Ever since we met (СИ) - "Clannes"

Ей, как старшей сестре, придется, наверное, внести свой вклад в то, чтобы ее младшая сестра, пусть и названная, научилась этому. И ее эта перспектива вовсе не пугает.

========== Глава 25 ==========

За окном последний день декабря воцаряется неожиданно как-то — Саша поклясться может, что совсем недавно ноябрьские дожди чуть не затопили все вокруг, а теперь, поглядите-ка, снег. Сугробы. Вот-вот занесет, думает она, и придется звать экскаватор, чтобы до калитки дойти, не говоря уже о том, чтобы выйти куда-нибудь дальше. Но выходить никуда не надо, мужчины снаружи пока что своими силами расчищают путь к калитке, а они ведьминской компанией собрались в кухне, по чашкам чай разлили, и кажется, будто они навсегда тут останутся, будут делиться мыслями, секретами и всевозможными мелочами, и никогда не устанут от этого.

— Мело, мело по всей земле, во все пределы, — выводит она, в окно глядя. Там и правда метет, будто уходящий год решил их напоследок похоронить в снегу. Тетя Лена улыбается, блюдце с пирогом перед ней ставит, вкус яблочный, как от ее магии, только ярче, и коричный, и сахарная пудра сверху — вкусно.

— Свеча горела на столе, свеча горела, — подхватывает она следом. — Только там про февраль было, а у нас еще январь не начался.

— Мы его и не заметим за таким-то снегом, — смеется Соня. У ведьм сегодня не то чтобы праздник, их год сменился уже, на солнцестояние, но календарные праздники отмечать все привыкли. И к елке наряженной в гостиной и подаркам под ней привыкли, и к досиживанию до полуночи, чтобы расцеловаться и пожелать всего лучшего на следующие двенадцать месяцев. Правда, обычно все оставались у себя, а не собирались дружной компанией из трех старших ведьм и четырех воспитанниц. Обычно, не на этот раз. — Откапываться будем вечность.

— Ты просто жалеешь, что ты тут, а этот твой, как его там, нет, — Настя ей язык показывает. Соня удивительным образом умудряется промолчать и даже чуть покраснеть. Саша брови приподнимает.

— Этот? — она ухмыляется, недоверчиво на девчонок глядя. — А раньше ты мне обо всем говорила, что у тебя в жизни происходило. Что, подросла и решила, что тебе это не надо?

— Да нечего рассказывать, — бурчит Соня. — Ну познакомились мы на катке, ну сходили на пару свиданий, ну и все. Ты сама, между прочим, виновата, мы тебя с собой звали, а ты не пошла.

Тут она права, думает Саша — она тогда, в начале декабря, и правда не пошла пару раз с другими девчонками на открытый каток, потому что училась, как проклятая, искренне уверенная в том, что все пригодится. Сейчас она тоже уверена, впрочем — почти все, да, не совсем все, но пригодится же. Чтобы лучше вылечить человека, будь ты хоть сотню раз ведьмой, стоит знать, что именно ты лечишь.

В конце концов, именно ведьмы с тем же даром, что и у нее, были первыми и лекарками, и повитухами, и не зря ведьмами окрестили тех, кто за ними последовали, даже не имеющих дара.

— В следующий раз обязательно с вами пойду, — обещает она, смеется — смеются они все. Когда он будет еще, этот следующий раз? Но стоят ли все эти конспекты и вообще все это ее нормального общения с девчонками? — Чтобы не пропустить больше ничего. А то глядишь, и на свадьбу меня пригласите, а я не буду знать, за кого вы выходить собрались.

— Это так Лена замуж выходила, — тетя Наташа смеется. — Сначала она убивалась-убивалась по Андрею, а тут на тебе, довольная ходит, счастливая. Ну, думаю, переболела, нашла себе кого. Полгода, наверное, проходила вот так вот, а потом подходит, мол, Наташ, приглашаю тебя на свадьбу…

— А она мне «а жених кто?» — тетя Лена тоже смеется. — Говорю, «Андрей, кто ж еще, я будто за кого другого пойду». Она на меня смотрит как на сумасшедшую и выдает: «так он же уже женат!».

— Это я потом узнала, что он тоже по ней убивался, и в какой-то момент просто махнул на все рукой, развелся и начал за Ленкой ухлестывать, — добавляет тетя Наташа. — Ну, не совсем на все, с сыном от того брака часто виделся, пока тот сам не решил, что не так уж ему и важно общение с отцом. Ваньке тогда года три было, он и не понимал особо, что у него брат есть, от другой мамы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я думала, у вас первый брак, раз и навсегда, как в сказках каких-нибудь, — Саша хмурится недоуменно. Тетя Ира посмеивается, на нее глядя, мол, наивное дитя.

