Пылающая башня - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Извини. Я, наверное, надоел.
Дорогин вдруг почувствовал угрызения совести.
Уж очень он резок.
– Поехали в твой магазин. Ничего брать не буду, просто посмотрю, как там дело организовано.
Шувалов просиял, и машина моментально тронулась с места, словно опасаясь, что Сергей передумает.
Магазин оказался просторным, со вкусом отделанным. Огромные экраны разномастных телевизоров заполняли полки до самого потолка.
При появлении Шувалова менеджер и продавцы подобрались, встали чуть ли не по стойке смирно.
Сколько лиц у каждого человека! Шувалов отчаявшийся, готовый к самоубийству. Шувалов настырный, надоевший со своей благодарностью.
Шувалов – строгий хозяин, внушающий трепет персоналу…
Большинство телевизоров работало, выдавая четкое качественное изображение. Здесь на одних экранах можно было посмотреть очередной матч чемпионата России по футболу, на других – рекламу стирального порошка. На трех экранах художник разрисовывал кожу обнаженной девушки, уже почти полностью покрытую яркими цветными полосами и кругами.
– Теперь понятно, почему ты так расстраивался. Такой магазин жалко потерять.
Шувалов что-то оживленно говорил, но Муму его уже не слышал. Какое-то странное и вместе с тем уже знакомое чувство шевельнулось внутри.
Будто он нашел еще одну подсказку – вот сейчас, секунду назад. Похожее чувство он испытал в квартире Веры, заметив фиолетовый глазок объектива. А теперь… Куда он должен вернуться взглядом? Или это случилось чуть раньше, у входа в магазин? Нужно восстановить ход мыслей. Словно лунатик, Дорогин вышел на улицу. Итак, сперва он подумал о Шувалове в разных лицах. Потом переступил порог, скользнул взглядом по магазинным полкам. Футбол.., восхищенная хозяйка с пачкой стирального порошка, художник, жаждущий дешевой популярности.., его модель.., обнаженное тело, разрисованное кистью…
Стоп! Вот где собака зарыта!
– Слушай, Шувалов. Можешь прямо сейчас уделить мне пару часов? «Копейка» моя барахлит, а у тебя не тачка, а ковер-самолет.
– Без вопросов, – лицо хозяина магазина осветилось радостью.
– Давненько я не повышал свой культурный уровень. Прокатимся-ка мы с тобой по музеям и галереям.
Шувалов остолбенел от неожиданности, но промолчал, чтобы не разрушить ненароком дорогинское намерение.
– Конечно. В Москве так много интересного.
От посещения известных музеев Дорогин отказался сразу, его не интересовали ни Третьяковка, ни музей имени Пушкина. Небольшие частные галереи современного искусства – это дело другое.
Чем меньше музей, чем дальше он от центра, тем лучше.
Дорогин быстрым шагом переходил из одного зала в другой, интересовался, все ли выставлено.
Может быть, галерее не хватает площадей, чтобы разместить все имеющиеся в ее распоряжении шедевры.
– Шеф просил меня сделать приобретение для его загородного дома. Между нами, он не большой знаток искусства. У него три условия: первое – он хочет иметь скульптуру, второе – она должна помещаться на тумбе вот такого размера и такой высоты, третье – это должно быть изображение какого-нибудь животного. Тошнит меня, говорит, от людей – надоели. А вот животное с удовольствием поставил бы.
За потенциального покупателя цеплялись руками и ногами. Пытались соблазнить баснословно дорогими абстрактными картинами, потом вели в мрачные помещения, где стояли прислоненные к стене холсты без рам и полуразобранные скульптуры, способные вращаться или раскачиваться при подключении к сети.
– Не пойдет. Даже не уговаривайте. Извините, времени у меня в обрез.
После четвертой по счету галереи Дорогин помрачнел и в который уже раз перелистал купленный в киоске небольшой путеводитель по московским музеям и галереям.
Шувалов еще в магазине заподозрил, что Дорогин устроил эту экскурсию по галереям вовсе не для того, чтобы расслабиться, познакомиться с достижениями модных и малоизвестных скульпторов. И покупать он ничего не намерен.
– Музей фарфора не годится, – размышлял Дорогин вслух. – Выставка китайского искусства эпохи Цинь. Уже теплее. Хотя нет, там слишком много народу тусуется. Где у нас заводь потише?
Палец скользил по убористым строчкам, брови хмурились. Шувалов попробовал припомнить самостоятельно:
– Не знаю, написано там или нет, – есть еще музей самоваров.
– Знаю. Но мы поедем вот сюда!
– Музей детского творчества?
