Сказки Бернамского леса (СИ) - Ершова Алёна

— Добрый? — насмешливый голос показался знакомым, но Грэгор оказался сильно взволнован, что б вспоминать, где мог его слышать. Злая шутка над калечной ведьмой, теперь отдавалась гулкими ударами сердца. Казалось, что оно не бьется более, а отсчитывает мгновения своей никчемной жизни.

На утро тело Грэга нашел пастушек, перегонявший овец через мелководье реки. Струхнул не на шутку и бросился звать деревенских. Весть разлетелась быстрее пожара. Со всех концов, словно грозовые тучи, стал стягиваться народ. На высокой ноте выла жена старосты.

— Да не топчите вы, вон пошли! — гаркнул один из сельчан. Перевернул тело мальчишки, отметил отсутствие раны или следа от удавки. Снял с пояса кошель и высыпал на ладонь его содержимое. Трут, кресало, камень с дырочкой, серебряная монета и крепкий науз, завязанный на черной шерстяной нитке. Селянин выпрямился, осмотрелся. Увидел валяющийся неподалеку башмак. Не глуп был селянин. Сопоставил и невесть откуда взятую деньгу, и разбойников, что вчера привел юнец и ссору с ведьмой на ярмарке. Заметил он и шнурок дурного цвета, и следы глупого мальчишки у дома ведьмы. Не увидел лишь рунного знака на предплечье. А если бы и увидел, то не понял, что именно она силой своей принесла мальчишке смерть.

С ведьмой церемониться не стали. Был бы дом деревянным, подперли бы поленом дверь и подожгли. А так затрещал крепкий засов, хрустнули доски и до смерти напуганную Корвин выволокли во двор. Сорвали чепец, привязали к лошадиному хвосту, да протащили так до самого центра деревни, где стоял дом старосты. Убитый горем отец, даже не пытался изобразить видимость суда. Лишь рукой махнул, дозволяя перекинуть веревку, через толстую ветку дуба.

Корвин оцепенела от страха. Кровь, смешанная с грязью, текла по лицу. Запястья, перетянутые веревками, онемели. Кажется, она кричала, плакала, пыталась объяснить, что ничего не сделала, но ее не собирались слушать.

«Кам! Кам помоги мне! Да сделай же что-нибудь!»

Но с сидой творилось что-то неладное. Помимо своего собственного страха Корвин явственно ощущала панику Кам.

«Руки. Мои руки! Их нет, их снова нет! Я не могу колдовать без рук.»

Истерика сиды захлестывала, словно волны утопающего в бушующем море.

«Руки — это мелочи! — Мысленно взревела Корвин, — мы скоро лишимся головы!»

Увы все попытки растормошить сиду, разбивались о глухое, каменное отчаяние.

Корвин растерялась, она так привыкла полагаться на Кам, что теперь оказалась совершенно беспомощной.

Грубая веревка легла на шею. Корвин закрыла глаза, мысленно прощаясь с отцом. Глупо так вышло, неправильно. Застрявшие слезы сковали горло холодным обручем. Воспоминания последних месяцев хлынули как весеннее половодье на реке. Чего она добилась? Красивого тела? Но сейчас лицо ее разбито, а все тело покрыто синяками. Правильной речи? Зачем она, если в нужную минуту язык похож на дохлую рыбу. Магии? Тут и вовсе не смешно. Все колдовство происходило от сиды. Та прорастала в нее, сливалась с сознанием, заменяла деревенскую девчонку.

И от понимания, на что Корвин растратила себя захотелось взвыть. Ни боль, ни ожидание скорой смерти не породили в ней такого жгучего отчаяния, какое вызывало осознание утраты себя. Затаилась на задворках души королева нечестивого двора и осталась одна пустота. Нет больше Корвин из Гойдхил. Только суховей.

Веревка стянула шею и дернула вверх. Сейдкона, не осознавая тщетности собственных действий, встала на носочки.

— Прекратите!

Спокойный голос вонзился в толпу, рассек ее. Жители Гойдхила расступились. Державший веревку, выпустил ее. Корвин рухнула на землю и подняла голову.

К дереву, чеканя шаг шел филид. Тот самый, который защитил ее на ярмарке.

Он хмуро осмотрел присутствующих. Остановил взгляд на ведьме и все так же не повышая голоса спросил:

— Что здесь происходит?

