Пятнистый сфинкс - Джой Адамсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мысль о том, что Импия погибает от голода, преследовала меня как кошмар, и я поехала в Скалу Леопарда, чтобы уговорить директора поймать ее и воспитывать в лагере, пока она не подрастет достаточно, чтобы можно было выпустить ее на свободу. Он не разделял моих мрачных предчувствий и был уверен, что она и так выживет, но, увидев, в каком я отчаянии, приказал привезти единственную в парке железную клетку-ловушку, которая была на ферме, куда повадился ходить леопард. В надежде, что Импия еще жива, мы на следующее утро опять вышли на поиски. У меня камень с души свалился, когда я увидела ее: она шла нам навстречу вдоль дороги, от того места, где мы ее выпустили, но, увидев нас, сразу свернула в траву. Я даже не надеялась, что все будет так хорошо, а тут всего через несколько секунд появилась и Пиппа с молодыми. Я велела Локалю как можно быстрее нести мясо, а сама повела семейство в ту сторону, куда сбежала Импия. Мы подошли к небольшой рощице и накормили гепардов. Когда они до отказа набили животы, мы положили на землю порядочный кусок для Импии и ушли. Я была счастлива, что она жива и все еще рядом с Пиппой, но сознание, что я не в силах сделать так, чтобы это мясо досталось именно ей, отравляло мою радость.
В этот день мы больше не подходили к гепардам — я боялась, что своим присутствием мы можем разорвать те пока еще тонкие нити, которые их связывают, и только на другой день на рассвете вышла их искать. Когда мы подходили к месту, где накануне оставили гепардов, в воздухе закружились несколько грифов; в этот момент появилась Пиппа с детьми. Зная, что эти птицы могут быстро исчезнуть, я поторопилась к тому месту, где они кружились, оставив гепардов и стараясь не сбиться с дороги в густых зарослях.
Я осмотрела каждый кустик в поисках остатков чьей-нибудь добычи. Конечно, не было никаких оснований считать, что появление грифов как-то связано с Импией, по меня все же не оставляли кошмарные видения — бедная, истощенная Импия, теряющая последние силы, пока смерть не прервет эту медленную агонию, — и такой конец после дружелюбной встречи с нашими гепардами. Как я ругала себя за опрометчивость! Только теперь мне пришло в голову, что Пиппа могла дружелюбно встретить Импию, но это вовсе не означало, что она готова поделиться с ней пищей. Я оправдывала свой поступок тем, что это избавило бы маленького гепарда от целого года приручения и постепенного возвращения к дикой жизни, но это был неоправданный риск, и я не должна была выпускать ее, зная, что она не в силах добывать себе пищу и целиком зависит от нас.
Пока я в полном отчаянии искала следы падали, грифы взмыли в высоту и скрылись с глаз, унося с собой тайну — и чьи-то бренные останки — к высокому небу. Стараясь отогнать мрачные мысли и все еще надеясь, что Импия жива, мы продолжали поиски. Идти по следу в высокой траве было почти невозможно, и только на дороге мы точно различили отпечатки ее лапок. До сих пор она проходила взад и вперед примерно по четыре мили, оставаясь на участке, который с одной стороны был ограничен Муликой (ее русло проходило параллельно дороге примерно в миле от нее), а с другой — нашей речкой. Между реками шли негустые заросли длиной в четыре мили и шириной в две. Оставаясь на этом участке, Импия по крайней мере была обеспечена водой. Теперь нам нужно было найти место для ловушки; мы отыскали дерево у дороги, на полпути между Грязным деревом и местом, где Импию выпустили, и привязали блок к низко нависшим ветвям. На другой день, когда привезли клетку, мы поставили ее таким образом, что можно было открывать дверь при помощи блока, не выходя из машины. Это было предусмотрено на тот случай, если нам попадется лев. Конечно, на ловушку могло наткнуться и семейство Пиппы, а если бы в нее одновременно вошли двое молодых, заднего могла бы насмерть пришибить падающая дверь. Поэтому мы решили не настораживать ловушку, пока не найдем следов Импии, а тем временем постараться отвлечь остальных гепардов в другое место.
