ПРОСНУТЬСЯ ЖИВЫМ - Надежда Первухина

– Ах ты, вошь недодавленная!…- загремела пресловутыми браслетами Темная женщина и грозно замахнулась на Викентия.

– Озулия, о деле толкуй,- напомнила Надежда, все так же сидя в чеканной позе египетского сфинкса.

– Именно. Да. К делу. Мы выбрали тебя, просматривая объявления, и не ошиблись. Ты оказался самым бездарным и при этом самым внушаемым «магом» Москвы. Таким, какой нам нужен.

– За-а-ачем?! Впрочем, Элпфис кое-что рассказала мне. Про магический громоотвод, про подстраховку.

– Громоотвод? Да, но это не все. Видишь ли, я и Аукера (то есть Надежда) занимаемся особым колдовством.

– Это каким?

– Тебе не понять, самозванец. В этом колдовстве много дорог, ведущих в совершенно разные стороны и при этом приводящих к одной и той же цели. Понял ли ты?

– Смутно.

– И довольно с тебя. Довольно с тебя знать, что мы избрали дорогу, ведущую на самую высокую вершину - вершину власти и бессмертия. Мы устранили врагов, мы призвали слуг. А для того чтоб завершить начатое, нужен был ты, самозванец. Как жертва, которой бы мы на мгновение передали все наше умение - чтобы на тебя, носителя умения, обрушился огонь Черного Неба,

– Значит, все-таки громоотвод? А зачем вы мне столько времени устраивали эти маскарады с визитами, поездками в особняк, поисками несуществующего Луи…

– Мы изменяли твою реальность и твои сны,- подала голос Надежда.- Чтоб ты запутался и потерял волю. Ведь так и произошло? Между прочим, в племени людоедов ажуаха с жертвой на религиозной церемонии поступают примерно так же. Ей дурит голову все племя, рассказывая небылицы и объявляя явь выдумкой. При этом жертву подкармливают галлюциногенами, но мы решили этого не делать. Для чистоты эксперимента.

– А ваша сила и власть, которую вы мне собираетесь дать перед этим… огнем с Черного Неба?…

– Так ведь жертву перед смертью рядят в самое лучшее! Чтоб не обидно было помирать босяком и бездарностью.

– Премного благодарен,- выдохнул Викентий.- Особенно за «босяка» и «бездарность». Но разъяснения тоже ничего. Впечатляют. А теперь я, может, домой поеду? Отдохну перед ожидаемым моим жертвоприношением. Оттянусь с девочками, куплю ящик водки и два пакета чипсов - чтоб толково по самому себе поминки справить. Ну а как вы соберетесь свое бессмертие завоевывать или эту, Цель, что ли, брать, так мне за денек позвоните: я в баню схожу напоследок, грехи смою, оденусь во все чистое.

– Не издевайся, гад! - взвизгнула как бензопила Надежда.- А то пристрелю!

– Меня нельзя пристрелить,- все тем же спокойно-уверенным тоном заявил Викентий,- я же ваша жертва.

– Пристрелить - нельзя. Наказать - можно,- изрекла Озулия, а шнур в ее руке взвился плетью и больно ожег Викентия по шее.

Тот вскрикнул - не столько от боли, сколько от неожиданности - и хорошенько выматерился: с чувством, с толком, с расстановкой.

И почувствовал, что в комнате перемена какая-то наметилась. Нет, не мент сдох, и уж тем более не тихий ангел пролетел, а появилось нечто, некий флюид, который охарактеризовать можно было как «напряженное ожидание». И, что важно, ни Озулия, ни ее златовласая подружка-злодейка возникновение этого флюида не почувствовали.

Викентий стонать стонал, непреходящую боль изображая, а сам на Элпфис поглядывал. Что-то в ее позе было не так. То ли уж очень картинно она обмякала в своем кресле-тюрьме, то ли потом, что никакой «Рексоной» не перешибешь, пахнуть перестала… Перемены Викентий пока не понимал. Но почувствовал, а это уже большое дело.

Однако размышлять на эту тему ему не дали. Озулия убрала свой шнурок и кивнула Надежде: твоя, мол, очередь с этим типом разбираться. Тем более что ты на нем уже, можно сказать, руку набила.

Надежда нюхнула еще кокаинчику, взяла свой револьвер-неразлучник и, скинув пеньюар, скрипя лаковой формой «унисекс», подсела к Викентию на стол. Этак по-дружески. По-соседски. Тронула пальчиками вспухший рубец на шее:

– Болит?

– Нормально,- сказал Вересаев.

– Будет, не нормально. Будет очень больно и при этом нестерпимо стыдно и унизительно,- пропела Надежда, ласково водя дулом нагана по саднившему рубцу на шее ненастоящего мага.

Викентий приказал себе не дергаться и ко всем заявлениям этой дамы относиться философски. Попал психиатр в лапы буйных психов с маниакальными наклонностями - будь добр тихо, психов лишний раз не заводя, сидеть, все подмечать, а чтоб самому умом не тронуться, повторять про себя правила техники безопасности при сеансе электросудорожной терапии. Викентий этим и занялся, не без иронии подметив, что заученные фразы из старого справочника очень уж близки к теперешнему его положению.

«Электросудорожная терапия осуществляется в специальном помещении». Да уж, помещение - специальнее некуда! И лечащий состав подобрался просто на редкость.

«Сеанс проводится натощак, в противном случае у больного может возникнуть тошнота и рвота». Опять аналогия налицо. Викентий уж и не помнит с этими приключениями, когда в последний раз нормально поесть сумел, так что желудок его пуст, хотя и молчалив - со страху, наверное. Тошноту от присутствия Надежды и Озулии Викентий еле удерживает, поскольку перед врагами стыдно терять лицо и следует вести себя достойно, в противном случае… А выражение-то какое! «Противный случай»! Воистину, именно он, скотина, свел дипломированного мага с этой бабьей бандой и лишил его покоя!

«Перед сеансом больного укладывают в постель». Да, выспаться тоже не помешало бы. Нормальным, здоровым сном, а не этими идиотскими… обмороками-мороками. Да только кто его, Викентия, в постель положит! Злонамеренная Надежда явно не для того ему наганом по затылку постукивает:

– Эй, господин Вересаев, оставьте ваши думы! У меня к вам важный разговор. Будете молчать - при…

– …стрелю. Слышал. Не ново. Что, уже в жертву меня приносить собираетесь?

– Нет, mon cher. Вопрос у меня и моей африканской подруги к вам имеется. Постарайтесь на него ответить с максимальной правдивостью.

– Вам - и правду? Не много ль чести?

– Не много. В самый раз. Солжете - будет оч-ч-чень больно.

– Ой, какие страсти. Слушаю вас… сударыня.

Надежда приставила наган к уху бывшего психиатра и с нежным придыханием спросила:

– Вы навещали своего друга в больнице?

– Степана?

– Да, Степана.- Голос у Надежды становился ну прямо как жидкий шелк, а вот глаза блестели не по-хорошему. Не глаза - пули. Готовые вылететь из дула и разнести в щепки все, во что хозяин дула прицелится.

– Конечно, навещал.

– Давно?

– Глупый вопрос. Как раз перед тем, как попал сюда. Еще перестрелка в метро была…

– Адрес больницы помните?