Слава для Бога (СИ) - Дед Скрипун

Дочка у Межи красотой, мягко говоря, не блистала, и потому парни за ней табунами не ходили, а время женихаться-то ужо пришло. Замуж девке пора, а за кого пойдешь, коли охочих на нее нет? Благо что батька у нее знатным мельником был, зажиточным, с хозяйством справным.

Нашел он двух кандидатов в мужья. Одного сына кожевенника, другого кузнечных дел мастера. Отцы мужей будущих порешили, что с лица воду их деткам не пить, а времечко оно все на свои места расставит, слюбится, как говорится стерпится, а богатство оно лишним не будет. Согласие дали. Да вот только схитрить решил Фома, подстраховаться. Не сказал будущим кумовьям, что некрасиво поступил, не по чести, что два их будет. И вот незадача приключилась, те на один день сватовство, словно в насмешку назначили. Хорошо, что из разных мест, и друг друга не знают, так что конфуза быть не должно, тут только извернуться надо, и двух сватов одновременно принять? Есть над чем затылок почесать.

Долго голову ломал Межа, но все же придумал. Все к сроку подготовил, все предусмотрел, а уж если одни сваты не придут, передумают, так вообще хорошо, мороки меньше, и дочка все одно замуж выйдет, не за одного, так за другого. Хитер мукомол оказался, да только сам себя перехитрил.

Время подошло. Процессия уже по улице идет. Вышел Межа на красное крыльцо. Все чин по чину, с прибаутками, да шутками встретил. Меду выпили, к самому процессу сватовства приступили. Глядь, а тут в начале улицы, другие сваты уже идут. Вот незадача, могли бы и припозднится. Но Межа не растерялся:

— В дом проходите, гости дорогие. Не гоже на пороге стоять. Товар смотреть надобно, чего о нем разговаривать. — Да в спину первых сватов подталкивает.

Удивились такой спешке гости, но вида не подали. Знали о торопливости хозяина, весь он в этом, все ему сразу и немедля, не любит ждать. Прошли в горницу, за стол сели, по чарке выпили, а Фома и тут удивил. Вскочил, яко бы за дочкой, на смотрины звать убежал. Вроде как, то не его задача, мамке чадо свое выводить должно, но мало ли что случилось, может хворая мамаша, слегла и подняться не может. Еще по чарке выпили, и ждать принялись, а в это время Межа на улицу выскочил.

Топор схватил, и столбы с крыльца повыбивал. Кровля рухнула, и вход завалила. Успел. С черного хода забежал, и вторых сватов там встретил:

— Вы уж не обессудьте, гости дорогие. Незадача у меня случилась. Сосед пьяный на повозке дом перепутал, да столбы посшибал. Страх какой бедлам натворил, паскудник. Ну да ничего, он мне за все ответит. Вы проходите в сени, там я стол накрыл, в горнице переломано все, не по чину так-то сватов привечать. По чарке выпьем, дочурку мою посмотрим, да по рукам ударим.

Расстроились гости. Не такой прием ожидали, ну да что теперь поделаешь. Каждого беда коснуться может. Поняли все, прошли, да за стол сели, меду хмельного с хозяином отведали. Пошло сватовство. Но тут Межа подхватился.

— Ой простите старого, совсем запамятовал. Сейчас сосед придет, урон смотреть. Вы посидите чуток, я быстренько, одна нога там, а друга ужо тута. — И вон выскочил, а сам дочку за руку, и к первым сватам бегом, а те уже волнуются, что за шум во дворе? Успокоил их Межа, мол дрова привезли, и с ними еще чарку хмельную пригубил, как и положено, до дна. В голове зашумело, видано ли дело, с двух-то столов хмельное лакать. — Смотрите, — говорит, — покудова кровинку мою, а я дрова приму, выгружу. — А сам вновь ко вторым сватам. — Дочурка прихорашивается, — молвит, — понравится вам хочет. Простите уж за ожидание. — И еще чарку, уже с ними, до дна.

Несколько раз так сбегал, а мед-то штука коварная, не сразу наземь положит, но непременно так и сделает, ежели меры не знать. Ноженьки заплелись у Межи, да упал он во время очередной перебежки, и уснул, аки младенец, лежит да посапывает.

Дочка как раз первым сватам показывалась. Вторые ждали — пождали, да терпелка закончилась. Пошли выяснять, куда хозяин подевался. В горницу входят, а там их невесту, кою сватать пришли, какие-то мужики осматривают, едва не ощупывают. Вскипела кровушка праведным гневом, да еще и на хмельную голову, вот разбираться и не стали, сразу в драку кинулись.

