Изгнание в рай - Анна и Сергей Литвиновы

– Мама! Ты ее убил, убил!!! Она мертвая!

Силища немереная, вытолкала его из дома в огород. Продолжает вопить:

– Сволочь! Гад! Я ведь просила тебя: дай лекарства!!!

Жора забеспокоился. Какие еще лекарства? Не слышал он про них ничего. Мало ли, что из подвала орут? Стены там толстые.

А малявка – совсем сдурела! – хватает ружье, которое он из рук выпустил. И прямо в него целит!

– Ты мою маму убил!

– Эй, эй, – Жора по инерции продолжал улыбаться. – Подожди!

Но дурында малолетняя жмет на курок. Хорошо, предохранитель не заметила.

Двор, домик, деревья снова качнулись, уже сильнее. Но парень смог взять себя в руки. Сфокусировал взгляд на оружии, вырвал его из девчачьих рук. А малявка в его запястье зубами вцепилась. И пытается ружье обратно выхватить.

Брызнула кровь – его кровь. Перед глазами поплыло. Но он успел увидеть: с предохранителя оружие слетело. Видно, в пылу борьбы. И дуло сейчас направлено – как раз в грудь малолетке.

– Осторо… – хотел сказать он ей.

Но в этот момент она боднула его головой под руку.

Утреннюю благодать взорвал выстрел. Девчонка взглянула на него обиженно – и кулем рухнула на траву, лицом вниз. Сначала крови было немного, но очень быстро натекла целая лужа.

И в этот момент зазвонил телефон.

Сева, не сводя глаз с недвижимого тела девочки, достал аппарат.

Звонки, звонки.

Нажать на «прием» не мог – руку свело. И все надеялся: вдруг малявка зашевелится? Оживет?

Однако тело лежало кулем, и Жора вдавил наконец зеленую кнопку.

Из телефона донесся радостный голос заказчика:

– Ты в Веселом, надеюсь? Молодец. Ну, все отлично. Отпирай подвал и тихонько уезжай.

Жора молчал.

Горячая кровь на прохладном утреннем воздухе исходила паром, ползла ядовитой змеей к его ноге.

– Эй, Жора! – возвысил голос Акимов. – Ты меня слышишь?

– Да… – прохрипел тот. И шепотом добавил: – Но у меня тут этот, как его… форс-мажор.

Сева только потом подумал, что говорили они по обычному телефону. И кто угодно – хоть менты, хоть безутешный Томский – могли на аппарат поставить прослушку.

Но тогда, ранним июньским утром, страх охватил его настолько всеобъемлюще, что Акимов не думал вообще ни о чем. И не представлял ничего, кроме лица Михаила, когда тот узнает, кто именно и как погубил его любимых жену и дочь.

А Жорка все бормотал:

– Девчонку я случайно. Она сама. А мамашка, видно, прямо сразу скопытилась. Сразу, как я их привез.

Пауза, всхлип.

Явно лживое заверение:

– Хотя лекарства я ей туда, в подвал, кинул. Не помогло, наверное.

– Заткнись! – наконец взорвался Акимов.

И Жорик послушно замолчал. А через секунду забубнил новое:

– Ну, че, че теперь делать? Только с повинной идти. Как думаешь, сначала ментам позвонить? Или самому поехать? Или побегать немного? Так все равно возьмут – сегодня, максимум завтра.

Да. Убийц детей и женщин у нас ищут быстро. Шансов спрятаться нет.

Странно, но полицейских, следствия Акимов почти не боялся. А вот лицо Томского – в момент, когда тот узнает, – все время стояло перед глазами.

И Акимова сковал дикий, просто дичайший страх. Нет! Нет! Нельзя признаваться! Под самыми адскими пытками надо отрицать, что именно он – виновник похищения и гибели Кнопки и Леночки. Не страшно, что суд будет. Что огромный срок дадут. Ужас – кошмарный, невыносимый – месть Томского. Ничего катастрофичнее просто не может быть.

И вот дело удивительное!

Сева всегда считал, что двигатель прогресса – жадность, стремление к наживе.

А оказалось – страх куда действеннее.

По крайней мере, сейчас, впервые с момента похищения, мозг у него заработал хладнокровно и четко.

Даже приятно стало – на фоне нытья напарника.

Акимов сосчитал про себя до пяти и абсолютно спокойным тоном сказал Жорику:

– А какой тебе смысл – идти с повинной? Ну, скостят тебе с пожизненного до двадцатки – большая, что ли, разница?

– Так я объясню им… – заблеял парень. – Что я не хотел, что девчонка сама…

– Сама себя в подвал запихнула? – усмехнулся Сева. – Нет, милый. Если и докажешь, что случайно убил, похищения тоже достаточно, чтоб высшую меру схлопотать. Так что не надейся. Чистеньким не останешься.

