Человек наизнанку - Фред Варгас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты знаешь историю о дереве и ветре? — спросил Адамберг, крепко обнимая ее.
— Это одна из историй Солимана? — шепотом спросила Камилла.
— Это моя история.
— Не нравятся мне твои истории.
— Эта совсем неплоха.
— И все же лучше не рассказывай.
— Ты права, не буду.
XXXI
В одиннадцатом часу утра Солиман разбудил ее, прокричав из-за занавески:
— Камилла! Господи, да проснись же наконец! Сыщик уехал!
— А от меня-то ты чего хочешь? — сердито откликнулась девушка.
— Да иди же сюда! — рявкнул Солиман.
Он был крайне встревожен. Камилла поспешно оделась, натянула сапоги и выскочила наружу. Юноша сидел у ящика-стола.
— Он вернулся. Но его никто не видел, — торопливо проговорил он. — Никто не видел ни его, ни его машины, ни хрена!
— Погоди, ты о ком?
— О Массаре, конечно, черт бы его побрал! Ты не понимаешь?
— Он что, опять совершил нападение?
— Он зарезал еще одного мужика сегодня ночью. Так-то, Камилла.
— Вот дерьмо, — пробормотала девушка.
— Да, наш парень был прав, — сказал Полуночник, стукнув посохом о землю. — Массар нанес свой удар именно в Белькуре.
— А потом мимоходом зарезал еще трех овец, в тридцати километрах отсюда.
— Он следовал своим маршрутом?
— Да, это случилось в Шаторуже. Он движется на запад, к Парижу.
Камилла взяла карту, уже сильно обтрепавшуюся на углах, и развернула ее.
— Где Париж, ты тоже не знаешь? — с раздражением спросил Солиман.
— Ладно тебе, Соль, — махнула рукой Камилла. — А в городе его полицейские не видели?
— Он приехал с другой стороны, — уверенно произнес Полуночник. — Я всю ночь следил за дорогой.
— Что случилось? — спросила Камилла.
— Как что случилось? — вскричал Солиман. — Случилось то, что он заявился сюда вместе со своим волком и натравил зверя на одного бедолагу. А чего ты хотела?
— Я только не пойму, чего ты так разнервничался, — медленно проговорил Полуночник. — Он ведь должен был убить этого мужика, вот он его и убил. Своих жертв оборотень просто так не отпускает.
— Но в этом малюсеньком городке дежурил целый десяток жандармов!
— Оборотень стоит двух десятков здоровых мужчин. Заруби себе это на носу.
— Известно, кто погиб? — спросила Камилла.
— Какой-то старик, и больше ничего. Его нашли с перегрызенным горлом у холмов, в двух километрах от города.
— Интересно, что он имеет против стариков? — озадаченно пробормотала Камилла.
— Наверняка он знает этих людей, — буркнул Полуночник. — По какой-то причине он их не переваривает. Их всех.
Камилла налила себе кофе, отрезала кусочек хлеба.
— Соль, ты ведь был ночью в городе. Ты ничего не слышал? — спросила она.
Солиман на секунду задумался, потом замотал головой.
— Адамберг велел ждать его на площади, — сообщил он. — На тот случай, если придется немедленно выехать в Шаторуж. Полиция наверняка перебазируется туда.
Камилла осторожно проехала по нешироким улицам Белькура и поставила грузовик в тени на главной площади, между зданиями городского совета и жандармерии.
— Будем ждать, — сказал Солиман.
Они остались в кабине и долго сидели молча. Камилла, положив руки на руль, внимательно осматривала тихие окрестные улочки. В одиннадцать часов утра в пятницу центральная площадь Белькура была почти безлюдна. Только какая-то женщина несколько раз прошла туда и обратно, неся тяжелую корзину, да сидевшая на скамье монахиня в сером одеянии подняла глаза, посмотрела на грузовик, потом снова уткнулась в толстенную книгу в кожаном переплете. Церковный колокол прозвонил половину двенадцатого, потом без четверти.
— Монашкам летом нелегко приходится, все-таки жарко, — поделился своими соображениями Солиман.
И в кабине снова воцарилась тишина. На колокольне прозвонили полдень. На боковой улочке появилась полицейская машина, выехала на площадь и остановилась около жандармерии. Из нее вышли Эмон, Адамберг и двое жандармов. Комиссар махнул рукой Камилле и ее спутникам и зашел в здание следом за своими коллегами. Под жгучим солнцем площадь раскалилась добела. Монахиня все так же сидела на скамье в кружевной тени платана.
— «Самоотверженность, самоотречение, самопожертвование», — пробубнил Солиман. — Она, наверное, ждет, когда ее посетит кто-то. Или что-то.
— Заткнись, Соль, — сердито оборвал его Полуночник. — Ты мне мешаешь.
— А что ты делаешь?
— Сам видишь. Я наблюдаю.
