Чайки за кормой (сборник) - Сергей Шапурко

Гипотеза была, мягко говоря, жиденькая, но горожане с удовольствием в нее поверили, поскольку любили дельфинов и свой родной город.

– А вы, молодой человек, почему государственное имущество расхищаете? – выпалил, словно из ружья, директор музея.

Он подхватил под локоть Монделя и, сладко прищурившись, повел рассказ о важнейшей исторической роли бинокля, находящегося в настоящий момент в руках Харитона. Уже по ходу повествования новая идея сдвинула брови Абрамяна.

– И когда рядом с адмиралом Нельсоном разорвалось ядро, его правая рука ослабела, и бинокль упал за борт судна. И только через сто пятьдесят лет наши аквалангисты-любители смогли достать сей ценнейший исторический предмет в районе городского пляжа.

Мондель вынужденно слушал, не имея возможности вырвать локоть из цепких пальцев увлекшегося старика. Он даже слегка покачивал головою в знак согласия, хотя и видел собственными глазами выбитые на бинокле цифры – «1940».

Безжалостный, как партизан Брянских лесов, Иван Махмудович еще полчаса тиранил независимого кандидата своими историческими изысками.

– Не любите вы свою страну! – неожиданно сказал Мондель.

– Это почему еще?! – изумленно промолвил директор музея.

– Кто открыл Америку?

– Колумб, кто же еще!

– А Антарктиду кто открыл?

– Атлантиду?

– Антарктиду! Не знаете! Беллинсгаузен! Наш, между прочим, с вами соотечественник! – победно прокричал Харитон.

Пальцы Абрамяна ослабли, и Мондель выдернул локоть. Пока историк не опомнился, он выбежал на улицу и проследовал к дому, находящемуся рядом с гостиницей.

Заняв позицию на чердаке, Мондель приступил к наблюдению.

За несколько ближайших часов Харитон узнал немало необычного из личной жизни главного акционера порта, что само по себе было способно принести неплохой доход. Но независимый кандидат был нравственно брезглив – шантаж не был морально чистым занятием, и он его отвергал.

Помимо шашней Олега Евгеньевича, он также увидел весьма забавный эпизод. Хозяин порта нашел время и для игры в напольный вариант гольфа. Чего-либо еще существеннее высмотреть не удалось.

«И этого вполне достаточно», – подумал Мондель, спустившись с чердака и стряхнув с себя паутину.

Вернув героический бинокль, он зашел в кафе и заказал себе зеленый чай.

– Что-нибудь еще? – спросил молодой вертлявый официант.

– Учебник начинающего гольфиста, если можно, – сказал Мондель.

– А вы это в меню увидели? – удивился официант.

– На столбе прочитал. Шутка! Чай неси!

Теплый вечер захватил город, который, собственно говоря, не особо этому сопротивлялся. По набережной прохаживались влюбленные и пенсионеры. На другой стороне бухты к причалу наглым образом приставал теплоход. Море было идеально гладким, словно выглаженное утюгом.

Презентация была в полном разгаре, когда к входу в ресторан «Прибой» подошел Мондель.

– Вход только по пригласительным, – остановил его охранник.

– У жены. Она – в машине. Сейчас принесет, – твердым голосом сказал Харитон и проследовал внутрь ресторана.

Охранник, мысленно анализируя услышанную им логическую цепочку и пытаясь понять ее смысл, самоустранился и не стал препятствовать проходу независимого кандидата.

Найти Олега Евгеньевича не составило труда – он стоял в центре зала, а вокруг него, как вокруг Новогодней елки, крутился разношерстный народ.

Мондель с ходу врезался в толпу и, заняв позицию недалеко от требуемого объекта, стал громко втолковывать незнакомому ему долговязому человеку:

– И вижу я, что айрон номер пять не подходит, достаю из бэга сэндведж. Грин мне хорошо виден, хотя и далековато до него. Ну, ничего. Кэдди мне говорит, что не стоит прямым. Маршал косится – пора, мол, бить. Я не спешу. И тут, когда у всех уже нервы на пределе, я произвожу слайс. Мяч взмывает ввысь и чуть не сбивает ворону. Летел он бесконечно долго. Как минимум, всем так показалось. Вот он падает на грин. Катится, катится… Прямо к лунке! Катится…

Олег Евгеньевич резко развернулся к Монделю, и независимый кандидат увидел, что тот сильно пьян.

– Ну?! – громко спросил главный акционер.

– Попал!

– Ай, молодец! В каком клубе состоишь?

– «Московские жуки», – не моргнув глазом ответил Харитон.

– Не слышал о таком, вроде… А сам кто?

– Карасевич. Баллотируюсь на пост главы города.

– Москвы?

