Княжна - Светлана Берендеева

Последней вышла к лошадям графиня и изрядно всех удивила – она была в мужском платье. Все так и уставились на её стройные ножки, обтянутые светло-серым бархатом. Лёгкой походкой она подошла к своей лошади, приподняла согнутую в колене ногу, стремянной взял её под колено, и она пёрышком взлетела в нарядное малинового бархата седло, прошитое золотыми плетешками.

Тотчас тронулись. У выезда из парка ждали борзятники. Поджарые длинномордые собаки возбуждённо прыгали и повизгивали на сворках. Это было как на гравюрных листах, что разглядывала Мария в батюшкиной кабинетной – разряженные дамы и кавалеры на лошадях, красивые собаки… Мария невольно пустила Зорьку быстрее.

– О, у панны Марии уже горят глаза, видна страстная натура!

Это пан Тадеуш, он рядом скачет. С самого завтрака он рядом с Марией держался, отвечал на её вопросы, рассказывал о правилах охоты. Не дал слуге в седло её подсадить, сам руку подставил. А вот комплимента ей ни одного не сделал. На ней вишнёвая амазонка и вишнёвая же шапочка с белым пером, уже три кавалера сказали, как она хороша, а пан Тадеуш молчит. Не замечает, или помнит о том случае на дороге?

Пан Вацлав, с утра надутый, едва поклонился и подходить не стал. Нина, добрая душа, сама к нему подошла и теперь он в её свите. У грузинки, как всегда, не один кавалер, как у всех, а целый шлейф. А с Варенькой рядом бравый молодец, что вчера с ними в зимнем саду сидел, она скромница-скромница, но без поклонника никогда не бывает.

Охота, как увидела Мария, оказалась просто скачкой за собаками, которые с истошным лаем гонялись за бедными зайцами и лисами. Пан Тадеуш говорил, что на крупного зверя по-другому охотятся – стоят в засаде и ждут, когда зверя на охотника выгонят. Ещё по-другому на медведя – поднимают из берлоги.

– Интересно, наверное. Но и так скакать хорошо. Правда, мы от собак в другую сторону свернули. Слышите?

Мария мотнула головой на доносившийся сбоку голос своры.

Поляк молчал, улыбался и смотрел на неё. Марии стало не по себе от его взгляда, почему – не знала. У него было такое лицо, как будто он собирался поцеловать её, и от этого у неё слабели колени и дрожали руки. Она рассердилась. Правда, на кого и за что, сказать не могла бы.

– Давайте, через тот овраг? – вдруг предложила она, показав на широкий и длинный овраг справа, и не дожидаясь ответа, послала Зорьку. У пана Тадеуша была молодая лошадь, она могла испугаться, и Мария, остановившись на другой стороне оврага, похвалила себя за догадливость – лошадь Тыклинского встала и упёрлась перед препятствием. Теперь надо было сделать вид, что Зорька не хочет прыгать обратно – это получилось легко.

– Я этой стороной проеду, – крикнула Мария и скрылась в зарослях орешника.

Заросли были такими густыми, что пришлось лечь Зорьке на шею, чтобы не натыкаться лицом на ветки.

– И зачем я это сделала, ведь неприлично как-то и несерьёзно, – думала она и отвечала себе:

– А нечего так смотреть на меня, я ему не Нина.

– А если ты не Нина, то отчего ж ты испугалась, и почему у тебя коленки задрожали? – спрашивал кто-то ехидный внутри неё.

– Отстань, – сурово сказала Мария этому ехидному, – Не нужен мне этот пан Тадеуш, и вообще никто. У меня жених есть.

– Ничего себе, жених, он что, к тебе сватался, батюшка согласие что ли своё дал?

– Ну и что, перед Богом он мне жених, всё одно.

– А теперь-то он далеко, Александр твой. А ну как ему там какая-нибудь приглянется?

– Замолчи!

Мария яростно дёрнула гриву Зорьки так, что та обиженно фыркнула.

– Ой, Зоренька, бедная, прости меня! Что это я, в самом деле, сама с собой разговаривать начала!

Она огляделась. Никакого оврага не было. Куда ехать? Так, когда овраг перескочила, солнце было в лицо, а овраг был справа от пути, по которому они ехали, а охота была слева от них. Значит, теперь надо на солнце держать. Повернула Зорьку, проехала несколько, прислушалась. Тихо. Неужто заблудилась в лесу? Прямо сказка про Машу, только медведя не хватает. Вспомнила, как Саша рассказывал про лошадей, про их чутьё необыкновенное. Отпустила поводья, Зорька остановилась.

– Ну, Зоренька, иди.

Шевельнула ослабленными поводьями, похлопала по шее. Пошла лошадка. Пошла совсем не в ту сторону, куда двинулась бы Мария, но вскоре деревья стали редеть, лесная чаща сменилась опушкой.

– Ну слава Богу, теперь людей найти надо.

Только подумала так – услышала женский голос, кричавший по-польски. За деревьями видна была всадница – видать, тоже от охоты отстала. Мария только подумала подъехать, а умная лошадка уже двинулась навстречу даме. Она была незнакомой, значит, не из их охоты, но всё равно, дорогу, наверное, знает, хотя бы в имение Олизаров, думала Мария. Только вот говорит ли она по-французски? До сих пор все поляки, что встречались, знали либо по-русски, либо по-французски и немецки, а эта так и сыплет без перерыва польскими словами. Или иностранку во мне не признаёт? Между тем Зорьке понравилось что-то на дереве и она потянулась так, что её всадницу начали царапать ветки.

– Ну, Зорька, не балуй, – осадила её Мария.

У незнакомки округлились губы и глаза, и она воскликнула с радостным изумлением:

– Вы русская!

– О! – лицо Марии приобрело такое же изумлённое выражение. – Слава Богу, а то я уж думала, как с вами объясняться, я совсем не говорю по-польски. Позвольте представиться, Мария Голицына.

– Вот так встреча! Бориса Алексеича дочка? Боже мой, у вас и лицо совершенно в Голицынскую породу, как я могла принять вас за польку! Я Долгорукая, Марья Васильевна.

– Ой, а вас вчера ждали, – вспомнила Мария.

– Да, дороги ужасные – весна. Мы только что приехали. Князь Григорий занят делами, а я решила догнать охоту – люблю. И вот заблудилась. Хорошо, что вас встретила.

– Да, но я тоже заблудилась. Давайте вон на тот пригорок зайдём, осмотримся.

Так разговаривая и пустив лошадей шагом, новые знакомки исподволь оглядывали друг друга и обе, кажется, были заинтересованы. Княгиня Долгорукая выглядела гораздо моложе, чем ожидала Мария, наверное, муж много старше её. У неё были тёмные внимательные глаза, узкое лицо и узкая рука, уверенно державшая поводья. Одета она была в коричневый без вышивки и украшений костюм, и это смотрелось неожиданно изящно. Мария невольно сравнила со своим разукрашенным золотыми шнурами вишнёвым платьем – как Петрушка на ярмарке!

Но княгине Мария, похоже, понравилась. Она одобрительно смотрела, как та уверенно сидит в седле и соединяет в разговоре почтительность и достоинство. Незаметно за разговором наехали на пана Тыклинского. Тот бросился навстречу с радостным возгласом – куда и подевалась его сдержанность.