Битва близнецов - Маргарет Уэйс

Глава 3

— А куда ты собралась? — резко спросил Карамон. Он только что вошел в шатер и теперь быстро моргал глазами, не привыкшими к полумраку после яркого дневного солнца.

— Я не хочу больше оставаться здесь, — ответила Крисания, аккуратно укладывая свою белую жреческую мантию в дорожный сундучок. Он был раскрыт и стоял на полу рядом с ней.

— Мы уже говорили об этом, — заметил Карамон, оглядываясь на вход в палатку. Ему не хотелось, чтобы часовые слышали хоть слово, и он тщательно задернул входной полог.

Шатер Карамона был его гордостью. Когда-то он принадлежал знатному Соламнийскому Рыцарю. Сделан он был из какой-то особенной старинной ткани, названия которой никто не знал, но она прекрасно защищала даже от сильного ветра, а дождевая вода скатывалась по ней, не смачивая материи. Даже Рейстлин, осмотрев палатку, удивился и сказал, что ткань эта, должно быть, пропитана каким-то маслом.

Шатер было достаточно велик, чтобы вместить Карамонову походную койку и несколько сундуков с картами, деньгами и драгоценностями, которые они захватили с собой из Башни Высшего Волшебства, доспехами и одеждой, а также койку и сундучок Крисании. Здесь же Карамон принимал посетителей и собирал военный совет.

Рейстлин расположился по соседству, в маленькой палатке из такой же ткани.

Карамон несколько раз предлагал Рейстлину жить вместе в шатре, однако маг настаивал на уединении. И Карамон, лучше других зная, как сильно нуждается его брат в одиночестве и покое, уступил. Впрочем, Рейстлин никогда особенно и не жаждал жить вместе с братом. Крисания же открыто возмутилась, когда узнала, что должна оставаться в одной палатке с Карамоном.

Напрасно Карамон твердил, что рядом с ним она будет в большей безопасности. Рассказы и слухи о ее «ведовстве», о странном медальоне забытого бога, который она носила на груди, и о том, как она вылечила Карамона после поединка, передавались из уст в уста и уже расползлись по всему лагерю.

Особенно рьяно слухами пичкали новоприбывших, но и старожилы не гнушались почесать языки на эту тему, всякий раз уснащая рассказ новыми подробностями.

Крисания редко выходила из палатки, но если это случалось, на нее тут же устремлялись мрачные, настороженные взгляды. Стоило Крисании подойти ближе, как женщины в тревоге прижимали к груди младенцев, а дети постарше бежали от нее в ужасе, наполовину показном, наполовину настоящем.

— Я прекрасно знаю твои аргументы, — возразила Крисания, продолжая упаковывать свои пожитки. — Но это не значит, что я их принимаю. Да, — остановила она гиганта, который набрал в грудь воздуха, собираясь что-то сказать, — я помню твои рассказы о том, как ведьм сжигали на кострах. Ты рассказывал об этом не один раз. Я не сомневаюсь, что это правда, однако такие жуткие вещи происходили очень давно, и для нас теперь они — «преданья старины глубокой».

— Куда же ты пойдешь? — желчно спросил Карамон, краснея. — Уж не к Рейстлину ли?

Крисания прекратила укладывать одежду в сундук и на мгновение застыла, прижимая к груди платок. Она смотрела прямо перед собой, но щеки ее даже не порозовели. Напротив, они стали еще бледнее, если такое вообще было возможно.

Губы Крисании плотно сжались. Когда она наконец ответила, ее голос был холоден и спокоен, как безветренный зимний день.

— Я знаю, что в лагере есть еще одна маленькая палатка, похожая на палатку Рейстлина. Я буду жить в ней. Если считаешь необходимым, можешь поставить у дверей стражу.

— Прости меня, Крисания, — выпалил Карамон, делая шаг вперед.

Крисания по-прежнему не смотрела на него, и гигант бережно взял молодую женщину за руки и повернул к себе лицом.

— Я… я не хотел тебя обидеть. Пожалуйста, прости меня. Конечно, стража необходима, просто в этом вопросе я никому не доверяю. Никому, кроме себя самого. Но даже теперь… — Его дыхание вдруг стало частым, а сильные пальцы крепко сжали локти Крисании. — Я люблю тебя, — сказал Карамон негромко. — Ты не похожа на других женщин, которых я знал когда-то. Я не хотел этого и сам не знаю, как это случилось. Ты даже… не понравилась мне, когда мы встретились впервые. Мне казалось, что ты холодная, безразличная, высокомерная девчонка, которая не хочет ничего знать, кроме своей религии. Но когда я увидел тебя в клешнях этого великана-полукровки, когда я увидел твое мужество и подумал о том, что… что они могут с тобой сделать…

Он скорее почувствовал, чем увидел, как Крисания невольно вздрогнула; молодой женщине все еще снилась та ночь. Она хотела что-то сказать, но Карамон поспешил воспользоваться ее настроением и торопливо продолжил:

— Я смотрел на вас с братом, и это напомнило мне меня самого, но… не знаю, как сказать, в прошлом или в будущем. Ты заботилась о нем так нежно, с такой искренней теплотой и терпением… — Карамон криво улыбнулся.

Крисания даже не пыталась вырваться из его объятий. Она просто стояла и смотрела в лицо гиганта своими чистыми серыми глазами, по-прежнему прижимая к груди сложенный белый платок.

— Это одна из причин, по которой я предпочитаю переехать, — сказал Крисания негромко и слегка покраснела. — Я почувствовала, что твоя… привязанность ко мне усиливается. И хотя я знаю тебя достаточно хорошо и могу не опасаться, что ты станешь оказывать мне знаки внимания, которые я сочту, гм-м… нежелательными, я все же не хотела бы оставаться с тобой в палатке одна.

— Крисания!.. — начал Карамон, и его руки задрожали.

— То, что ты чувствуешь, — это не любовь, Карамон, — мягко продолжила Крисания. — Просто ты одинок и скучаешь по своей жене. Это ее ты любишь, я знаю. Я видела, как загораются нежностью твои глаза, когда ты вспоминаешь Тику.

При звуке этого имени лицо Карамона потемнело.

— Что ты можешь знать о любви?! — воскликнул он чуть громче, чем следовало бы. — Конечно, я люблю Тику. Но до нее я любил многих женщин, а Тика знала многих мужчин, я готов в этом поклясться!

Он сердито фыркнул. То, что он сказал о Тике, было не правдой, и Карамон прекрасно это знал. Просто ему очень хотелось в это верить, так как подобный расклад помогал ему не так остро ощущать свою вину — чувство, от которого он пытался избавиться вот уже несколько месяцев.

— Тика, в конце концов, просто человек, — прибавил он с кислой улыбкой. — Она сделана из плоти и крови, а не изо льда!

— Что я знаю о любви? — повторила Крисания спокойно, но ее глаза потемнели от гнева. — Я расскажу тебе, слушай. Я…

— Молчи! Не говори ничего! — глухим голосом выкрикнул Карамон. Он уже не владел собой и, крепко обхватив Крисанию своими огромными ручищами, прижал к себе. — Не говори ничего! — повторил он. — Не говори, что любишь Рейста! Он не заслуживает твоей любви. Он просто использует тебя, так же, как и меня. Когда он покончит со своим делом, он выбросит тебя на помойку. Мы оба будем ему ни к чему великому богу Рейстлину!..