Две твердыни - Джон Толкин

– Я ук… унес шар и заглянул в него, – запинаясь, проговорил Пин. – И я увидел очень страшное, а уйти было нельзя. Он явился, и допрашивал меня, и стал на меня глядеть, и… и я больше ничего не помню.

– Нет, так не пойдет, – строго сказал Гэндальф. – Что ты увидел, о чем он допрашивал, что ты ему сказал?

Пин закрыл глаза и мелко задрожал, но не произнес ни слова. Все молча смотрели на него, кроме Мерри – тот отвернулся. Лицо Гэндальфа было по-прежнему сурово.

– Отвечай! – велел он.

Пин начал снова – глухим, непослушным голосом, но речь его с каждым словом становилась все отчетливее.

– Я увидел темное небо и высокую зубчатую башню, – сказал он. – И крохотные звезды. Казалось, видится то, что было давным-давно и далеко-далеко, но видится ясно и четко. Звезды меркли, мерцали: их точно гасили какие-то крылатые чудища – казалось, огромные летучие мыши вьются над башней. Я их насчитал девять. Одна полетела прямо на меня, разрастаясь и разрастаясь. У нее было жуткое – нет, нет! Нельзя об этом говорить.

Я хотел отдернуться – вдруг она оттуда вылетит, но она заслонила весь шар и исчезла, а появился он. Слов он не говорил, только глядел, и мне было все внятно.

«Ты возвратился? Почему так долго отмалчивался?»

Я не ответил. Он спросил: «Кто ты?», а я все молчал, терпел дикую боль и, когда стало совсем уж невмоготу, сказал: «Хоббит».

А он будто вдруг увидел меня – и его хохот мучил, как медленная пытка. Я противился из последних сил; он сказал: «Погоди немного. Скоро снова свидимся. Пока скажи Саруману, что эта игрушка не для него. Я тотчас же за нею пришлю. Понял? Так и передай».

И снова злорадно захохотал, как клещами жилы вытягивал, страшнее всякой смерти… нет, нет! Об этом нельзя говорить. Больше я ничего не помню.

– Посмотри мне в глаза! – сказал Гэндальф.

Пин встретил его взгляд не сморгнув; длилось нестерпимое молчание. Потом лицо мага потеплело, и по нему скользнула тень улыбки. Он погладил Пина по голове.

– Ладно! – сказал он. – Будет! Ты уцелел. Глаза твои, вижу, не лгут. Ну, он недолго с тобой говорил. Олухом ты был и остался, но ты честный олух, Перегрин Крол. Будь на твоем месте кто поумнее, он бы, может, вел себя хуже. Но запомни вот что! Тебя и твоих друзей уберег, что называется, счастливый случай, но другой раз не убережет. Допроси он тебя толком, ты бы не вынес пытки и рассказал ему все, что знаешь, к нашей общей погибели. Но он поторопился. Одних сведений ему показалось мало, он решил немедля заполучить тебя и не спеша замучить в темнице Черной Башни. Нет уж, ты не дергайся! Суешь нос в дела мудрецов, так и хвост не поджимай! Ладно уж, я тебя прощаю. Все не так худо обернулось, как могло бы.

Он бережно отнес Пина на папоротниковое ложе. Мерри сел возле друга.

– Лежи смирно и попробуй уснуть, Пин! – сказал Гэндальф. – А впредь больше доверяй мне! Зазудит опять – скажи, есть от этого средства. И, уж во всяком случае, не вздумай опять подкладывать мне камни под локоть! Побудьте вдвоем, это вам полезно.

Маг вернулся к остальным; они в угрюмом раздумье стояли над ортханкским камнем.

– Беда явилась за полночь и застала нас врасплох, – сказал он. – Спаслись мы чудом!

– А что хоббит, что Пин? – спросил Арагорн.

– Думаю, с ним все обойдется, – отвечал Гэндальф. – Пытали его недолго, а хоббиты – на диво стойкий народ. Память о пережитом ужасе и та у него быстро выветрится. Пожалуй, даже чересчур быстро. Не возьмешь ли ты, Арагорн, на сохранение этот камушек? Хранить его, конечно, опасно, но…

– Кому как, – сказал Арагорн. – У него есть законный владелец. Этот камушек – палантир Ортханка из сокровищницы Элендила, и установили его здесь гондорские князья. Роковые сроки близятся. И мой палантир может мне пригодиться.

Гэндальф взглянул на Арагорна и затем, к общему изумлению, с глубоким поклоном протянул ему завернутый камень.

– Прими его, государь! – сказал он. – И да послужит он залогом грядущих дней! Но позволь все же посоветовать тебе – до поры не гляди в него! Остерегись!

– Был ли я тороплив и тщеславен хоть раз за долгие годы испытаний? – спросил Арагорн.