Желающих ответить не нашлось. Всякий сделал вид, что грязь на собственных сапогах ему интереснее, происходящего вокруг. Филид повторил свой вопрос, и голос его приобрел угрожающие интонации.

— Мы казним ведьму, — вперед вышел староста, осунувшийся и постаревший на эти несколько часов.

— Да? — филид презрительно скривил губы, — Тогда покажите мне представителя короны.

Ответом ему послужил бессвязный ропот.

— Так я и думал. Что ж, позвольте представиться, Трэйлл Деннисон, младший хранитель магических законов. В чем обвиняют эту сейдкону?

Вперед толкнули мужика. Он нервно оглянулся на односельчан и смял хвост от шаперона.

— Мое имя Джон, господин. Я осмотрел тело несчастного Грэгори, и нашел там науз на черной нитке. Ран на парне не было, голова и шея целые. Вокруг все его следами истоптано, а у дома ведьмы его башмак валялся. Всякий в деревне вам скажет, что эти двое не ладили. Вот и свела со свету, поганка.

— Узел где?

— Где положено, к ведьме приколот.

Филид подошел к Корвин, присел на корточки и снял с платья довольно потрепанную нить. Повертел ее задумчиво в руках, потом повернулся к деревенским:

— Кому еще сейдкона узлы вязала?

— Да мне и вязала, — отозвался Джон. — От боли в коленях, — он протянул законнику шелковый шнур, увязанный хитрыми плетенками. Трейлл прошелся по ним пальцами, хмыкнул и спросил:

— Еще?

Деревенские, толкаясь и бранясь стали передавать ему узлы.

— Ясно. — Филид отряхнул руки, — эта сейдкона не виновна. Темный узел был связан кем-то иным.

IX

Естественно, жителям Гойдхила не хотелось отпускать добычу. Жажду мести могла утолить только кровь. Но с филидами не спорит даже сама королева, куда уж простым смертным. И все же…

— Кто же тогда сгубил моего сына? — Старосте уже было нечего терять.

— Выясню, — отрезал филид и подошел к Корвин. Он ловко подхватил ее на руки и понес к дому отца. — А пока не выясню, буду здесь. Вы знаете, где меня искать.

Пока они шли, Корвин удалось рассмотреть своего спасителя. Достаточно высокий, жилистый, со смуглой от солнца кожей. Темно-русые волосы собраны в ритуальный хвост, который позволено носить лишь филидам. Над тонкими губами две родинки. Серые умные глаза, что так напугали односельчан, смотрели на ее с нескрываемым беспокойством.

«Мамочки! Так я ж в грязи и крови вся!»

Корвин попыталась пригладить собственные волосы, но натолкнулась на хмурое: «Оставь!» и одернула руку.

Охотничья хижина встретила выбитой дверью. На полу вперемешку со щепой валялись черепки от посуды, остатки еды и разбитый ларец с матушкиными нитками. Едва успел Трейлл поставить Корвин на пол, как на него бросилась черная тень. Острые когти разорвали одежду, но филиды не зря считаются самыми опасными существами королевства. Смазанное движение, и в ворона летит чудом уцелевшая при погроме, ловчая сеть.

— Ишь защитник. — Трейлл отступил от птицы на шаг, — Где ты раньше был, а?

— За мной летал. — В дверном проеме возник силуэт охотника. За его спиной скалил зубы верный пес. С сейдконы словно оцепенение спало, она всхлипнула и бросилась к отцу, давая волю слезам.

— Заприте ворона и пса. Я не враг вам, и покуда гостем буду не причиню вреда.

Пока отец Корвин запирал животных, филид начертил в воздухе руну, и в комнате тут же сделался порядок, какого с начала времен не было. Лишь шкатулка осталась поломанной.

— Теперь ты, — обратился он к Корвин, — я, конечно, не обладаю магией гальдра и не способен излечить песней, но и мне кое-что доступно.

Он прикоснулся к девичьей руке, и Корвин бросило в жар, такими нежными были эти касания. Теплые мужские пальцы медленно гладили покрытую ссадинами кожу, и раны тут же затягивались.

— А я тебя искал, красавица, — проникновенно произнес Трейлл.

Корвин подняла глаза и уперлась в его взгляд — спокойный, мужественный, уверенный. Девичьи щеки сразу залились пунцовым румянцем, а сердце забилось быстро, как у пойманного воробья.

— Зачем?

— Да вот, хотел узелок на удачу попросить… и едва не опоздал.