– Именно. Под покровительством Всемирного фонда защиты детей.
Морщина на переносице разгладилась, Дорогин даже улыбнулся. Пальцы выдавали нетерпение, беззвучно барабаня по колену.
Вот уж где действительно была тихая заводь!
Сонная тетка в кассе, никаких экскурсоводов, никаких энергичных дам, агитирующих купить, раскошелиться. Забавные, искренние рисунки, гораздо более талантливые и честные, чем творчество взрослых, отчаянно стремящихся замаскировать свою бездарность.
В другой раз Дорогин с удовольствием постоял бы в тишине перед каждым из этих окошек в беззаботный светлый мир. Но сейчас он просто не имел времени. Быстрым шагом прошел из одного зала в другой, затем в третий. В третьем были посетители – учительница привела целый класс.
– За тобой не поспеешь, – отдуваясь, догнал его Шувалов.
Дети шумной гурьбой побежали в следующий зал. Дорогин стоял возле большой раскрашенной статуэтки Бабы Яги с помелом. Но взгляд, как будто против воли, уводило в угол – к коричневому бычку с колокольчиком на шее, с наивными, широко раскрытыми глазами и длинными нарисованными ресницами.
Глава 41
Увидев нагую девушку, раскрашенную художником, Дорогин вдруг сообразил, что с бычком могли проделать точно такую же операцию: замазать золотое туловище и изумрудные глаза толстым слоем краски, превратив талисман в обыкновенную декоративную статуэтку, более или менее талантливо исполненную.
Давно известно, что лучше всего прятать вещь на видном месте, где никому не придет в голову ее искать. Вот и раскрашенного бычка лучше всего хранить среди сотен музейных экспонатов. Конечно, за шедевр Древнего Китая он вряд ли сойдет – первый же эксперт обнаружит подделку. Но что мешает выдать его за творение художника-самоучки и поместить в каком-нибудь Доме народного или детского творчества?
Дорогин не заметил поблизости от Тельца видеокамеры. Тем не менее оптический «глаз» отслеживал местонахождение бычка, но был установлен не снаружи, а в ноздре статуэтки.
Вынести вещь тайком из музея значило бы обокрасть детей. Вместе с тем Тельцу здесь не место.
Это игрушка для взрослых, предмет их вожделения и жестокости, символ жажды денег и власти.
Пусть кто-то верит, что она приносит удачу, успех. Ему, Дорогину, кажется, что Золотой Телец не принесет своему обладателю ничего хорошего.
И музею в том числе.
Теперь, оставшись с Тельцом наедине, можно вооружиться хирургическим ланцетом и осторожно снять краску, слой за слоем. Для начала – на копыте. Вот и желтый металл, от которого у людей иногда мутится в голове. Самое время заглянуть к Олегу – раньше, чем он в очередной раз наберет пароль, проверит «картинку» в Интернете…
Отпрыск покойного Воробьева расположился с ноутбуком на крыше того самого старинного московского дома, где он имел на пятом этаже однокомнатную квартиру без удобств. Дом этот, построенный в начале века известным архитектором в стиле модерн, имел одну интересную особенность – крышу, как у домов в солнечных Средиземноморских странах: плоскую, с уступами и перилами, приспособленную для времяпрепровождения в теплое время года.
Лето в этом году в Москве было жарким. К вечеру, когда жара спадала, на крыше отдыхали люди: кто читал газеты, кто вязал, кто приходил сюда, чтобы пообщаться с соседями. Олег выглядел здесь обычным молодым человеком – шорты, расстегнутая до пупа тенниска, ноги в кроссовках, упертые в перила. Рядом разорванная упаковка чипсов. Между тем сам он считал себя человеком особенным: очень неглупым, можно сказать талантливым. Все другие живые существа казались ему чем-то вроде персонажей мультяшек. Их действия стоило принимать в расчет, но жалеть их, любить или ненавидеть было просто смешно. Он один настоящий, подлинный.
– Вот и я.
Олег резко обернулся. Перед ним стоял Дорогин. Глаза программиста моментально подернулись скорбью. Понятное дело, после похорон «любимой» не прошло и недели, ему сейчас полагается скорбеть.
– Здравствуйте.
Он убрал ноги с перил – поза выглядела слишком вольной для скорбящего.
– Трудишься?
– Приходится. Заказчиков мало волнуют обстоятельства моей личной жизни.
– Давай-ка спустимся вниз. Не стоит нам вместе маячить на крыше.
– Опять проблемы? Неужели бандиты еще не успокоились? – вздохнул Олег.
– Тебя, наверное, таскали в милицию, интересовались их приметами?