Владыка битвы (СИ) - Хай Алекс

Скегги кивнул.

— Это хорошие вести. Значит, путь для войска свободен?

— Да, — отозвался Дагмер. — Мы проверили основные тропы, которыми пользуемся. Зашли на стоянки, что иногда используют местные, когда ходят валить лес. Людей немного. А с лесными жителями мы не враждуем. Оставляем им еды и припасов из города — и они обеспечивают нам безопасный проход.

Я пересчитал вернувшихся.

— Но вас меньше, чем уходило. Что-то случилось?

— Нет, — вмешался один из разведчиков и стащил с плеч плащ. — Мы оставили отряд в лесу ближе к Омрику. У нас там есть небольшой постоянный лагерь. Пусть проследят за окрестностями и встретят вас.

— Разумно, — кивнул я. — Благодарю вас за помощь.

До священного праздника мерглумцев оставалось пять дней. Совсем впритык. Выходить следовало немедленно. Не позже завтрашнего утра.

Скегги словно уловил мои мысли и обратился к Дагмеру:

— Тогда выходим завтра. Вы сможете провести нас кратчайшим путём?

Ярлов сын переглянулся с остальными разведчиками, и те кивнули.

— Есть тайные тропы. Войско немного растянется, зато можно здорово срезать дорогу и выйти к лагерю. Мы на то и рассчитывали. Сам лагерь будет в полудне пути от Омрика, на краю леса.

На том и решили. Скегги отправился к Эовилу благодарить за приют и оповестить людей, которых ярл обещал дать нам в помощь. Я же оседлал коня и поехал на хутор забирать своё хрюкающее богатство.

Оствуд действительно показался мне чуждым и зловещим. Едва войдя в этот древний лес, я ощутил враждебность местных духов и принёс им жертвы, надеясь заручиться их добротой. Не уверен, что они стали бы нам помогать, но и пакостить, по моему разумению, не должны были. Разведчики в чём-то оказались правы: духи не любили железа и стали, потому вредили вооружённым людям. По этой же причине местные охотники с простыми луками и копьями выходили из Оствуда живыми.

Стоя на коленях перед мощным дубом, мы со Скегги возложили дары духам.

— Мы клянёмся не обнажать железа в вашем лесу, если только нашим жизням не будет угрожать опасность, — пообещал брат. — Мы не станем рубить больше, чем потребуется для обогрева и приготовления пищи. Мы не будем тревожить вас громкими разговорами. Примите наши дары и знайте, что они принесены с почтением.

В качестве даров мы принесли то, что могли любить духи, но чего не было в лесу: цветные морские камешки, луговой мёд, свежие лепёшки с травами, козье молоко и вышитые ленты. Духи имели своеобразное представление о ценности. То, что для нашего человека было безделицей, дух мог расценить как большое богатство. Поэтому мы старались угадать с желаниями и принесли много разных даров.

— Листья шепчут...

Я прислушался и уловил слабые голоса духов. На ветви уселась стайка желтопузых птиц, и я поклонился.

— Дар приняли, брат. Нам дозволено идти.

Скегги выглядел бледнее обычного. Неудивительно: ни ему, ни мне не удалось как следует поспать в ночь перед выходом. Слишком многое следовало перепроверить и подготовить. Брат напоследок поклонился духам, и мы вернулись к воинам.

— Надеюсь, Глоди не разгневается, — сказал он, когда проводники знаками показали дорогу.

Скегги оставил одного из хускарлов в Скелгате дожидаться прибытия кораблей. И новости не сулили Глоди радости: брат велел ему гостить Скелгате в качестве гаранта договорённостей и клятв.

Хуже не придумаешь: Глоди был куда ценнее для хирда, чем я. Он был опытен, умён, знал языки и местные обычаи, умел воевать и вести людей в бой. Я же мог слышать богов и подколдовывать, но не был уверен, что всё это поможет взять Омрик. Скегги отчего-то решил иначе и взял в поход меня, поэтому вторую половину войска должен был вести Кьелл.

— Он поймёт, — ответил я. — Надеюсь.

Дагмер отправился с нами как проводник, но все понимали, что он стал нашим заложником. С сыном ярла все обращались почтительно и по-дружески, да и сам Дагмер прекрасно понимал своё положение. И всё же я был ему благодарен за то, что парень искренне старался нам помочь.