– Но это ведь все ты, ты! – истерически взвыл парень. – Ты придумал, меня заставил!

– А ты похищал. Запихивал в подвал. Забирал деньги. Убил. На «вышку» очень даже хватит. Кстати, – оборвал поток обличений, – пойди, сходи в подвал, посмотри, что там с мамашей.

– Я бою-юсь! – хныкнул парень.

– Иди, говорю! – рявкнул Сева.

И сработало – дурачок послушно заковылял, заскрипели ступени…

Через пару минут доложил:

– Мертвая. Холодная. Лицо синее.

– Сердце, – подытожил Акимов. – Говорил я тебе: ее не нервировать.

– А я че? Я ее пальцем не тронул, все культурно! – возмутился парень.

– Все, культурный. Умолкни, – оборвал его Сева. – Давай, вытаскивай труп из подвала, волоки куда-нибудь на жару.

– Зачем?! – изумился дурачок.

Сева пока знал лишь одно – так надо. Так будет лучше. Но, чтобы мотивировать парня, начал фантазировать на ходу:

– Чтобы тело разложилось быстрее. Чтобы время смерти было сложно определить.

– А отпечатки?! – взвыл парень.

– Стирай их, дебил! Бери мокрую тряпку и стирай! Отовсюду! С перил, с ружья!

– Я не буду! – истерически завизжал тот. – Я сдамся! И скажу им, что ты, ты все это придумал!

Но чем больше психовал исполнитель, тем спокойнее и увереннее в себе становился Акимов. Даже усмехнуться получилось:

– Жорик, да делай что хочешь. Не забывай только, что парень ты совершеннолетний, дееспособный. За свои поступки сам отвечаешь. И самое главное: ты чего нас хоронить спешишь? Нас кто-то видел? Поймал?

– Нет, но…

– А раз нет, значит, и каяться рано, – отрезал Акимов. – Нас никто ни в чем не подозревает. Не обвиняет. И я от своих обещаний не отказываюсь. Получай свои деньги и убирайся, богатый и свободный.

– Но… ведь два трупа… Менты на уши встанут, чтоб нас найти!

– А ты беги быстрее, чтоб найти не успели, – велел Сева. – Тело матери вытащи, пристрой где-нибудь на участке. Отпечатки свои с ружья сотри, потом дуй из деревни прочь. И жди меня, где договорились.

Сева нажал на «отбой».

Задумался долго, глубоко.

Да, убивать в его планы совсем не входило. Но – удивительно! – раскаяния он не чувствовал. Наоборот, некоторое злорадство. Что теперь-то везунчик Томский окончательно сломлен.

А еще – Сева был собой горд.

Похищение получилось – не шедевр. Но кое-что было сделано грамотно. Ружье самого Томского – отличный, как теперь оказалось, ход!

Оружие ведь все равно было нужно.

А организовать квартирную кражу у партнера по бизнесу куда безопаснее, чем ему, тюфяку, покупать огнестрельное на черном рынке. Или поручать это тонкое дело Жорику.

В итоге мы имеем…

Психически неуравновешенный (любой подтвердит!) программист.

Его мертвые жена с дочерью.

Глухая деревня.

Ружье, принадлежащее Томскому.

Еще раз.

У Томского с головой проблемы. Плюс бизнес не ладился. А жена (как все бабы!) хочет бриллиантов, машин, жизни сладкой.

Ну, или развода.

Он отпускать ее не хочет. Они ссорятся. Кнопка хватает дочку и убегает. В глухую деревню. Томский – за ними. У него есть ружье.

Оба мертвых тела теперь на участке. Правильно он Жорику велел – труп Кнопки вытащить. А в подвал, может, никто и не заглянет.

Да все просто супер!

Еще бы свидетеля одного…

Ну, и Жорика заткнуть.

Галина Георгиевна – с подачи брата – работала у Томских почти девять лет и все эти годы своих хозяев искренне ненавидела. За что? Сразу не объяснишь. На первый взгляд порядочные, обращаются уважительно, платят нормально.

Но только она четко чувствовала людей и разделяла их на два лагеря: тех, кому положена прислуга, и тех, кому нет. Томские, пусть денег имели достаточно, к барскому сословию, безусловно, не относились.

Галина Георгиевна попала в семью программиста в драматичный момент. У Михаила только что родилась дочка, а мамашка, вместо того чтоб дите вскармливать, свалилась с сердечной хворью. Глава семьи в одиночку забрал ребенка из роддома и пару дней пытался младенчика нянчить самостоятельно.

Когда на третий день его самостоятельного хозяйствования в дом пришла Галина Георгиевна, попа у девочки была вся в опрелостях, на лице сыпь, глазенки закисли.