Хотя мы так замаскировали клетку зеленью, что она была почти не видна, наши гепарды очень скоро обнаружили ее, и никакими силами их невозможно было оттащить от этого подозрительного «куста». Мы искали Импию с рассвета до темноты. С каждым днем мое беспокойство возрастало, хотя Локаль пытался меня утешить, уверяя, что Импия прекрасно могла прокормиться белочками, крысами, мелкими птичками и, на худой конец, даже лягушками и жуками-навозниками. Но вот миновало десять дней с тех пор, как она бесследно пропала, и мне пришлось примириться с мыслью, что теперь она уже не нуждается в нашей помощи: либо она обошлась без нее, либо уже слишком поздно. Известно, что травоядные животные, например антилопы, часто принимают малышей своего вида, оставшихся без родителей, но я не знала ни одного такого рассказа о хищниках на свободе, и это должно было удержать меня от подобного эксперимента. Несомненно, одна из главных причин такого поведения хищников — то, что им приходится добывать пищу нелегким путем, и поэтому они не хотят принимать в семью лишний рот. Только сейчас я поняла, насколько стремление выжить сильнее даже материнского инстинкта. Значит, я неправильно истолковала дружеское отношение Пиппы к Импии. И может быть, она погибла мучительной смертью по моей вине.
Глава 17.
Пиппа расширяет свои владения
В один из тех беспокойных дней, когда мы кормили Пиппу с семейством, совсем близко от нас из зарослей вышли девять слонов с четырьмя маленькими слонятами. Они двигались совершенно бесшумно — ни один сучок не треснул, ни одна ветка не сломалась, — так что мы были застигнуты врасплох и едва успели скрыться. Слоны, взбудораженные нашими резкими движениями и запахом, были, кажется, напуганы не меньше нас; сбившись в кучу, они трубили и, поворачивая поднятые хоботы во все стороны, принюхивались к нашему запаху, потом с громогласными воплями вломились в заросли и убежали. Во всей этой адской суматохе наша четверка гепардов даже не оторвалась от еды; казалось, они были удивлены, зачем это нам понадобилось спасаться бегством? Я позавидовала их спокойствию, потому что за следующие несколько недель нам не раз приходилось уклоняться от встречи с небольшими слоновьими стадами или, что еще хуже, с одинокими слонами, бродившими во время миграции в тех местах, где жили наши гепарды.
Однажды утром мы подошли к месту, где побывали всего полчаса назад, и заметили, что высоко в небе точками плывут грифы, слетаясь отовсюду. Мы проследили, где они снижаются, и нашли там гепардов с набитыми животами — отдуваясь, они облизывали свои окровавленные морды. Молодые так налопались, что даже встать не пожелали, и только Пиппа с отвисшим животом потащилась вперед и привела нас на место, где, видимо, разыгралось ее сражение с полувзрослым страусом — от него остались только тазовые кости, ноги и несколько позвонков. Пиппа с гордым видом — иначе это назвать нельзя! — посматривала то на нас, то на свою добычу. Должно быть, она убила и съела страуса за те полчаса, пока нас не было, потому что грифы еще только слетались, а про них никак не скажешь, что они способны прозевать чужую добычу. Я разделяла гордость Пиппы — добыча была отличная, — и меня тронуло, что ей захотелось показать ее нам; пожалуй, только этим и можно было объяснить, что она прошла сотню ярдов, хотя знала, что там остались лишь обгрызенные кости, которые и защищать от грифов не стоит.
Здешние равнины, покрытые разбросанными колючими кустами и зонтичными акациями, были словно созданы для гепардов, и меня нисколько не удивляло, что наши гепарды так любят эти места и постоянно сюда возвращаются. Это место мы назвали Страусовой степью. Молодые веселились без удержу, лазая по деревьям, и каждый день выдумывали новые игры и уловки. Они прекрасно понимали, что нас смешат их выходки, и как будто бы нарочно устраивали представление, чтобы развлечь нас. Заводилой всегда была Мбили — когда семейство кончало обед, она принималась растаскивать клочки козьей шкуры, приглашая всех поиграть. По условиям игры я должна была гнаться за ней, отнимать шкуру и забрасывать на ветку. Если мне это удавалось, все трое малышей взбирались на дерево и, вцепившись в шкуру, старались вырвать ее друг у друга, принимая при этом самые невероятные позы. Если шкура падала вниз, мне полагалось быстро схватить ее, пока гепарды прыгали на меня, будто я тоже дерево, и я считала, что мне повезло, если я успевала снова забросить шкуру на дерево, прежде чем меня обдерут как липку. Конечно, они вовсе не хотели сделать мне больно и царапались нечаянно, стараясь добраться до шкуры. Иногда Пиппа тоже вступала в игру и, чтобы доказать, что она еще глава семьи, взбиралась на дерево гораздо выше, чем осмеливались забираться молодые. Она была очень довольна, когда я начинала хвалить ее, и покусывала мою руку, но мурлыкала только тогда, когда молодые не могли ее слышать.