Странность - Нейтан Баллингруд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутренние стены были сделаны из дерева, теперь высохшего и растрескавшегося. По окружности кабины тянулись медные перила. На карнизе над иллюминатором когда-то висели занавески, задернув которые можно было насладиться иллюзией того, что находишься дома. Они давно уже сгнили, и их черные лохмотья болтались по обе стороны от иллюминатора. У стены покоился сломанный книжный шкаф, его содержимое – работы по астронавигации, геологии, сельскому хозяйству, биографии и дневники знаменитых первопроходцев, а также множество популярных романов – в основном было погребено под песком. Осколки фарфора, должно быть, остались от чайного или обеденного сервиза. На одной из стен висела звездная карта, а рядом с ней – портрет красивой дамы. По всей кабине валялись бумаги и карты, в основном разорванные и истоптанные тяжелыми ногами астронавта. Пока Джо и Салли осматривались, я наклонилась и подобрала один листок. Похоже, это была часть грузового манифеста: столько-то фунтов соленой свинины, столько-то банок консервированных помидоров, столько-то галлонов воды.
Усталость грозила одолеть меня. За день произошло слишком многое: я не могла со всем этим совладать. Мама была где-то рядом: обещанная, но пока что не отданная мне. Ватсон остался снаружи: предположительно в безопасности, но окруженный врагами и одинокий. Вход в пещеру охраняли боевые Автоматы, стремившиеся проникнуть внутрь; некоторые из них чудовищным образом срастили себя с человеческими телами. Труп Пибоди обходил свой зловещий сад. Сам Марс оказался живым.
А еще был Сайлас: человек, которого я шла убивать, добровольно стал моим союзником.
Мне нужен был сон.
Но перед этим пришлось потрудиться, приготовиться к отбытию. Мы постарались сделать кабину пригодной для короткого перелета до Дигтауна, в первую очередь сосредоточившись на том, чтобы вернуть систему теплоснабжения в рабочее состояние. Пибоди (не настоящий Пибоди, напомнила я себе: это был оживший «Фонарщик»; подобно тем боевым Автоматам снаружи, он использовал труп Пибоди как своего рода марионетку), судя по всему, посвящал значительную часть своих трудов самосохранению; он снял с корабля все пробитые или сломанные детали и приспособил их для поддержания целостности кабины, в которой, как утверждал Сайлас, обитало его истинное сознание. Я с опасливым интересом поглядывала на панель с цилиндрами, похожую на ту, что я видела на «Эвридике», и управлявшую энергосистемой корабля. Там жило сознание Пибоди: разум как чудо или же как болезнь.
В какой-то момент Сайлас оставил нас одних и вернулся минут через двадцать. С собой у него была маленькая холщовая сумка, которую он раскрыл передо мной.
– Я не знал, который из них тебе нужен, – сказал он. – Поэтому принес их все.
В сумке лежало четыре цилиндра; я узнала в них те, которые Сайлас забрал из нашей закусочной. С громко бьющимся сердцем я осторожно достала тот, на котором была мамина запись. Как и все остальные, он был расколот. Тусклый металл, измазанный маслом, перепачканный песком. Уродливый, неизящный, совершенно обыденный. Непохожий на Грааль или сокровище Опара.
Но это был ее цилиндр, и он вернулся ко мне.
После всего, что случилось, мне оказалось достаточно попросить, чтобы получить его.
– Где ты их нашел?
– Они были посажены в саду. Я вытащил их, пока Пибоди загружал в трюм другие. Он об этом не знает. И узнавать ему не обязательно.
Это был тихий и значимый момент. Джо и Салли смотрели на меня, и Джо казался довольным. Сайлас присел рядом со мной, сильный и уверенный. Он спокойно, без колебаний и жалоб, исполнил мою просьбу, вручил мне то, в чем я нуждалась, укрепил фундамент жизни, которая казалась мне рухнувшей. Я крепко сжала цилиндр, представляя себе, какое лицо будет у папы, когда я его ему верну. Я помнила, что причиной всех моих бед тоже был Сайлас – я не настолько утратила способность мыслить здраво, – но с тех пор случилось так много плохого, что эта победа казалась мне абсолютной.
– Спасибо, – сказала я.
– Не за что, малышка. – Он дружески пихнул меня в плечо. – Ну ладно. Вернемся к делу.
Пока мы работали, Пибоди время от времени входил в кабину и каждый раз приносил с собой накрытый поднос с цилиндрами. Он молча миновал нас и убирал их в шкаф с несколькими полками. Этот шкаф был слишком мал, чтобы вместить весь его сад. Я поинтересовалась, что будет с остальными цилиндрами.
– Из-за этих боевых Автоматов нам придется улететь чуть раньше, чем мы планировали, – ответил Сайлас. – Мы собирались вставить те цилиндры, которые не сможем взять, в Автоматы наподобие твоего Ватсона. А раз у нас не выйдет это сделать, мы просто оставим их здесь. Мы соединяем их проводами в надежде, что растущие сущности смогут общаться друг с другом. А может быть, сольются воедино. Кто знает? В любом случае, мы им просто помогаем. Они сделают то, что захотят сделать. Это ведь они – настоящие марсиане. Не мы.
– А почему не мы? – спросила я. В Нью-Галвестоне все так старались поскорее начать считать себя марсианами – особенно после наступления Тишины, – что иной взгляд казался почти ересью.
– Потому что мы – болезнь. Мы не должны были сюда прилетать.
Джо фыркнул.
– Что, ты думаешь, это неправда? Куда бы мы ни пришли, мы только губим. Мы забираем, забираем и забираем, и не оставляем после себя ничего. Только посмотри на эти боевые Автоматы снаружи; вот какими нас знает Марс. Убийцами. Разрушителями.
Я вспомнила, как назвал нас тот боевой Автомат. «Дрянь».
– Здесь есть и хорошее, – сказала Салли.
– Например?
– Племена.
Это застало меня врасплох.
– В смысле индейские племена?
– Да. За Броулис-Кроссингом, который ты, должно быть, считала самым дальним человеческим аванпостом, живут народы чероки и лакота.
– Что?
– Не слышала о них, верно? Хоть Нью-Галвестон и стал первой официальной колонией, люди летали с Земли на Марс и обратно больше шестидесяти лет. Ты правда думаешь, что вы – это все, что здесь есть?
То же самое говорила в школе Бренда. Я и на секунду