От горницы одни щепы остались. Дочке нечаянно в глаз заехали, синяк знатный оставили. Потом, конечно, разобрались, что да как. Руки пожали, по чарке примирительной, из того, что неразбито осталось, выпили, да ушли восвояси, плюнув на сватовство непотребное.

Проснулся Межа уже утром. Во рту огурец малосольный, рядом крынка с квасом, да дочка с синяком, и в слезах, рыдает белугой.

Такие вот дела... Ославился на всю округу хитрюга-мельник. Мимо него да дочки, с тех пор, без шуток более никто ужо не проходил. Злые у людей языки. Так и осталась девка одна. Никто более на приданное богатое не позарился.

— Брехло. — Повернулся обиженный Филька, было видно, что он внимательно слушал, и едва сдерживал себя, чтобы не вмешаться. — Это же я тебе рассказывал эту сказку, и не так все было.

— А я ее Храбу рассказал. — Передразнил друга высунутым языком Светозар. — Моя сказка, как хочу, так и баю, не лезь. — Он резко развернулся к парню. — А вот еще одна. Слушай...

Глава 22 Сбор трав

Степь — это бескрайнее море бушующей в порывах ветра, перекатывающейся волнами теплого океана травы, убегающей за тонкий горизонт вечности. В нос бьет пьянящий, горьковатый запах полыни, а в начале лета, еще и перемешанный с ароматом благоухания цветов воздух, на столько густой, что его кажется можно пить.

Нескончаемый стрекот кузнечиков, жужжание шмелей и трудолюбивых пчел, висит в воздухе какофонией жизни, и небо... Наваливающееся своей бесконечной глубиной, останавливающее восторгом сердце, заставляющее трепетать душу, удивительной красоты небо.

В степь можно без ума влюбится, или возненавидеть всей душой, но только одно невозможно, это остаться безучастным.

— Приехали. — Филька ловко соскочил с головы коня на переднюю луку седла, заставив Храба вздрогнуть от неожиданности, а оттуда спрыгнул на землю. — Не люблю степь, словно на накрытом к трапезе столом стоишь, в качестве основного блюда. — Он настороженно огляделся. — И духи тут какие-то все злобные, один только ырка чего стоит. Пакостник, и кровосос, от упыря только тем и отличается, что не так быстр в движениях, и с человеком обликом схож еще, не отличишь издали, и если бы не горб да руки ниже колен, так костру, как усталого путника приветишь.

Днем оно еще ничего, если только полуденницу встретим, но она девка пугливая, ей одинокого путника подавай, а нас трое, а вот ночью ырка непременно заявится, тем более мы с собой такой кусок мяса привезли. — Он угрюмо посмотрел на Храба. — Тебя недотепа касается. Про мясо — это про тебя. Ты посторожись, в глаза той нечисти не смотри, а то морок наведет, будешь для нее лакомством безвольным, сам жилу на шее под клыки подставишь, да еще радоваться будешь, и приятного аппетита желать, пока кровушку сосать будут. — Он притопнул ногой. — Тут лагерем встанем. Вон ручеек недалече, и по всем признакам жар-цвет тут где-то рядом за полночь объявится. Запах его чую, мертвечиной от него за версту несет. Вот от чего так бывает? Красотой боги цветок наделят неописуемой, а пахнет тот на столь отвратно, что тошнит, и рвать тянет. — Он вновь посмотрел на парня. — Ну чего застыл? Слазь с коня, да костерок разводи, дров тут маловато, но вдоль ручья кустарника наломаешь, воду вскипятить хватит.

— Раскомандовался. — Буркнул Светозар. — Властью наделили на крошку, а возомнил себя поварёшкой. Смотри не лопни, индюк надутый.

— Ладно вам собачится. — Спрыгнул с лошади Храб. — Место тут действительно хорошее, на взгорке, всю округу видать, и ручей рядом. Сейчас коня стреножу и все сделаю. Отдохнем перед ночью бессонной.

Тьма навалилась как-то сразу, вот только что светло было, и вдруг солнышко за горизонт нырнуло, и тут же небо звездами осыпалось, как бриллиантами черное покрывало. Ночь безлунная — тьма кромешная. Тлеющий костерок едва пятно крохотное, вокруг путников освещает, а дальше не видно ни зги, аж дрожь пробирает, так и кажется, что сейчас выпрыгнет нечисть какая и скажет: «А вот и я! Не ждали? Встречайте!».