Год людоеда. Игры олигархов - Пётр Кожевников

Мои документы и справки исчезли! Прошу Вас, помогите мне! Ко мне подошли, спросили, нужна ли чистка в Партии, я ответила: «Нет!» Ежовщина с элементами людоедства не должна повториться! Это — моя позиция, и я стою на ней всю свою сознательную, партийную жизнь! За это меня и убивали повторно и многократно изуверскими антисоветскими способами:

1. Кирпичом в висок!

«МАЗом» в машину! Машерова «КРАЗом»!

Напильником в грудь!

Вилкой в плечо и живот!

125 случаев секса! Сплошное насилие с непроизвольными, вынужденными, унижающими человеческое достоинство многократными оргазмами.

Ногою в живот! Со всего маху!

В солнечное сплетение со всего размаху!

В печень ключом ригельным!

Удар с левой стороны в ухо!

Ключами от дачи в садоводстве «Знамя труда» по голове!

В матку со словами: «Я еще не такие пожарища устрою в гостиницах «Россия» и «Петербург»!»

Я ответила: «Пока я жива, ты ничего не устроишь!»

В Александро-Невской Лавре священник подтвердил, что плоть мою держит неодолимое слово, а помощник Ленинградского и Ладожского Митрополита во время службы повторил мой ответ о том, что кольца являются паролем США, змеей, обогнувшей беззащитную зелено-голубую планету Земля и заживо сжигающей народы африканского материка, оно же и географической части всего света!

Я видела кольца, которые принадлежат моему бывшему зятю, Ремневу Корнею Степановичу, 1960 года рождения, бывшему сотруднику милиции, ранее судимому, завербованному по слабоволию западными спецслужбами и ставшему шпионом ЦРУ. Обо всем сразу же написала в Прокуратуру города и страны, и много было заявлено в Госбезопасность, получившую новое игрушечное название ФСБ, с 1985 по 1999 год включительно, и отправлено в г. Москву. Поэтому все это время я и продолжаю неотступно бороться и избегать встреч с провокаторами от фальшивых партий и союзов.

Мне выламывали замок в загородном доме, портили урожай, жгли зерновые культуры, угоняли машину, хотя она застрахована, не выплачивали страховку. И все в один голос говорили: «Дай команду есть людей!», а я связана благородным словом, мне можно действовать только на случай войны, стихийного бедствия и большого народного горя! Что я и делала: все три наводнения были остановлены мною. А так как был нанесен большой материальный и моральный ущерб, пострадали подвалы Зимнего Дворца — Эрмитажа и купола Исаакиевского Собора, я безоговорочно отдала весь свой золотой-бриллиантовый заем в фонд мира, а также вложила ваучеры и валютные инвестиции, полученные мною для восстановления и развития обороноспособности страны, народного хозяйства, образования, медицины, науки и техники от ведущих банков страны Японии, размещенной на островах недалеко от центра отечественного рыболовства города Владивостока.

Итак, мне совершенно точно удалось установить, что все команды были даны моим бывшим зятем Ремневым Корнеем Степановичем, подосланным к нам из культа людоедов, а у его сообщника были положены десять миллионов долларов от рекламы порнографии и наркомании в средствах массовой информации в Швейцарском банке в городе Цюрихе. Эти люди являются осведомителями. В их задачу входило, и входит по сей день и час, использовать религии всех стран и народов (как зависимых, так и независимых), столкнуть культ на культ, а я этому всецело противостояла!

Партийно-профсоюзная-комсомольская организация от бывшего комсомольца, коммуниста и члена профсоюза, инвалида по борьбе за МИР на Земле Свальной Евфросиньи ВИЛЕНОВНЫ В ЧЕСТЬ ПРАЗДНИКА ВО ИМЯ МИРА НА ЗЕМЛЕ!!!»

Евфросинья разложила на кухонном столе все двенадцать страниц своего письма, вооружилась цветными карандашами и начала подчеркивать наиболее важные места. Красный цвет служил у пенсионерки для выделения всего доброго и светлого: компартии, борьбы за мир во всем мире и счастье всех народов, зеленый — для сигнализации о различном криминале, синий — для обозначения международных антисоветских заговоров, а черный — для самого страшного, для угрозы атомной войны.

Закончив свой труд, Свальная спрятала листки в карман халата и пошла в комнату будить Настю, которую скоро нужно будет уже отправлять в школу. Антонина, как всегда, где-то скиталась, а может быть, и работала в ночь на заводе; Ваня уже несколько дней как исчез из дому, что он и раньше не раз делал и уже приучил Евфросинью за него не очень волноваться. Пенсионерка присела на край дивана, на котором съежилась под двумя одеялами ее внучка, и стала тихонько гладить ее по голове, напевая какую-то ей самой не совсем понятную песню.

