Более сильная цивилизация диктует слабейшим свои условия, не слишком заботясь объяснить причины этих требований. Объяснения, наверное, не нужны — все равно Младшие расы неспособны понять Старших, как Старшие не понимают Высших. В свою очередь Младшие без энтузиазма соглашаются соблюдать запреты, но продолжают выпрашивать немножко сверх уже дарованного. Кроме того, мы хотим обмануть Высших, пытаемся проникнуть в их тайны. Наверное, и Младшие так же надеются перехитрить Старших…»

Он почувствовал, что приближается к догадке, и насторожился, стараясь четко сформулировать ускользающую мысль.

«Но если возможны такие аналогии, то и Высшие относятся к Старшим примерно так же, как Старшие — к Младшим, — размышлял Эдуард. — Мы жалуемся на скупость звезд, хотя получили кое-какие полезные знания. Высшие тоже ограничивают информационно-технологическую поддержку и препятствуют нашему прогрессу, потому что… Точно так же и теолийцы жалуются на скупость Большого Квартета. Высшие отвечают нам примерно так же. Может, они не слишком лицемерят? Как мы объясняем такие же свои действия? Младшие все равно не поймут, наверняка станут использовать подарки в злых целях, причинят ущерб и себе, и нам…» Они дают нам меньше, чем мы даем Младшим, но и разрыв между нашими культурами куда страшнее, чем между землянами и теолийцами.

С этим было понятно: Высшие не издеваются над нами, подобно пресыщенному скучающему божеству. Их действия вполне логичны, как логично наше собственное отношение к другим цивилизациям.

Музыка ненавязчиво настраивала разум на поиски новых логических связей. Мысли прекратили сумбурную пляску, включаясь в творческий процесс.

«Мы считаем Высших полубогами, демонами, чьи помыслы непостижимы. Но ведь и в нашей истории были такие люди, которых современники не понимали, считая безумцами. Тайный смысл их поступков и стремлений, их гениальность и ошибки становятся понятны лишь впоследствии, через века, и потомки называют этих людей пророками…»

Итак, психологически среднестатистический Высший может быть похож на земных гениев, которые стремились расширить горизонты, добиться недостижимого, познать неведомое. Чего добивались эти люди, к чему пытались вести остальных? Можно ли найти что-нибудь общее в судьбах и стремлениях Юлия Цезаря, Ньютона, Наполеона Бонапарта? Корунд знал ответ:

«Они ясно видели возвышенную цель, недоступную остальным современникам, они понимали сложные закономерности. И они считали своим долгом шагнуть за грань возможного, совершить великие деяния во благо своего народа, подарить человечеству новые возможности, прославить в веках собственное имя».

Нужное слово всплыло из закоулков памяти: мессианство. Не боги, но мессии, ведущие цивилизацию к неясной, но заманчиво-прекрасной мечте. Вожди и пророки, не желавшие считаться с желаниями окружающих. Вот только земные пророки не всегда выбирали верную цель… может, и Высшие способны ошибаться?

С такой яростью он работал, пожалуй, лишь над некоторыми главами «Планеты изгнания». Несколько часов подряд Эдуард набирал, диктовал и правил текст, шлифовал формулировки, подкрепляя свои тезисы примерами из истории разных миров.

Когда он — измотанный, но счастливый — убрал клавиатуру, сразу три главы будущей книги приняли законченный вид. Приподнятое настроение слегка портила лишь досадная мелочь: Эдуард понимал, что может не вернуться из этого рейда, и тогда его догадки пропадут, никто никогда не узнает о последних его выводах. Поднявшись в рубку, Корунд выяснил, что корабль давно покинул территориальное пространство человечества, равно как и зону надежной связи с Джуманджи.

Он воспользовался последним шансом: отослал архивированную рукопись университетскому дружку Вальтеру Ришару, который работал в команде самого Бернарда Корна. До Валинора тоже было далековато, но сохранялся малюсенький шанс, что адресат получит файл.

Людям, которых природа обделила крепкими нервами, долгое одиночество резко противопоказано. Когда не с кем поговорить, а ты понимаешь, что лишь тонкая обшивка и парадоксальная квазисубстанция силового щита отделяют жилой отсек от абсолютно враждебной среды гиперпространства, — тут недалеко до спонтанного срыва в истерику. Очень многие не выдерживали таких испытаний, буянили, спивались, обжирались антидепрессантами, ломились в люки внешнего корпуса.

Если даже Корунд и страдал какой-нибудь умственной хворью, то психопатом не был наверняка. Первую ночь он спокойно проспал, следующий день бесцельно валялся на койке, смотрел фильмы и записи веселых концертов, изредка заглядывая в рубку, чтобы проконтролировать течение полета.

Хотя свободного времени хватало с избытком, Эдуарду совершенно не хотелось продолжить работу над рукописью. К этой книге, которая даже не имела пока названия, он возвращался нечасто. Особенно сейчас, без постоянных споров и дружеского соперничества с Геллой. В тех яростных мозговых штурмах рождались оригинальные мысли, но про Геллу пора забыть…

Прихватив очередную коробку походного пайка, Корунд поплелся в рубку. Прикосновение к сенсору на упаковке — и содержимое разогрелось до кондиции. Сегодняшний ужин оказался рыбным: жареное филе, гарнир из морской капусты, пирожок с креветками, крабовый салат.

Меланхолично заправляясь дарами океанов, Эдуард просматривал лоцию. Сведения об этом секторе пространства были весьма скудные, либо добыты средствами инструментального наблюдения, либо получены от дорогих братишек по Большому Квартету, то есть вовсе ненадежные. Небольшой участок прямо по курсу был назван потенциально опасным, а это могло означать все что угодно. Корунд машинально переключил локаторы в режим «дальний взгляд» — глубокое проникновение при низком разрешении.

Так и есть — тот самый случай, когда лучше бы ошибиться. Пятимерная пространственно-временная трасса корабля пересекала район запредельных деформаций гиперпространства. Громко и грязно выругавшись, Эдуард запил соком последний кусок остывшего пирожка, продолжая неприязненно разглядывать голограмму с угрожающими завитушками силовых линий.

По-хорошему в таких случаях полагалось срочно вернуться в унылую банальность трехмерного космоса, заново рассчитать курс и обогнуть опасное место на почтительном удалении. Очень крутые навигаторы могли бы скорректировать тензор перемещения, не покидая гипера. Оба варианта годились для больших звездолетов с мощными двигателями и опытными штурманами, поэтому Корунд не рассматривал эти возможности всерьез. Любой маневр, который он сумел бы выполнить, приводил к гигантскому крюку и лишним суткам путешествия.