По ту сторону зимы - Альенде Исабель

После изнурительных собеседований Ричард был принят на работу начиная с августа. Дело было в апреле. Он прикинул, что за это время Анита, должно быть, оправится и он успеет организовать переезд. Он вынужден был снова занять денег у Орасио на неизбежные расходы, рассчитывая вернуть долг после продажи дома, конечно, если позволит Анита, поскольку это была ее собственность.

Орасио Амадо-Кастро никогда не нуждался в деньгах благодаря семейному состоянию. Его отец, в семьдесят шесть лет обладая неизменно железным характером, осуществлял даже из Аргентины свою патриархальную тираническую власть, считая несчастьем то, что один из его сыновей женился на американской протестантке и двое его внуков не говорят по-испански. Он навещал их по несколько раз в году: пополнить культурный багаж, посещая музеи, концерты и спектакли, и проверить свои вклады в банках Нью-Йорка. Невестка его ненавидела, но вела себя с ним с такой же лицемерной вежливостью, с какой он вел себя с ней. Еще несколько лет назад старик вознамерился купить для Орасио особняк.

Маленькая квартирка на Манхэттене, где семья ютилась на десятом этаже жилого комплекса в двадцать одинаковых домов из красного кирпича, была крысиной норой, недостойной его сына. Орасио должен был унаследовать свою часть состояния, как только отец сойдет в могилу, но в этой семье все были долгожителями, и старик собирался дотянуть до ста лет; будет глупо со стороны Орасио дожидаться этого, чтобы зажить вольготно, если можно устроить это сейчас, говорил старик, затягиваясь кубинской сигарой и покашливая. «Я не хочу никому быть должна, и меньше всего твоему отцу, он деспот и ненавидит меня», — отрубила американская протестантка, и Орасио не решился с ней спорить. Но старик нашел способ преодолеть упрямство невестки. Однажды он принес внукам очаровательного щенка, шерстяной комочек с нежными глазами. Ее назвали Фифи, не представляя себе, что такая кличка вскоре перестанет ей подходить. Это была эскимосская лайка, упряжная собака, вес которой во взрослом возрасте достигал сорока восьми килограммов, и, поскольку детей невозможно было от нее оторвать, невестка уступила, так что дедушка выписал чек на солидную сумму. Орасио искал дом с двориком для Фифи в окрестностях Манхэттена и наконец приобрел brownstone[47] в Бруклине незадолго до того, как его друг Ричард Боумастер прибыл работать у него на факультете.

Ричард принял должность в Университете Нью-Йорка, не спросив жену, поскольку понимал, что в ее состоянии она не сможет оценить ситуацию. Для нее все тоже обернется к лучшему. Никому не сказав ни слова, он освободился от почти всего, что они нажили, а остальное упаковал. Он не смог выбросить вещи Биби и распашонки Пабло, уложил их в три коробки и перед отъездом доверил заботам тещи. Он уложил в чемоданы одежду Аниты без особых стараний, зная, что ей все равно; с некоторых пор она ходила в одном и том же спортивном костюме и подстригала волосы кухонными ножницами.

Его план вызволить жену под каким-нибудь предлогом и уехать из города без мелодрам провалился, поскольку ее мать и сестры догадались о его намерениях, как только он передал им на хранение три коробки, учуяв нюхом ищеек все остальное. Они решили помешать совместному отъезду. Неужели он не видит, какая Анита хрупкая, она не выживет в разбойничьем городе, где говорят на каком-то немыслимом языке и где она будет без своей семьи и друзей; если уж она среди своих в такой депрессии, что же будет среди чужих американцев. Ричард отказывался слушать их доводы, его решение было непреклонно. Он не говорил им, не желая обидеть, что настал час подумать о собственном будущем, а не возиться с женой-истеричкой. Анита, со своей стороны, демонстрировала полнейшее безразличие к собственной судьбе. Ей было все равно, так или иначе, тут или там.

Снабженный целой сумкой с лекарствами, Ричард поднялся вместе с женой в самолет. Анита шла спокойно, ни разу не оглянувшись и не попрощавшись с семьей, которая в полном составе рыдала, стоя за стеклом аэропорта, предвидя долгую разлуку. За десять часов полета она ни разу не вздремнула, ничего не ела и не спрашивала, куда они летят. В аэропорту Нью-Йорка их встречали Орасио с женой.