Глава 26. В «сталинском» доме

Игорь Семенович выключил телевизор и удивленно огляделся вокруг себя, словно впервые оказался в этой комнате и в этой квартире. Его озабоченный взгляд выражал растерянность и досаду. Сколько ему осталось жить? Где та цыганка, которая откроет ему карты его незаурядной судьбы? Где та кукушка, которая сможет ограничить его года, а может быть, дни? Сегодня под утро, когда шофер вез его из казино «Аризона», где Кумиров не только оставил около двух тысяч долларов, но и мучительно напился, он задремал в салоне, и ему привиделся, как ему показалось, очень долгий цветной сон. Проснувшись около своего дома, Игорь тотчас забыл начало и конец сложного сна, но для его нарастающего беспокойства сохранилась основная и, пожалуй, наиболее важная часть.

Кумиров помнил сон с того момента, как он оказался перед проходной конструкторского бюро, в котором трудился в течение нескольких лет после окончания института по распределению. Вот он стоит, вернее, шагает и пытается угадать: узнают ли его вахтеры и пустят ли за пределы «вертушки» без всемогущего пропуска? Размышляя, Игорь вроде бы входит в одноэтажную проходную, но на самом деле тотчас оказывается во дворе учреждения, которое расположено на Петроградской стороне на берегу реки Ждановки. За «спиной» бюро высятся мрачные строения из красного кирпича. Это всем известный в Союзе пивзавод. Оттуда круглосуточно пар, там бегают невиданного размера крысы, тамошние работники нелегально торгуют очищенными лимонами и спиртом.

Берег реки маняще низок, черная, лоснящаяся нефтепродуктами вода омывает изъеденные за два с половиной века деревянные сваи, о которых старожилы почтительно говорят: «с петровских времен». Руководство конструкторского бюро с криминальным азартом ожидает возможных наводнений, которые, кажется, не приносят реального ущерба, но предоставляют шансы для безнаказанного списания якобы погибшего от разбушевавшейся стихии госимущества.

Двор учреждения оказывается заполненным людьми. Кумиров полагает, что без труда узнает их и, без сомнения, вспомнит имена и даже какие-то особенные истории, связанные с этими людьми, работающими вместе с ним в бюро. Продолжая свое движение к человеческой массе, он чувствует, что кто-то будто пытается отвлечь его от возникшего и, наверное, вполне естественного намерения приблизиться и пообщаться и даже пытается помешать ему думать о том, кто же все-таки эти люди, если не его сослуживцы.

Игорь задает себе вопрос, почему же весь этот народ находится во дворе, и тут же догадывается: сейчас ведь время обеда, работники воспользовались своими правами и вышли прогуляться или просто подышать. Кстати, здесь принято в обед играть в волейбол: есть мяч и натянута сетка. Игорь продолжает движение, но когда, по своему ощущению, он должен уже очутиться в самой гуще столпившегося во дворе народа, то понимает, что, оказывается, уже миновал всех тех, кого собирался хотя бы поближе рассмотреть. Заодно он отмечает и то, что все они, кажется, только что очень интенсивно общались, но он не в состоянии уловить ни единого членораздельного звука и даже, что уж совсем странно, запечатлеть хоть какую-то жестикуляцию.

Кумиров находит себя в одноэтажном корпусе. Здесь расположен отдел оформления, как его почтительно именуют в этой организации. Здесь работают копировщицы, переплетчики, осваивается осторожно входящая в моду множительная техника, на дверях время от времени появляется кодовый замок, который лишний раз подчеркивает общегосударственную важность этого подразделения. Иногда высшие чины заводят речь об особой пропускной системе на территорию отдела. Начальник отдела тем временем усердно исполняет «потусторонние» заказы, как здесь называют всевозможную нелегальщину, и исправно делится полученными суммами с руководством. Поэтому у него все до сих пор нормально. Поэтому, как полагает Игорь, здесь и пытаются ужесточить порядок входа и выхода.

Кумиров двигается по зданию отдела оформления и почему-то без удивления замечает, что не может опознать не только общий вид хорошо знакомых ему помещений, но даже ни один из видимых предметов, к тому же все вокруг то ли очень щедро посыпано пеплом, то ли обмазано глиной. Он нервно петляет по коридорам, проходя сквозь лишенные дверей неожиданно узкие проемы. Вокруг не видно ни одного человека.