К востоку от Малакки (СИ) - Реган Ричард

—— У меня немного возможностей для посещения театров, так что здесь вы найдете гораздо лучших собеседников на эту тему, леди Эшворт. В школе, которую я посещал, Безье не проходили.

— Что это была за школа, капитан? — спросила она, подняв бровь в знак удивления, что я знаю имя автора, который написал пьесу "Барретты с Уимпол-Стрит".

Я и сам был этим удивлен — знание работ викторианских английских поэтов не было моей самой сильной стороной.

— Станхопская индустриальная школа в Эшфорде, графство Кент.

— Это что-то очень техническое, связанное с подготовкой к вашей карьере?

— Можно и так сказать. Это была исправительная школа для не вполне законопослушных мальчиков.

— Извините, капитан, я не хотела быть назойливой.

— Также как и я ранее.

Я стиснул зубы, испытав внезапный приступ гнева при невысказанном предположении, что мне есть чего стыдиться.

— Поскольку вы уже спросили, не вижу причин не рассказать вам всю историю. Мой отец был моряком, и он погиб во время войны. Моя мать пристрастилась к выпивке, а затем пошла по рукам мужчин, которые покупали ей алкоголь. А я попался на краже, и суд упаковал меня в Станхоп. Там меня научили читать и писать, а также нечестно драться. Так что извините, если я похож немного на мое судно — такой же побитый и внешне шершавый.

Горячность моих слов удивила нас обоих. Ее лицо вспыхнуло, но она ответила, сохранив самообладание:

— Вам не за что извиняться, капитан. Вы — то, что сами сумели создать из себя. И мы не столь уж сильно разные. Да, мой отец был генералом царской армии. Но после того, как его расстреляли большевики и мы эмигрировали в Париж, мы были очень бедны, и мне пришлось зарабатывать на жизнь. Я выступала на сцене, пела, танцевала — и не всегда в добропорядочных местах. Мы встретились с Бобби Эшвортом на вечеринке. Он сказал, что любит меня, что он красив, титулован и богат. Первые три высказывания оказались правдой. Затем он умер. Титулом сыт не будешь. Но я остаюсь актрисой и могу зарабатывать достаточно, чтобы содержать себя соответственно.

В этом монологе был едва заметный след слезинки, а то, что она рассказала, совпадало с рассказом майора Спенсера. Кроме того, у нее было одно громадное преимущества передо мной.

— Но ведь вы... — я остановился, сообразив, что моя неуклюжая попытка польстить ей будет настолько же уместной, как викинг в женском монастыре.

— ... красивы, вы это хотели сказать? Моя внешность — это мое состояние? Бог мой, как мужчины любят благодетельствовать! — Она бросила на меня свирепый взгляд. Я ответил ей тем же. Что ж, поединок взглядами не оставляет шрамов —— телесных, по крайней мере.

— Похоже, мы с вами одинаково обидчивы, капитан. В моих жилах струится славянская жаркая кровь, а вы... — на ее губы вернулась улыбка.

— А я потомок длинной цепочки контрабандистов и пиратов — просто честных моряков, пытавшихся заработать себе на пропитание. 

Она звонко, на весь салон, рассмеялась:

— Я бы сказала, в вас много осталось от пиратов, капитан Роуден. Я встречалась со многими английскими джентльменами, и должна сказать, что большинство из них более опасны, чем пираты. Пираты... я могу иметь с ними дело. Сундуки с золотом и драгоценностями, бутылки рома, полный желудок и поцелуй красивой женщины. Сокровища и удовольствия — обычно именно в таком порядке.

— Сокровища и удовольствия! — Я тоже засмеялся. — Ну, в последнее время в китайских морях я видел не очень много подобного. Может, в Шанхае мне повезет?

— О, я уверена, вам будет сопутствовать удача на обоих фронтах в Шанхае, — ответила она, взмахнув ресницами. — Хотя, наверно, я должна вас предостеречь от коварных русских девиц, которые прожигают жизнь в самом распутном из всех городов — Шанхае, этом восточном Париже, и стремятся завлечь в свои сети английских пэров ради их титулов и состояний.

— Я буду настороже, если вы покажете мне одну из них.

Ее звонкий веселый смех только подчеркнул унылую серость моего салона.