Когда колокол прозвонил четверть первого, Адамберг вышел из здания жандармерии и пошел через площадь к фургону. Не прошел он и полдороги, как Полуночник ринулся из кабины наружу и, споткнувшись о ступеньку, растянулся на мостовой.
— Ложись, парень, ложись! — истошно заорал он.
Адамберг понял: это кричат ему. И бросился на землю в тот миг, когда прозвучал выстрел. Пока монахиня целилась, чтобы снова выстрелить, он вскочил, бросился вперед и, очутившись позади скамьи, крепко обхватил шею женщины левой рукой. Правая беспомощно висела и была вся в крови.
Камилла и Солиман замерли, не в силах пошевелиться; казалось, они слышали, как колотятся их сердца. Камилла первой пришла в себя, выскочила из кабины и кинулась к Полуночнику, который, не в силах подняться с земли, бормотал, довольно посмеиваясь: «Молодчина, парень, молодчина». Четверо жандармов со всех ног бежали на помощь Адамбергу.
— Отпусти меня, а то я их пристрелю! — прорычала Сабрина.
Жандармы замерли в пяти шагах от скамьи.
— А если они попытаются стрелять, я всажу пулю в старика! — добавила она, наставив пистолет на Полуночника, которого поддерживала Камилла, обняв за плечи. — Ты знаешь, я не промахнусь. Спросите у этого мерзавца, он вам подтвердит: я никогда не промахиваюсь!
Над площадью повисла мертвая тишина, все замерли и боялись даже дышать. Адамберг, не ослабляя хватки, тихонько прошептал, почти касаясь губами уха девушки:
— Послушай-ка, Сабрина.
— Пусти меня, негодяй! — задыхаясь, крикнула она. — Я убью и старика, и всех этих придурков полицейских.
— Сабрина, я нашел твоего мальчика.
Адамберг почувствовал, как Сабрина напряглась и затихла.
— Он в Польше, — продолжал комиссар, прижавшись губами к серому монашескому чепцу. — Я послал туда одного из моих людей.
— Врешь! — с ненавистью выдохнула Сабрина.
— Он в Гданьске. Опусти пистолет.
— Врешь! — закричала она, задыхаясь, и рука ее дрогнула.
— У меня в кармане его фото, — продолжал Адамберг. — Снимок сделали два дня назад, когда малыш выходил из школы. Я не могу тебе его показать, ты меня ранила в руку. А если я тебя выпущу, ты меня убьешь. Что делать будем, а, Сабрина? Хочешь посмотреть фотографию? А сына вернуть хочешь? Ведь если ты сейчас тут всех положишь, ты его никогда не увидишь.
— Это ловушка, — прохрипела Сабрина.
— Пусть подойдет кто-нибудь из жандармов. Он достанет фотографию у меня из кармана и покажет ее тебе. Ты сразу узнаешь мальчика, я уверен. И поймешь: я не вру.
— Пусть кто-нибудь подойдет, но только не полицейский.
— Хорошо, тогда кто-нибудь безоружный.
Сабрина на секунду задумалась, тяжело дыша в железных объятиях Адамберга.
— Ладно, — согласилась она наконец.
— Соль! — позвал Адамберг. — Подойди сюда, только очень медленно, расставив руки.
Соль спустился на землю, приблизился к скамье.
— Обойди нас, потом стань сбоку от меня. В пиджаке, в левом внутреннем кармане, найди конверт. Открой его, вытащи фото. Покажи ей.
Соль послушно выполнил все указания, достал из конверта черно-белую фотографию мальчика лет восьми и поднес ее к лицу девушки. Сабрина опустила глаза, внимательно вглядываясь в снимок.
— Положи все на скамейку, — скомандовал Адамберг. — Теперь, Соль, возвращайся в машину. Ну что, Сабрина, ты узнала малыша?
Девушка кивнула.
— Мы его вернем, — сказал Адамберг.
— Он его ни за что не отдаст, — вздохнула она.
— Поверь мне, отдаст. Еще как отдаст. Опусти пистолет. Я очень дорожу стариком, что лежит на земле. И теми двумя тоже. Я дорожу и этими четырьмя полицейскими, хотя знаком с ними еще меньше, чем с тобой. И моя собственная шкура мне тоже дорога. Кстати, твоя тоже. Дернешься — и они превратят тебя в решето. Потому что ты ранила полицейского, а это очень плохо.
— Меня же сразу отвезут в тюрьму!
— Они отвезут тебя туда, куда я скажу. Твоим делом занимаюсь я. Опусти пистолет. Отдай его мне.
Сабрина опустила руку, дрожа всем телом, и уронила оружие на землю. Адамберг медленно отпустил ее, сделал знак жандармам удалиться и, обойдя скамейку, поднял с земли пистолет. Сабрина села, сжалась в комок и разрыдалась. Он опустился рядом с ней, осторожно снял с нее чепец и ласково погладил по голове.