Орасио не узнал жену друга, он помнил ее красивой, чувственной женщиной, с прекрасными формами и яркой улыбкой, но та, что предстала перед ним, постарела на десять лет, волочила ноги и бросала по сторонам быстрые взгляды, словно ждала, что на нее вот-вот нападут. Она не ответила на приветствия и не согласилась, чтобы жена Орасио проводила ее в туалет. «Храни нас Господь, все гораздо хуже, чем я думал», — прошептал Орасио. Его друг тоже выглядел не блестяще. Большую часть полета Ричард пил, поскольку алкоголь давали бесплатно, у него была трехдневная щетина, он был в потертой одежде, от него несло потом и перегаром, и без помощи Орасио он бы вместе с Анитой, наверное, просто пропал бы в аэропорту.

Супруги Боумастер поселились в университетской квартире для преподавателей факультета, которую для них раздобыл Орасио; это была настоящая находка — в центре города, недорогая: на такие квартиры существовал лист ожидания. Они внесли чемоданы, Орасио отдал ключи, после чего вместе с другом закрылся в одной из комнат — дать Ричарду наставления. На каждую вакантную должность в университетах Соединенных Штатах претендуют сотни, нет, тысячи желающих, сказал он. Возможность преподавать в Университете Нью-Йорка не выпадает дважды, так что стоит ею воспользоваться. Он должен контролировать себя по части выпивки и постараться произвести благоприятное впечатление с самого начала, нельзя появляться неопрятным и неухоженным, как сейчас.

— Я тебя рекомендовал, Ричард. Не подведи меня.

— Как ты мог подумать? Просто я ни жив ни мертв после полета и после отъезда или, лучше сказать, бегства из Рио. Я же рассказывал тебе о трагедии в семье Фаринья, из-за этого мы и уехали оттуда. Будь спокоен, через пару дней ты увидишь меня в университете в безупречном виде.

— Но как быть с Анитой?

— А что с ней не так?

— Она очень уязвима, не знаю, сможет ли она оставаться в одиночестве, Ричард.

— Придется привыкнуть, как всем. Здесь нет ее семьи, которая баловала ее и тряслась над ней. Здесь только я.

— Так позаботься о ней, друг, — сказал Орасио, прощаясь.

ЭВЕЛИН

Эвелин Ортега начала работать у Лероев в 2012 году. Дом со статуями, как она всегда называла жилище этой семьи, когда-то принадлежал одному пятидесятилетнему мафиози и его многочисленной родне, включая двух тетушек — старых дев и одну сицилийскую прабабушку, которая отказалась выходить из своей комнаты после того, как в саду установили статуи голых греков. Гангстер умер в соответствии с законами мафии, после чего дом переходил из рук в руки, пока его не приобрел Фрэнк Лерой, которому даже нравилось и темное прошлое этой собственности, и статуи, траченные непогодой и перепачканные голубиным пометом. Кроме того, дом находился на тихой улице, в квартале, который к тому времени успел стать респектабельным. Шерил, его жена, предпочла бы современное жилье этому претенциозному особняку, но важные решения, как, впрочем, и не важные, принимал муж, и это не обсуждалось. У дома со статуями было несколько преимуществ: установленный гангстером для удобства своей семьи пандус для инвалидного кресла, лифт внутри дома и гараж на две машины.

Шерил Лерой достаточно было провести пять минут с Эвелин, чтобы взять ее на работу. Няня требовалась срочно, некогда было вдаваться в детали. Прежняя ушла пять дней назад и не вернулась. Наверняка ее депортировали; это всегда происходит с прислугой без документов, говорила Шерил. Муж занимался наймом прислуги, оплатой и увольнением. Через свой офис он мог задействовать связи и найти латиноамериканских или азиатских иммигрантов, готовых работать за гроши, но обычно не смешивал работу с семьей. Все его контакты никак не могли помочь найти няню, которой можно доверять, у них уже был печальный опыт. Поскольку это был один из тех немногих вопросов, по которому между мужем и женой царило согласие, Шерил стала искать через церковь евангелистов-пятидесятников, где всегда был список добропорядочных женщин, ищущих работу. У девушки из Гватемалы тоже, должно быть, нет документов, но Шерил предпочла забыть об этом на время; она займется этим позже. Ей понравились ее честные глаза и почтительные манеры, она угадала, что ей досталось сокровище, девушка очень отличалась от других нянь, которые прошли через ее дом. У нее вызывал сомнение только возраст девочки и ее малый рост, казалось, она только-только вышла из отрочества. Шерил где-то читала, что самые низкорослые люди на Земле — это индеанки из Гватемалы, и теперь доказательство было у нее перед глазами. Она спросила себя, сможет ли косноязычная девочка величиной с перепелку справиться с ее сыном Фрэнки, который весит, наверное, больше, чем она, и у которого в любой момент могут случиться судороги.