Новичок в XIX веке. Снова в полиции! - Михаил Леккор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И когда Николай Павлович начал ему вручать первый орден, Константин Николаевич, вместо того, чтобы благодарить, робко возразил, что это не его орден. Мол, его хотели, и без того не по правилам, представлять к ордену святого Владимира 2 ступени. А тут 1 степень! Ошибка случалась, ваше императорское величество.
— Я могу допускать такие ошибки? — снисходительно-сердито спросил император.
Князь Долгорукий, поимая, что он, кажется, на сей раз попался со своей проницательностью, молча отрицательно покачал головой.
За его спиной публика зашумела, понимая, что происходит нечто невероятное. Какой-то московский коллежский асессор, пусть и князь Долгорукий, но сущая чиновничья мелюзга, награждается, как вельможный сановник высших чинов!
— Папа решил наградить вас за успешный результат в деле о драгоценностях и поднял степень ордена, — пояснила Мария.
— Ага, — понял, наконец, Константин Николаевич, — ваше императорское величество, я счастлив от такого решения!
Николай Павлович сердито кивнул головой. Князь, конечно, блестящий сыщик, но не надо злить своего императора. Это чревато крахом всей карьеры!
Впрочем, злобные слова вдобавок к ордену он добавить не успел. Мария смогла сказать, застенчиво улыбаясь:
— Я тоже хотела вас поблагодарить, вот!
Она подала ему изящный перстень с большим бриллиантом.
Князь знал, что такого рода награды в XIX веке были популярны. И от императора, и от членов его семьи, и от некоторых августейших персон. Даже официально в характеристики писали, например, что такой-то имярек награжден орденом Святослава I степени, перстнем от императрицы, золотым браслетом с драгоценностями от герцога Лейхтенберского.
Так что и он уже получил две награды — орден от императора Николая Павловича и перстень от его дочери его императорского высочества Марии Николаевны. От Маши!
Он благодарно и очень влюблено поцеловал великой княжне руку. И так чувственно, что Мария вздохнула и слегка покраснела.
Николай Павлович это заметил и предостерегающе посмотрел на нее. Не здесь же, среди такого количества поданных!
Впрочем, Мария уже демонстративно отвлеклась от князя, а сам Константин Николаевич собирался отойти от вельможной пары.
Впрочем, было уже поздно, судя по взбешенному виду императора Николая I.
— Князь, — громко и немного яростно, — за ваше служебное рвение, я вам, можно сказать, дарю чин коллежского советника, через ранг, цените это! И, кроме этого, как и обещал, награждаю еще орденом святого князя Александра Невского, который дают только генералам, хоть штатским, хоть военным.
А теперь, — еще громче заорал он, — вон из Зимнего дворца, по крайней мере, пока я остыну!
Он сердито мазанул по фигуре князю Долгорукому, этому паяцу и, гм, талантливому следователю от Бога. Уже остывая, он, тем не менее, неумолимо жестко добавил дочери:
— А вы, Мария Николаевна, идите в свою комнату под домашний арест, раз не можете вести себя, как благородная девушка из императорской семьи Романовых.
В кои-то времена, они молча разошлись, на удивлении самого императора. Княз, разумеется, и раньше подчинялся, но, происходя из строптивого рода рюроковичей, обязательно бы что-то сказал, хоть негромко, но обязательно слышно. А уж родимая и любимая дочь, естественно, могла бы и сказать наперекор, и на зло не сделать требуемое. А тут такие паиньки…
Не известно, как Мария Николаевна, а вот княжеский попаданец Константин Николаевич вернулся на квартиру одновременно злым и печальным. Его, князя Долгорукого, из рода древних Рюриковичей, прогнали, как надоедливого щенка! Хм, пусть и при этом наградив двумя высокими орденами, соответствующими генеральскому чину. Да и сам чин значительно вырос. Еще по Указу Петра Великого он должен был из коллежского асессора перейти в надворные советники. А стал, благодаря Николаю Павловичу, сразу коллежский советник, что означало уже шестой классный чин!
Тут и не обозлишься даже на августейшего отца его Марьюшки. Жаль только, не будут они вместе ни-ког-да! И ничего здесь уже не сделаешь. Осталось только молча печалиться!
Бросив в руки слуги форменное пальто, в чем был — в вицмундире пока еще коллежского асессора (хотя теперь он уже коллежский советник! Ну и, хрен с ним!). С двумя орденами весьма высокого статуса — Владимира I степени и Александра Невского на постели он выглядел весьма импозантно. Только, разумеется, не для официозного извещения.
А у него и так от чувственного волнения и от перепада эмоций начала болеть голова. Или, может, это поздний рецидив уже не ощущаемого больше похмелья. А ведь, между прочим, у него полным-полно всяких важных дел. К счастью, есть еще слуга Гриша, на которого можно сбросить часть забот. Он ведь не важно, ответственный или нет, преданный или отважный за барина. Крепостной он слуга и точка и по законодательной базе существующего государства это почти что отдельно существующая часть его благородного дворянского организма. Ну почти так. Как тогда говорили в крепостническую эпоху, говорящее орудие труда.
Впрочем, Константин Николаевич был к своему слуге добр и снисходителен. Лишь бы ответственно подходил к своим обязанностям и выполнял поручения барина. Не такие уж, между прочим, большие и частые.
— Гриша, друг мой, — попросил он слабеющим голосом. Хотел было попросить купить уже на сегодняшний вечерний поезд, но пришлось отвлечься на текущую подлянку — голова снова продолжала болеть и как бы не сильнее. А при, в общем-то, почти полном отсутствии лекарств оставалась вышибать клин клином. То есть, ликвидировать клин клином.
— Сходи в местный трактир за вином, голова болит, нее могу, — попросил он ожидающего слугу, понимая, что от тамошний бормотухи как бы не было хуже. Ведь все спиртное — от изысканных французских вин до простонародного местного винного напитка готовили здесь же и с соответствующим качеством.
Гриша думал так же, поскольку не только видел больше, как готовят так называемое вино, но и пробовал. С его точки зрения, разница была только в цене, но не на вкусе или качестве. И он предложил иной вариант:
— Ваше сиятельство, у хозяйки местной, Елены Федоровны, есть хорошая смородиновая настойка. Сам пробовал, — признался он, — служанка Марфа тайком угостила.
Константин Николаевич с еле сдержанным стоном повернул голову и посмотрел на Гришу. Слуга был сыт, очень доволен. Казалось, он даже лучился от счастья.
«Вот ведь сукин сын, наверняка у него с Марфой шуры — муры. И никаких нервов. И кто из нас дурак? — с досадой подумал попаданец, — вот что, значит, правильно поставленные цели!»
