Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг. - Элиас Лённрот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Э. Л.
ПРИЛОЖЕНИЕ ПРЕПОДАВАТЕЛЮ КЕКМАНУ[91] (Черновик письма, по-фински)
1 мая 1834 г.
[...] На следующий день рано утром я поехал в Кивиярви, где поменял лошадей, чтобы доехать до деревни Латваярви. Прибыв туда 25 апреля, я этот день и весь следующий записывал от одного восьмидесятилетнего старика различные руны.
27-е было воскресенье, и я попросил деревенских баб собраться вместе, чтобы записать от них песни. Вскоре изба наполнилась людьми. Я сварил большой котелок чаю, чтобы напоить всех желающих. Пели почти до самого вечера.
Оттуда я вернулся в Финляндию. 28 число провел в Кианта в доме священника Сакса и уже в самую распутицу добирался до Каяни, куда и прибыл вчера днем. Теперь тебе известно о моих странствиях... Ты, по-видимому, знаешь, что повсюду в российских деревнях живут кучно. Например, в Ухтуа более восьмидесяти домов на одних пахотах, точно так же в Вуоккиниеми, Ювялахти и других. Так что можешь представить себе, сколько рун мне удалось собрать за поездку. Записал много новых рун о Вяйнямёйнене и добавлений к старым. Хорошо, что не успели напечатать те руны[92]. От женщин я записал много сетований, если можно так назвать те песни, которые у других народов называются балладами, — впрочем, скоро сможешь их посмотреть. За поездку я исписал целых две книги бумаги. За время всех моих поездок я не встречал более искусных рунопевцев, чем в 1828 году в Кесялахти Юхана Кайнулайнен и во время нынешней поездки в Латваярви — Архиппа. Первому по своим тогдашним средствам я дал один рубль, второму — три с половиной риксдалера, но будь я побогаче, я дал бы им в качестве почетной награды по двадцать рублей каждому. [...]
АПТЕКАРЮ СКОГМАНУ (Черновик письма)
20 ноября 1834 г.
Спасибо тебе за письмо, которое я получил по возвращении из Кухмо и волости Репола, что на русской стороне. Ехал я туда по открытой воде, но пока занимался прививками и разными другими делами, лед стал и выпал снег. Начало пути совпало с кекри[93], поэтому, наверное, догадываешься, что у меня ни в чем не было недостатка. К слову, до сего времени мне не приходилось видеть этот край таким богатым. Вот только домашнее пиво, приготовленное к приезду, не заслуживает похвалы, поскольку в нем совсем нет хмеля. Но я вышел из положения таким образом, что не пил его вовсе. Иначе обстояло дело с чаем, которым меня усердно поили в Репола, в доме священника. По весьма достоверному описанию того чаепития можешь судить, сколько мне пришлось выпить в тот день: утром — шесть чашек чаю и четыре чашки кофе в доме попа (в первой половине дня), после завтрака я был приглашен в гости в дом крестьянина Тахвонена, где выпил четыре чашки чаю и три чашки кофе, сразу после обеда (перед отъездом) — еще шесть чашек чаю, опять в доме попа. Бог весть чем бы меня угостили вечером, но я своевременно уехал, познав на горьком опыте, сколь трудно приходится порой бедному желудку.
Подробности после, через пару недель, когда я собственной персоной буду иметь честь нанести тебе визит. [...]
ПРЕПОДАВАТЕЛЮ КЕКМАНУ
Каяни, 6 февраля 1835 г.
...Этой осенью по возвращении из Хельсинки я вновь съездил на русскую сторону в волость Репола за пополнением к записям[94], о чем уже писал ранее...
Шестое путешествие 1835 г.
Закончив работу над «Калевалой», Лённрот с еще большим энтузиазмом продолжает начатое дело, значение которого он стал более ясно осознавать. В апреле 1835 года он совершает поездку в восточную часть территории, занимаемой русскими карелами, о чем и рассказывается на следующих страницах. Из Кухмо он прошел через Репола в Рукаярви, оттуда вдоль реки Чиркка-Кемь — в Юшкюярви, Ухтуа, Ювялахти и Вуоккиниеми и через Кианта вернулся домой. В приложении приводится несколько отрывков из писем, по которым видно, что в конце августа 1835 года Лённрот побывал в Лапукка, что находится на русской стороне.
ПРЕПОДАВАТЕЛЮ КЕКМАНУ (По-фински)
Кухмо, 12 апреля 1835 г.
Дорогой друг!
Минула уже целая неделя, как я выехал из Каяни, намереваясь до начала распутицы переправиться на русскую сторону. Распутица уже на носу, а я пока что не продвинулся дальше пасторского дома в Кухмо. Но себя я не виню за излишнюю медлительность, просто пришлось задержаться на несколько дней из-за одного тяжелобольного. Кроме того, я поджидал свежую противоосповую вакцину, чтобы отвезти ее в Россию. Эту вакцину просил у меня и устно и письменно священник из Репола. Но скучать здесь не пришлось. В начале недели я ходил с попами, которые проводили кинкери в деревнях, расположенных вдоль границы с Россией. Там мне удалось записать несколько рун от крестьян, приехавших на кинкери с русской стороны. Вторую половину недели в доме священника Кухмо играли в карты с тремя попами, ленсманом из Соткамо, волостным писарем и пр. Но, как говорят, и хорошей свадьбе приходит конец, и теперь после обеда мне предстоит отправиться в путь в Репола. Началась распутица, дороги развезло, а до погоста Репола семь миль. Тем не менее надеюсь попасть туда так или иначе, хотя бы на лыжах. По-видимому, так и придется добираться, говорят, лошадь проваливается на каждом шагу. Так я заранее хочу поприветствовать тебя письмом, поскольку есть возможность отправить письмо с ленсманом из Соткамо до Каяни, откуда он перешлет его тебе. В прошлый раз я, кажется, забыл попросить тебя подправить заголовки к каждой руне, прежде чем печатать тексты. Если будет надобность, могу более пространно написать во вводной статье о поэтике рун. Хотел бы о поэтике написать по-шведски в газету «Helsingfors Morgonblad», но времени на все не хватает. Может быть, ты напишешь, а то наши господа поэты, даже сам Ютейни, совсем отошли от настоящего стихосложения, не худо бы им напомнить об этом.
Как тебе нравится название «Калевала»[95]? Если хотите, можете и другое название дать. [...]
Кажется, я не все материалы отправил в архив, так как на листах со старыми рунами записаны и некоторые новые, а их я еще не сдавал.
На
