Симона Байлз. Смелость взлететь. Тело в движении, жизнь в равновесии - Симона Байлз

Марта была с ней согласна.

– Оценка этого не показывает, – подмигнула она мне, – но мы-то знаем!

Тем не менее моя недостаточно высокая оценка позволила российской гимнастке Алие Мустафиной выйти на первое место. Ни разу с моей первой победы на Чемпионате мира в 2013 ни одна гимнастка не опережала меня в абсолютном первенстве. Все, казалось, были шокированы таким поворотом событий, но я не удивилась. Алия – высококлассная спортсменка, и она боролась с Мэдди Кошан за титул чемпионки на брусьях на последнем Чемпионате мира. В тот вечер Алия выступила великолепно, и это принесло ей высокую оценку. Я сделала глубокий вдох и напомнила себе, что еще остаются бревно и вольные, а базовая стоимость этих моих упражнений выше, чем у всех остальных, причем следующей за мной идет Эли. Конечно, высокая базовая стоимость ничего не означает, если ты выполняешь элементы неверно. Каждый из них должен быть идеальным.

На бревно я выходила первой. Когда чисто сделала два с половиной оборота в первой проходке, я поняла, что у меня получается. Я плавно связывала элементы, не задерживаясь между ними. Я чувствовала себя уверенно, особенно после того, как увидела широкую улыбку на лице Марты, стоявшей возле помоста. Ладно, остается соскок, подумала я, ставя ногу на отметку, которую заранее сделала на бревне мелом, – буква «S», чтобы не ошибиться, где начинать мой последний прыжок в два оборота – самый сложный соскок в мире. Крутясь в воздухе, я уже знала, что приземлюсь идеально – бам-м-м!

Зал взорвался аплодисментами, когда я выпятила грудь и высоко подняла вверх руки. Облегчение волной пробежало по моему телу, как бывает всегда, когда я заканчиваю выступление на бревне. Я спрыгнула с мата прямо в объятия Эйми. Я старалась не волноваться, дожидаясь оценку. Я знала, что сделала все, что могла, и теперь слово за судьями. Внезапно зал снова зааплодировал. Я подняла глаза и увидела вердикт: 15.433. Я снова лидировала.

Теперь оставались только вольные упражнения – в них я чувствовала себя максимально уверенно. Мне всегда нравилось взлетать над ареной. Но как бы легко они мне не давались, это были Олимпийские игры, и я не могла ничего принимать как должное. Что если я споткнусь на разбеге или допущу еще какую-нибудь дурацкую оплошность? Что если слишком сильно оттолкнусь и выйду за край ковра? Эти мысли пролетали у меня в голове, когда я выходила на помост. Я выступала последней, и мне требовалось всего 13.833, чтобы победить. Я могла упасть – даже два раза – и все равно получить такую оценку, но мне хотелось справиться на отлично. Я собиралась привезти домой золото и не хотела, чтобы кто-то мог усомниться в том, что я его заслужила. Мне надо было выйти и доказать всем, что я этого достойна. И я доказала. Когда музыка самбы зазвучала над ареной, толпа начала аплодировать ей в такт. Заряженная на победу, я прыгала и крутилась в воздухе, обводя взглядом зал на 360 градусов с высоты своего полета. Когда приземлилась на ковер после финальной диагонали, я чувствовала себя самой счастливой спортсменкой в Рио. А когда появилась моя оценка, она оказалась самой высокой в соревнованиях – 15.933. Я сделала это! Золото!

Эли шла сразу за мной и получила серебро, Алие Мустафиной досталась бронза. Эли, Эйми и я обнимались в восторге, и слезы радости брызгали у нас из глаз. Эли подтолкнула меня к помосту:

– Иди! – сказала она. – Иди туда!

Словно в тумане, я вернулась на ковер и помахала аплодирующей толпе. Но мне казалось несправедливым стоять там без Эли, поэтому я помахала ей, приглашая подняться за мной. Мы прошли всю Олимпиаду вместе и теперь взялись за руки и подняли их в победном салюте перед всем залом.

– Мы с тобой практически сестры, – сказала мне Эли тем вечером. – Этот момент останется с нами навсегда.

Уже позднее я узнала, что, когда наши оценки появились на табло, телекамеры нацелились на моих маму и сестру на трибунах, которые рыдали в голос. Операторы сняли, как мой отец обнял маму, поцеловал ее в губы и склонился головой к ее голове. Но камерам не было видно, что за стеклами очков глаза моего отца тоже блестели от слез.

* * *

Каждый день наших соревнований в Рио был похож на другие. Наша команда практически не допускала ошибок. А когда все выступления были закончены и состоялся финал в отдельных видах, я получила еще две золотых медали за прыжок и вольные упражнения и бронзу на бревне. Лори, моя соседка по комнате, получила на бревне серебро, и я очень ей гордилась. Эли получила серебро за вольные упражнения, Мэдди – серебро за брусья, и в результате наша команда привезла домой больше всего медалей за всю историю американской спортивной гимнастики. Победа в опорном прыжке значила для меня особенно много. Я никогда не получала золото за прыжок на чемпионатах мира – до этого момента. Спустя некоторое время я узнала, что вошла в историю, став первой американкой, завоевавшей золото в этом виде на Олимпиаде.

Мое выступление на бревне в финале было неидеальным: я покачнулась при перевороте вперед и, чтобы не упасть, уцепилась за бревно обеими руками. В результате мне снизили оценку на целый балл. Я была уверена, что не могу претендовать на медаль, но оказалось, что остальные элементы в сочетании с высоким уровнем сложности вывели меня на третье место. Большинство комментаторов считали, что я очень расстроюсь, но на самом деле я была в восторге. Конечно, мне бы хотелось выступить идеально, но кто может, едва не упав с бревна, получить на Олимпиаде медаль? Это большая редкость. Стоя рядом с Лори и золотой медалисткой Санне Веверс из Нидерландов на пьедестале, я улыбалась во весь рот, словно завоевала золото.

В последний день соревнований, когда я выступала в финале в вольных упражнениях, трибуны подбадривали и поддерживали меня. Царило настоящее безумие. Я была благодарна каждому зрителю за то, как они поддерживали гимнасток на всем протяжении Олимпийских игр.

Бразильцы действительно оказались лучшей публикой за всю нашу карьеру, и их энтузиазм означал для нас особенно много с учетом того, что мы выступали не дома, но чувствовали себя так, будто мы – их команда. Отчасти еще и поэтому я испытывала грусть, когда сходила с ковра после вольных упражнений. Когда диктор назвал мое имя и