– Ни разу. Не оступись под конец пути, – отвечал Гэндальф. – По крайней мере храни его в тайне. И вы все, свидетели ночного происшествия! Пуще всего берегитесь ненароком выдать хоббиту Перегрину, где хранится камень! Он его будет по-прежнему притягивать, ибо, увы, он держал его в руках еще в Изенгарде: это я недоглядел. Но я был занят Саруманом и не догадался, что это за Камень. Потом я был близок к разгадке, но меня сморила усталость и одолел сон. Лишь сейчас все открылось!

– Да, и вне всяких сомнений, – сказал Арагорн. – Теперь воочию видна связь между Изенгардом и Мордором: объяснилось многое.

– Диковинно могущество наших врагов и диковинна их немощь! – сказал Теоден. – Издавна говорят: нередко зло пожрется злом.

– Чаще всего так оно и бывает, – подтвердил Гэндальф. – Но в этот раз нам неимоверно повезло. Проступок хоббита, кажется, спас меня от чудовищного промаха. Я думал было сам изучить этот Камень, проверить его на себе. Сделай я это – и пришлось бы состязаться в чародействе с величайшим колдуном, а я не готов к такому испытанию, оно, может статься, и вообще не для меня. Но если б я и не подпал под его власть, узнан все равно был бы, а это пагубно для нас – пока не настанет время выступить в открытую.

– По мне, так оно настало, – сказал Арагорн.

– Еще нет, – возразил Гэндальф. – Покамест враг в заблуждении, и это нам на руку. Прислужник Саурона думает, будто Камень в Ортханке; с какой стати нет? Значит, там же заключен и хоббит; Саруман для пущей муки принуждает его глядеть в чародейное зеркало. Ему запомнились голос и лицо хоббита, он ждет свою безвольную жертву – и ошибка его обнаружится еще не сейчас. Но мы-то что ж упускаем время попусту? Мы были слишком беспечны. Скорее в путь! Нечего медлить неподалеку от Изенгарда. Я поеду вперед и возьму с собой Перегрина Крола: нынче спать ему не придется.

– При мне останутся Эомер и десять дружинников, – сказал конунг. – Прочие пусть едут с Арагорном и мчатся во весь опор.

– Можно и так, – сказал Гэндальф. – Вместе или порознь – спешите в горы, к Хельмову ущелью!

В этот миг их накрыла огромная тень, яркая луна вдруг погасла. Дружинники с криком припали к земле, закрывая головы руками, словно защищаясь от удара сверху: их обуял слепой ужас и пронизал цепенящий холод. Еле-еле отважились они поднять глаза – и увидели огромную крылатую тварь, черным облаком затмившую луну. Она описала круг и вихрем умчалась на север: звезды тускнели на ее пути.

Ристанийцы поднялись на ноги, но двинуться с места не было сил. Гэндальф провожал чудище глазами, опустив крепко сжатые кулаки.

– Назгул! – крикнул он. – Посланец Мордора! Буревестник Саурона! Назгулы пересекли Великую Реку! Скачите, скачите, не ждите рассвета! И не дожидайтесь отстающих! Скачите!

Он кинулся прочь, кликнув на бегу Светозара. Арагорн быстро помог ему собраться. Гэндальф подхватил Пина на руки.

– На этот раз поедешь со мной, – сказал он. – Светозару лишняя ноша нипочем.

Серебряный скакун уже поджидал его, Гэндальф закинул за плечи свой легкий мешок, вскочил на коня и принял из рук Арагорна укутанного в одеяло и плащ Пина.

– Прощайте. Не мешкайте! – крикнул он. – Вперед, Светозар!

Красавец конь гордо тряхнул головой, его пышный хвост переливчато заблистал в лунном свете. Он прянул, взмыв над землей, и умчался, как северный ветер с гор.

– Приятная и спокойная выдалась ночка! – сказал Мерри Арагорну. – Везет же некоторым! Ему, видите ли, не спалось – он и не спал, захотелось ехать с Гэндальфом – пожалуйста! А надо бы ему окаменеть и остаться здесь в назидание потомкам.

– Если б не он, а ты подобрал ортханкский камень, думаешь, ты бы себя лучше показал? – спросил Арагорн. – Сомневаюсь! Словом, тебе не повезло: повезу тебя я. Иди собирайся и, если Пин что позабыл, прихвати. Мигом!

Светозар мчался по темной степи, его не надо было ни понукать, ни направлять. Прошло меньше часа, а они уже миновали Изенгардскую переправу и высокий серый курган, утыканный копьями.

Пин мало-помалу приходил в себя. Он угрелся, лицо овевал свежий бодрящий ветер. Гэндальф был рядом. Ужас, затягивающий в камень, уродливая тень, затмившая луну, – все это осталось позади, как дурной сон или горный туман. Он вздохнул полной грудью.

– А я и не знал, что ты ездишь без седла и уздечки, Гэндальф! – сказал он.

– Обычно я по-эльфийски не езжу, – отозвался Гэндальф. – Но Светозар не терпит сбруи: либо он берет седока, либо нет. Если берет, то уж позаботится, чтобы ты не упал – разве что нарочно спрыгнешь.

– А быстрота его какая? – спросил Пин. – Ветер так и свищет в ушах, а как плавно едем! Почти не касаясь земли!