Они делали плохие вещи - Лорен А. Форри

— О-бо-срать-ся!

Она схватила упаковку, намереваясь сунуть ее Оливеру в лицо — потому что, конечно же, кто другой, кроме него, мог это сделать, — и тут что-то еще в корзине привлекло ее внимание.

Лорна едва успела сообразить, что это, как кто-то вырвал маленькую картонную коробочку у нее из рук. Черт, она забыла закрыть дверь на защелку!

— Ого! Что это у нас тут? — Оливер, смеясь, поднял коробочку над головой. — Так-так, Лорна, у тебя от нас есть секреты?

Она подпрыгнула, чтобы выхватить коробочку, но он держал ее слишком высоко.

— Я искала вот это, — Лорна показала пустой контейнер, — а это нашла рядом в корзине.

— Ве-е-ерно.

Оливер сделал паузу, затем на его лице снова появилась улыбка.

— Вообще-то, когда это говоришь ты, я верю. Тогда давай выясним, чье это, а?

— Эй, может, не стоит…

Но для Оливера находка была подарком роскошнее любого рождественского. Он выскочил из ванной, вопя «собрание дома» и стучась во все двери. Веселье в доме давно уже слилось в унитаз. Вердикт Мэв «никаких развлечений в январе» привел к тому, что вечеринки теперь проводились в студенческом общежитии на Берри-авеню. Оливер туда ходил, но ему приходилось быть второй скрипкой после этого жирного ублюдка Джаббы. Учитывая, что оставалась еще неделя до снятия запрета, можно было вернуть хотя бы какое-то подобие нормальной жизни в этом склепе. Находка знаменовала собой приятную перемену в судьбе Оливера — перемену, положенную ему по заслугам.

Все спустились вниз: Холлис прислонился к шкафу под лестницей, Элли устроилась на диване, Мэв встала в дверном проеме кухни, ковыряя заусенец, Каллум сидел в кресле, а Лорна осталась на нижней ступеньке лестницы, готовая ретироваться в любой момент.

Оливер стоял в центре, коробочка была спрятана в кармане его толстовки с эмблемой Кэхиллского университета.

— Полагаю, вам интересно, почему я вас здесь собрал.

Холлис поднял руку:

— Кто-то снова впустил в дом белок?

— Что? Нет. Оказывается, у нас есть небольшая тайна, к которой мое внимание привлекла наша прелестная Лорна.

Она вцепилась в перила.

— Не впутывай меня в это.

— Но разве не ты это обнаружила?

— Ближе к делу, — вмешался Холлис.

— Очень хорошо. На дне мусорного ведра в ванной была спрятана, кто бы мог представить…

— Это я сделала!

Все повернулись к Мэв.

— Это я съела твои каннеллони, прости меня, пожалуйста, Лорна. Я куплю тебе две упаковки, как только откроются магазины, обещаю. У меня есть упаковка равиоли, если хочешь.

— Все в порядке, Мэв. Спасибо.

Оливер почувствовал, что теряет внимание, и заговорил громче, чтобы вернуть его:

— Как благородно с твоей стороны признаться, дорогая Мэв! Но когда я говорю о тайне, речь идет не о пропаже ужина нашей Лорны. Здесь другое.

Он выхватил коробочку из кармана и поднял ее вверх, повернув так, чтобы все могли прочитать этикетку. На коробочке было написано: «Тест на беременность».

— Лорна говорит, что это не ее, и я склонен ей верить.

Взгляды, до сих пор прикованные к Лорне, устремились к Мэв и Элли, которые теперь смотрели друг на друга.

— Ну что ж, дамы. Пора признаваться. Кто из вас собирается стать мамочкой?

— А ты нашла полоску? — поинтересовался Холлис.

— Нет, только коробку, — тихо ответила Лорна.

Обычно Оливер солировал, но если Холлис хотел, он мог перетянуть внимание на себя. Видимо, он не хотел, поэтому больше никаких вопросов не задавал.

— Ну же, дамы. Не держите нас в напряжении! Вот так и возникают слухи. Разве не лучше, если мы все будем открыты и честны друг с другом? — продолжил Оливер.

Мэв поджала губы, как она всегда делала, когда ей было что сказать, но она сомневалась, стоит ли это делать. Чаще правильней промолчать, потому что в лучшем случае ее реплики были невразумительными, а в худшем — оскорбительными и бестактными. Элли опустила глаза и с такой силой сжала кулаки, что и без того белые костяшки ее пальцев стали еще белее. Одна за другой пролетали секунды, отмечаемые снежинками на окнах.

Несмотря на холод снаружи, температура внутри повысилась, и дом стал казаться подземным бункером, где заканчивается кислород. Каждый из них знал, что может уйти к себе, и, сделай они это, возможно, сейчас все было бы по-другому, но они этого не сделали. Что-то удерживало их здесь, и они не хотели признать, что именно. Да проще простого — они хотели удовлетворить свое любопытство.

Время тянулось медленнее, чем в тот день, когда их преподаватель по английской литературе спросил тоненькую, как листок папиросной бумаги, девушку на последнем ряду о Гамлете; девушка не могла произнести ни слова, румянец на ее щеках становился все ярче и ярче, а преподаватель ждал, постукивая ногой по полу; потом девушка начала плакать, и кто-то в первом ряду наконец выкрикнул ответ, спасая ее от позора.

Они не знали, кем они сейчас были — девушкой или преподом, но точно не студентом, сидящим впереди. И никогда им не стать им.

Подобно тому, как Земля завершает свой виток на орбите, Оливер закончил раунд, подняв высоко в воздух пустую коробочку из-под теста. А затем одновременно произошло сразу несколько событий.

Мимо проехала машина.

Холлис чихнул.

Мэв начала было говорить, но Элли перебила ее:

— Это Мэв!

Они подумали, что разбилось стекло. Но это было не так. Им только показалось.

— Нет, — голос Мэв сорвался.

— Она сказала мне, когда вернулась после рождественских каникул, что переспала с мальчиком из соседнего дома и что теперь беспокоится по поводу беременности, потому что они не предохранялись.

— Это не… — Мэв закрыла глаза и покачала головой. — Я сказала тебе, что… Это твое. Я знаю, это ты купила тест. Говори правду!

— Да, купила. Для Мэв. Потому что она была слишком напугана, чтобы купить самой.

— Не была я слишком напугана! Мне это вообще не нужно.

Оливер повертел коробочку.

— Так ты не беременна?

— Нет! — Мэв снова качнула головой. — Я и не думала, что со мной такое может случиться! Это она. Она!

Мэв показала пальцем на Элли, как будто нужно было напомнить им, кто это. Или, возможно, она хотела отвести от себя взгляды, но Оливер все равно смотрел на нее.

— И зачем же Элли понадобился тест на беременность?

Мэв заморгала. Все остальные отвели глаза. Никто не осмеливался сказать об этом вслух, и меньше всех — Мэв. Пусть лучше ее зарежут. И когда уже всем казалось, что последний нож вот-вот вонзится в сердце Мэв, что отвергнуты и ее отрицания, и ее обвинения, произошел радикальный поворот.

Каллум