Оствуд завораживал тёмной красотой. Лес здесь был смешанный: ели, дикие яблони, тис, берёзы, бузина, дубы, ясени и осины. Деревья давно отцвели, и рябины уже хвастались гроздями зелёных ягод. Узкие тайные тропы пролегали под сенью исполинских древ, и я начал думать, что у каждого из них вполне мог быть свой дух — до того древними они казались.

Лужайки манили земляникой, маленькие кислые яблочки соблазняли сорвать и попробовать хоть одно, да и орешник уже дал первые молочные плоды. Лето перевалило за середину, налилось красками и неумолимо клонилось к осени, обещая богатый урожай. Стоило бы этому радоваться, но я не мог.

Нам было важно успеть занять Омрик до начала осенней слякоти, чтобы укрепить стены, наладить поставки провизии из Свергло и сделать запасы. Цепь, натянутая поперёк реки, могла нас кормить, но зимой суда не ходили, и пошлины платить будет некому. Поэтому нам со Скегги требовалось хорошенько подготовиться не только к войне, но и подумать о мирной и сытой жизни после. Хирд — дорогое удовольствие даже в мирное время, а деньги у нас заканчивались.

Мы шли уже два дня, стараясь шуметь как можно меньше и держаться ближе к чаще. Кое-где тропы пролегали через почти что непроходимые буреломы, и преодоление этих препятствий нас здорово замедляло. Свиньям тоже пришлось несладко, хотя местами они оказывались проворнее вооружённых воинов.

Скегги всё больше молчал. Он мало ел, плохо спал по ночам, мучился беспокойством, но ни в чём не признавался. Бледность лишь усилилась, но я полагал, что всё дело было в большом волнении перед ответственной битвой. Всё же от этого проклятого Омрика зависела наша дальнейшая судьба на Эглинойре. Мы поставили всё на этот город. А Скегги болезненно переживал неудачи и сейчас замкнулся в себе, лишь изредка подзывая к себе Исгерд.

До Новолуния оставался всего один день, и сила ведьмы иссякала, чтобы возродиться на растущей луне. Белокурая женщина ночами напролёт мастерила амулеты с защитными вязями, а днём отсыпалась во время привалов. Я помогал ей по мере сил, но моё колдовство здорово отличалось от женской ворожбы, и зачастую я мог лишь передавать Исгерд часть своей силы, чтобы напитать волшбой её творения.

В ночь накануне Новолуния, когда до Омрика оставалось около дня пути, мы с хускарлами собрались у костра. С нами была Исгерд, а вот Скегги куда-то запропастился.

— Где брат? — спросил я, бросив свой мешок у костра.

Ведьма подняла на меня усталые глаза и пожала плечами. Она даже перестала подводить их чёрной краской — руки дрожали от усталости, и вывести ровную линию не получалось.

— Прилёг отдохнуть, — ответила она. — Говорит, голова разболелась. Я предложила сделать для него целебный отвар, но он отказался.

Это было непохоже на Скегги. Брат отличался невероятно крепким здоровьем — мог выпить несколько кувшинов мёда, посостязаться в перетягивании верёвки, завалиться с двумя девицами, а наутро после всего этого прекрасно себя чувствовал и даже помогал плотникам с работой. Нравилось ему работать с деревом — брат умел вырезать дивной красоты узоры.

И уж тем более Скегги ни за что не упустил бы возможности провести вечер подле своих хирдманов. Какие бы тяжкие думы не терзали его разум, он всегда думал о людях, которых вёл. Вождь и хирд зависели друг от друга больше, чем могло показаться на первый взгляд. Люди должны были видеть его, питаться его силой, слушать его речи и, в свою очередь, питать его. Так это работало — и потому такая связь была священной и важной для всякого северянина. Скегги прекрасно знал это, поэтому каждый вечер выходил к костру и разговаривал с каждым. Подбадривал, выслушивал, судил и советовал.

Что-то здесь было не так. Я нутром чуял это, но не мог выразить словами. Чтобы проверить ощущения, я снял с пояса рунный мешок и, сосредоточившись на вопросе, запустил руку.