Конец эпохи - Юрий Ра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так что вы, молодой человек, за новое направление в фехтовании развиваете? Чем вам классические виды не нравятся? — это меня на зачете по теории и методике физического воспитания препод-дедок начал пытать.
— Прошу прощения, это уже по зачету вопрос?
— Считайте, что так. Отвечать готовы?
— Как вы сказали, классические виды фехтования ушли как от классики, так и от фехтования. Современный спортивный поединок заставляет спортсмена делать ставку на одно быстрое касание. Эдакие салочки прутиком. Если ты успел, то от контратаки можно не защищаться. Тогда что? Тогда вообще не занимаемся защитой в классическом виде, а все силы на скорость атаки. Опять же, о какой защите клинком можно говорить, если вы его не контролируете на последней трети клинка. Клинок ведет себя как хлыст и перестает быть колющим, режущим или рубящим оружием. Нет, батенька, у нас с вами нет фехтования. Я уже не говорю про возможность продолжения боя после получения ранения или касания в данном случае. Спортивная игра, не имеющая никакого отношения к единоборству.
— Ну а как же красота движения, мастерство, интерес у зрителей?
— Вы про гимнастику? Поддерживаю! На фехтование-то уже никто не ходит.
— Какой вы злой. А куда предлагаете деть всю советскую фехтовальную школу?
— Вы про мастеров, тренеров, начальников команд, руководителей зарубежных делегаций? Они пользу народу приносят или удовольствие получают за народные денежки?
— Как вы с таким взглядом на жизнь не убили этого рецидивиста?
— Так вышло. Верите, когда по черепу бил черенком от лопаты, вообще не сдерживался.
— Верю, молодой человек! И такой спорт вы хотите видеть в списке видов советского спорта?
— Всё веселее, чем ядро толкать.
— Поживем-увидим, Милославский. Давайте зачетку.
Почему-то из больше занимало моё отношение к старому фехтованию, нежели концепция нового. Только препод по спортивному совершенствованию по избранному виду спорта реально пытался разбирать со мной этот вопрос. У него возник профессиональный интерес. Покрутили методику, рассмотрели работу группы мышц. Ради этого дела меня гоняли по типовым движениям. Точнее, раздели до трусов и заставляли махать палкой, а вместо щита дали гантелю. Глядишь, на самом деле помогут чем умные люди.
Онегин нарисовался внезапно. Вот я лежу одинокий на койке в общежитии, листаю конспект, а вот уже в комнате на одного человека больше. Постучаться — это не к нему, раз и так не заперто, зачем стучать?
— Здорово! Чего лежишь киснешь?
— Претворяю в жизнь вашу идею о получении мною среднего спортивного образования.
— Ну я же не думал, что ты на самом деле будешь конспектировать предметы и готовиться к экзаменам. Думал, как в Школе организуешь очередной дурдом.
— Ошибочка вышла, Петр. Когда я учусь, я учусь. А на каникулах я отдыхал в поте лица своего.
— Тоже верно. Гулять пойдешь?
— Мячик брать?
— Бери, чего уж!
Когда я застегивал на левой руке кожаный наруч с кистенем в петельках, Петр хмыкнул в своей манере, мол не осуждаю, но учту. Дождался, когда надену куртку и общупал левое предплечье:
— Толково, при беглом обыске не заметят. Ты всегда вооружен, Жора?
— Почти. Бывали случаи, когда привычка пригодилась, бывали, когда надо было что-то иметь под рукой, но не оказалось. И еще ни разу не случилось, когда наличие оружия доставило проблемы.
— То есть на базе осенью ты того цыгана не палкой бил.
— Добивал как раз палкой. А вначале кистенем, как-то неожиданно началось, неудобно было гостя просить подождать, пока я за дрыном схожу.
— Притягиваешь ты всё вот это как магнит. Или провоцируешь?
— Скорее притягиваю. Хотя иногда не без провокаций. Тут такая тонкая грань. На тебя надвигается нечто, и ты его провоцируешь, чтоб оно ударило не по другим, которые не справятся, а по тебе. Но изначально ты это нечто не звал. Я понятно излагаю, Петр?
— Понятно. Курить только от объяснений хочется. Бросил давно, в училище еще, а тянет почему-то.
— Бывает. Я вот не курил никогда, а к хорошему табаку тоже тянет. Трубочный и сигары обожаю. Даже просто резаные листья люблю нюхать. Мимо фабрики «Явы» или «Дуката» иду и дышу этой тонкой взвесью. А когда рядом кто хороший табак закурит — сказка! Мечтаю себе сигарную машину построить.
— Как это?
— Представь, вставляешь сигару, включаешь вентилятор маленький как в фене и поджигаешь. Машина то включает моторчик, то выключает, словно затягивается, а сигара дымится…
— Вот ты, Жорка, выдумщик! Нет таких машин, чтоб зря сигары переводили.
— Знаю, может сам построю, как руки дойдут. И сигары будут доступны. А может на Кубу полечу и буду сидеть в баре, где курят сигары.
— Фантазер! — мы шагали по темным улицам совершенно расслаблено, несли всякую ерунду как друзья и ровесники. Думаю, если бы кто-то за нами шел с нехорошей целью, он бы почувствовал, что тут не вариант, отнять нечего, огрести можно. Движения вечером никакого, прохожих мало, я иногда по Узловской привычке сходил на проезжую часть, обходя лужи, и продолжал идти по дороге, пока не натыкался на лужу там.
— А как на самом деле было, скажешь?
— А надо?
— Надо.
— Реально ворвался, вбил меня вместе с дверью внутрь, начал кричать, угрожать. Когда попытался избить, я отходил его кистенем. Когда он за нож схватился, добил урода. А потом ему организовал состав преступления, чтоб посадить надолго.
— Жестко. Но по-нашему. Видишь врага — уничтожь. И честность оценил, Жора.
— Я за понимание и взаимное доверие, насколько оно может иметь место. Говори, Петр, ты же не погулять приехал.
— Помнишь, ты говорил про очередную смерть дедушки. Точнее можешь сказать?
— Могу, девятого февраля помрет. Они все, кто девятого, кто десятого…
— А следующий кто будет?
— Черненко, такой же полутруп. Десятого марта восемьдесят пятого побежит друзей догонять.
— У тебя совсем нет уважения к руководителям, Жорж?
— А есть за что? Отдал всё, что мог Родине, отойди в сторонку, не мешай! Они