— Ни у Лены с Андреем, ни у Наташи с Игорем, ни у меня с Шурой, — заявляет она. — Шура уже другой женщине подумывал предложение делать, Андрей и Игорь вообще женаты уже были. Такое часто бывает. Мы редко бываем первыми у своих мужчин, Саш. Чаще всего мы смотрим на них в объятьях других женщин и надеемся на то, что они увидят нас.

— Обычно они видят, — добавляет тетя Наташа. — И тогда выбор делаем мы. Тех мужчин, с которыми мы совместимы, к нам тянет. Не всегда это любовь, но они не могут не тянуться к нам. Одни предпочитают жить в этом суррогате, другие нет.

— Лена Буянова из ковена Татьяны Анатольевны, например, и Этери, как примеры одной и другой, — кивает тетя Ира. — Лена, кстати, еще и пример того, что ведьма может быть первой женой.

— Это от ее мужа у Этери Георгиевны ребенок? — Настя хмурится, будто вспомнить пытаясь. Саша понимает, почему она спрашивает — об этом, наверное, только глухие не слышали.

— Ложь, пиз… кхм, — тетя Наташа осекается, глядя на Лизу, безмятежно чай из чашки потягивающую, — ну вы поняли. Что-что, а вкус у Этери немножко получше. Другой это был мужчина, и больше вам правда знать не нужно.

Больше, Саша думает, им может быть не только не нужно, но и не стоит знать. Пусть чужие жизни остаются чужими. Ей хватает своей личной жизни, точнее, ее почти полного отсутствия. Пару свиданий с Русланом, братом Нелли, одной из девчонок потока, вряд ли в счет. Не всегда получается сразу с людьми ладить, в конце-то концов, что уж тут поделаешь.

Может, думает она, с кем-то другим ей повезет больше. Ей правда не хочется тратить время на то, чтобы, как тетя Ира сказала, смотреть на мужчину в объятьях другой женщины и надеяться на то, что он ее увидит. Самое жестокое в этом то, что она в этих словах уже узнала себя. Деваться уже некуда. Она все равно пытается.

В конце концов, в том, чтобы пытаться что-то сделать, смысла все равно больше, чем в том, чтобы надеяться, что Ваня увидит в ней кого-то, кроме подруги. В конце концов, добавляет она пунктом в список причин своей уверенности, единственный раз, когда он заставил ее сомневаться в этом, был тогда, на поляне, когда она сознательно выбрала повлиять на его поведение магически. И вот это уже точно не считается.

— До калитки расчистили, — заявляет Ваня, в дверях появляясь, даже верхнюю одежду не сняв, весь облепленный снегом. Из прихожей слышно топот и приглушенные ругательства — старшие мужчины, похоже, стряхивают снег с себя и друг с друга. — Ма, там как у Пастернака твоего обожаемого, где «все терялось в снежной мгле, седой и белой», знаешь? Фонари, которые за калиткой, еще видно, когда до них доходишь, видишь те, что на другой стороне улицы, и можно разглядеть, как светятся окна дома напротив. Все, больше ничего.

— Я же сказала, откапываться будем вечно, — заявляет Соня недовольно-обиженным тоном. Тетя Лена смеется.

— С тебя сейчас вода накапает, лужу сам вытирать будешь, труженик, — говорит она Ване. — Иди отряхнись, переоденься, а потом чай пить приходи.

Ваня что-то бурчит, но выходит послушно, громко топочет до прихожей. Саша прислушивается невольно, нехотя, и ей кажется, будто она видит каждое движение, как он от снега отряхивается немного неловко, как перчатки, шапку и шарф, ею подаренные, стаскивает, откладывает их в сторону, прежде чем куртку снять — его шумные шаги мимо слышны хорошо, когда он к себе в комнату отправляется, чтобы правда переодеться в сухое. Не то что его некому вылечить, если он простудится, но зачем рисковать еще больше, чем уже?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он между ней и Лизой садится, когда возвращается, обеих коротко обнимает за плечи, прежде чем обхватить ладонями большую чашку с чаем, что тетя Наташа перед ним ставит, и Саша не отказывает себе в том, чтобы коснуться его, пусть и ненадолго, будто случайно локтем его локоть едва ощутимо задеть, когда берет собственную чашку, чтобы к губам поднести. Его колено на короткий миг прижимается к ее колену, когда он сдвигается на своем стуле, потянувшись за сахарницей, и она замирает. Наверняка он, в отличие от нее, не специально.