– Нет, что вы! Волнограда.

– А на кой он тебе?!

– Хотелось бы послужить на благо, так сказать… В связи с этим у меня к вам небольшой разговор.

– Ну, пойдем за стол сядем. Ты пушем или пулом чаще бьешь?

Ближе к концу вечера бодрый, как электрический скат, Мондель покинул ресторан и упал на заднее сидение припаркованного у входа такси. Он хлопнул водителя по плечу и радостно крикнул:

– Получилось!

Таксист радости не разделил, поскольку его смена только началась, и спросил:

– Везти куда?

– Туда! – ответил Харитон и неопределенно махнул рукой.

Автомобиль тронулся. Мондель открыл окно и подставил разгоряченное лицо прохладному ветерку. Над ним раскинулось черное похоронное небо, которое исподволь заставляло думать о вечном.

«Мир такой, каким мы его делаем», – пронеслось в мозгу независимого кандидата.

Глава 10

Олегу Евгеньевичу с утра было очень стыдно. На свою беду он обладал отличной памятью и даже после серьезных пьянок, которые случались у него периодически, он все отчетливо помнил.

С отвращением бреясь, он вспоминал, как вчера в ресторане, будучи в скотском состоянии, взял стойку микрофона с эстрады и, используя ее как клюшку, пытался забивать пепельницы в открытую дверь, ведущую на кухню.

Когда очередная пепельница попадала в кого-то из официантов, он громко кричал: «Плюс 2! Запишите в журнал – это рекорд!»

Никто не решался как-то пресечь безобразия главного акционера, и он полностью отдался не реализованным, видимо, когда-то забавам.

Составив вместе несколько столов, он вскарабкался на них и закричал:

– Подавайте сухогруз к третьему причалу! Где буксиры? Где лоцман?

Ближайшему окружению пришлось изображать из себя буксиры. Сухогруз же был составлен из нескольких человек, согнувшихся и взявших под мышки головы друг друга, как при игре «в слона».

– Где лоцман?! – орал хозяин порта, – Судно может разбиться о скалы! Подать береговые концы! Где лоцман?!

Пришлось срочно ехать в капитанию порта и везти в ресторан дежурного лоцмана, которому был обещан тройной гонорар.

С помощью ошалевшего от необычных обстоятельств лоцмана «судно» было успешно «пришвартовано» к столикам, и Олег Евгеньевич на время успокоился. Как оказалось, совсем ненадолго.

Ему неожиданно показалось, что на него вот-вот должно состояться покушение.

– Вызовите ОМОН! – ревел он, – На гражданских надежды мало.

Пришлось ехать за ОМОНом. Кое-как объяснив крепким парням, что от них требуется, и пообещав премиальные за неспецифический характер работы, помощники на своих автомобилях привезли милицейский спецназ в ресторан.

Но Олег Евгеньевич уже успел поменять внутренние ориентиры. Завидев серьезно экипированных и вооруженных людей, он крикнул: «Внимание! Опасность!» и стал швырять в милиционеров столовую посуду и стулья.

ОМОНовцы, несмотря на предварительную договоренность, не сдержались и взяли в плен буяна. Поскольку времена были не военные, то Олег Евгеньевич не попадал под Женевскую конвенцию, регламентирующую гуманное отношение к военнопленным. Поэтому, когда его удалось выкупить, у него были великолепные лиловые синяки под обоими глазами. Это были не те синяки, которые появляются в детских драках, а настоящие, заслуженные. Такими награждают в отделениях милиции vip-посетителей. Разбитые губы и множественные ссадины по всему телу дополняли картину.

Спецназ уехал, вполне удовлетворенный и работой, и премиальными, а главный портовик все не унимался. Он стал кататься по перилам лестницы до тех пор, пока не сшиб уборщицу. Потом он громко клялся раздать все свое состояние эфиопским детям и слезно просил научить его ездить на велосипеде.

Выпив еще водки прямо из бутылки, Олег Евгеньевич, будто что-то вспомнив, бросился на балкон и оттуда стал рассказывать ночному городу всю таблицу умножения. Причем, ни разу не ошибся.

Затем он собрал весь свой народ и потребовал, чтобы ему срочно нашли девственницу.

– Мне она нужна не для жертвоприношений, – загадочно прошептал он, подмигивая кому-то вдалеке.

У помощников и прихлебателей ближе к полуночи закончилось терпение, и они стали вести себя с дебоширом без должного почтения.

Когда Олег Евгеньевич задумал играть в казаков-разбойников и стал метаться по залу, крича: «Всех перережу!», его поймали и связали полотенцами, которые с удовольствием предоставили официанты.

Хозяин порта стал требовать адвоката. Но его отнесли в автомобиль и повезли в гостиницу.