— Давайте выпьем за свирепых славян и пиратствующих англичан, — предложила она.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я разлил ром. Мы сдвинули бокалы и выпили.

— Следующий раз лучше водку. А сейчас благодарю за угощение и прошу меня извинить, надо приготовиться к ленчу.

Я встал, намереваясь сопроводить ее вниз.

— Не стоит беспокоиться, я сама найду дорогу.

Она встала, откинула рукой занавеску и исчезла на трапе, ведущем вниз на шлюпочную палубу. Я протянул руку к своему бокалу и осушил его, удивляясь, как это ей удалось разговорить меня на тему моего происхождения. Но я не всю правду ей вывалил, умолчав о том, что в моей груди продолжал гореть огонь гнева как против тех мужчин, которые разрушили жизнь моей матери, так и против педелей и старших школьников, которые превращали в ад мое пребывание в исправительной школе. Я держал огонь под контролем, но когда что-то или кто-то угрожал мне, я мог раздуть его до белого каления, закаляя как сталь мою решимость. Я хорошо знал, каково это — чувствовать себя презираемым и ненавидимым, униженным и избитым, и ничто на свете не загонит меня вновь в те условия.

* * *

— ...она положила глаз на этого Гриффита, второго помощника. Не понимаю, что она в нем нашла: молодой парнишка с долин, у него, наверно, угольная пыль из-под ногтей еще не вычищена.

Я уловил конец фразы Тримбла, входя в кают-компанию. Он сидел за столиком рядом с барной стойкой, держа в руках бокал розового джина. Напротив него сидел гонконгский торговец, Эванс. Когда я вошел, они посмотрели на меня, и Тримбл поднял руку в приветствии:

— Как насчет присоединиться к нам, капитан? По коктейлю.

Поскольку я появился в кают-компании заранее, то было бы грубостью отклонить приглашение, и я сел к ним и попросил стюарда принести рома и воды.

— Вы появились здесь с надеждой, не так ли? — хихикнул Эванс, возвращаясь к прерванному разговору. — Вы ведь пять раз ходили на ее представление.

Тримбл вспыхнул:

— Вовсе нет. Просто я хотел сказать, что ей следует больше обращать внимание на зрелых, преуспевающих людей, как мы с вами, а не на...

Он внезапно заткнулся, сообразив, что чуть не подверг критике одного из судовых офицеров в моем присутствии. Я мог бы счесть это оскорблением, не будь в словах Тримбла частички правды. Но неожиданно из памяти всплыл вид Гриффита и леди Эшворт, беседующих на ботдеке прошлой ночью, и я понял, что она привязалась к нему, чтобы избежать ухаживаний всякого рода, о которых только что высказался Эванс. Который сейчас хихикал над сконфузившимся Тримблом.

Что касается Тримбла, то было совершенно ясно, что он за человек — потрепанный жизнью, живущий на деньги, присылаемые родней, которого семья послала на Дальний Восток заработать себе состояние или пропасть в этом процессе. Я распознал этот тип людей, и также, без сомнения, леди Эшворт. Но он заплатил за проезд так же, как и остальные, и приличия должны соблюдаться.

— Не беспокойтесь, мистер Тримбл, — сказал я. — Скоро мы прибудем в Шанхай, и вы сможете ухаживать за ней без опасения споткнуться о мистера Гриффита.

— Но у вас может быть солидная конкуренция, старина, — подсунул шпильку Эванс. — Я слышал, что она на короткой ноге с каким-то русским генералом.

При последних словах послышался цокот каблуков из коридора и девичий смех — появилась миссис Хилл-Девис в сопровождении мужа.

— Добрый вечер, капитан, — приветствовала она меня, прежде чем повернуться к Эвансу и Тримблу.

— О чем вы тут сплетничаете, старые греховодники, — хихикнула она, — надеюсь, не черните мою репутацию?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мы все поднялись, и Эванс махнул рукой, призывая стюарда принести всем выпивку.

— Это было бы недопустимо, моя дорогая миссис Хилл-Девис, — отозвался Тримбл. — Нет, тут Эванс рассказывал нам, что у леди Эшворт в Шанхае есть какие-то странные приятели.

— Ничего не знаю насчет странностей, — ответила миссис Хилл-Девис. — Когда мы видели ее время от времени на правительственных приемах, она обычно была в компании министров и дипломатов, ничего странного в них нет.