История сербов - Сима Чиркович

Еще в период существования самостоятельных государств были районы, которые считались влашскими (гора Дурмитор, область Озера, Сьеница, район, прилегающай к Расу). В турецкой переписи Герцеговины 1477 г. еще различались слои населения, и некоторые села были записаны как «принадлежащие влахам», а другие, в основном пустые, как «место проживания сербов». В результате переселений в эпоху турецкого правления обширные горные области стали влашскими территориями, которые контролировались племенами и их старейшинами.

Прежние катуны начинают обозначать термином племена. В древнесербском языке слово племе обозначало не крупное объединение, часть или прообраз будущего народа, а разветвленную семью. Употреблялось выражение «племя Немани», указывавшее на совокупность потомков; «племя Косача», о котором известно, что в первой половине XV в. оно состояло всего из четырех домов. Изменение в терминологии — переход от катуна к племени — знаменует собой особый этап в славянизации потомков исконного балканского населения и отражает его стремление к возвышению в обществе. Старейшины племен принимали старые титулы воевода и кнез. В материалах к английскому словарю, составленных в Константинополе для путешественников XVI в. разъяснялось, что earl означает кнез, a lord — катунар.

Изменение в социальной структуре населения привело к изменениям в названиях населенных пунктов и местностей. В ряде случаев название жупы, старой территориальной единицы, ложилось в основу племенного имени, как это произошло с Пивлянами и Морачей. Чаще случалось, что жупа входила в состав племенной территории или совпадала с нею. В качестве типичного примера может послужить жупа и поселение Оногошт, получившие свое название Никшич от имени влахов Никшичей, появившихся лишь в середине XV в.

Территория племен претерпевала постоянные изменения. Отдельные племена имели длительную историю, у некоторых она была непродолжительной: часть племени, случалось, отделялась в ходе многочисленных миграций, остаток племени вымирал или присоединялся к другому племени. Важное свидетельство о племенном устройстве конца XVI в. содержится в письме Дамиана и Павла, милешевских монахов, адресованном папе с объяснением, «что есть Сербия». В нем перечисляются племенные территории примерно десяти старейшин (четверо из них воеводы, один — кнез, прочие без титулов) от Адриатического побережья до реки Лим. Помимо известных старых катунов Баньяне, Дробняки, Риджане, а также названий старых жуп и областей (Драчевица, Требинье, Рудине, Пива, Гацко) приводятся и новые племенные образования, такие, как Плана, Никшичи, Колашиновичи, Вранеши. По соседству находились Черногория, в которой были свои племена (Васоевичи, Белопавличи, Пиперы, Негуши и др.), и Дукаджин с албанскими племенами. За этим поясом племен, во внутренних областях, находились монастыри и рудники — на месте бывшего государственного центра; Северная же Сербия осталась вне поля зрения авторов.

Фактическое самоуправление племенных территорий создавало условия для реанимации древнего обычного права, вытесненного государственной властью. Одновременно ослабевало непосредственное влияние церкви из-за относительно небольшого числа священников, отсутствия средств на их образование, трудностей в поддержании приходов и др. Это обусловило «возвращение» многочисленных, ранее вытеснявшихся верований и суеверий, обрядов языческого происхождения и др.

Сохранившаяся скудная документация о племенных территориях, где грамотность была распространена значительно меньше, чем в средневековом государстве, отражает действие механизма кровной мести и примирения семьи убитого с убийцей как между семьями, так и между целыми братствами, а также сообщает о функционировании древних институтов и обычаев, таких, как тайный свидетель (сок), Божий суд (мазия), доказательство происхождения вещи (свод), использование суда присяжных.

Показательно отношение к правовому наследию времен сербского государства. В небольших автономных сообществах под венецианским правлением (Грбаль и Паштровичи), сохранявших преемственность административных институтов и правовой культуры, применяется и адаптируется Законник царя Душана; в зоне же племенной организации общества, напротив, нет следов его употребления.

Степень автономности племенных обществ позволяла сохранить закрытость, жесткую организацию, основанную на реальном или фиктивном кровном родстве. Такую организацию характеризовала солидарность и сплоченность, но в качестве естественного порядка предписывалось подчинение жены мужу, младших — старшим, членов племени — старейшине. Поведение регламентировалось неписаным кодексом; весьма эффективным был контроль в форме «общественного мнения».

Племенная социальная организация дала многое для развития «народной культуры», она знаменита изделиями домашних ремесел, особым видом украшений, песнями и танцами, разными формами передачи традиции. Здесь напрасно искать праславянское наследие, так как возникновению «народной культуры» предшествовали столетия симбиоза, в котором участвовал и древнебалканский элемент. В племенных обществах активно, и при этом своеобразно, поддерживалась память о прошлом, прежде всего в форме родословных семьи, братства и племени, в эпическом воспевании героических подвигов современников и предков, а также в преданиях о важных событиях. Переселения унесли легенды о Косовской битве, королевиче Марко и других героях далеко за пределы той территории, где они возникли. Не только отдельные лица, но и весь слой старейшин претендовал на древнее благородное происхождение. Это нашло отражение и в их отношении к церкви — они изображались как новые ктиторы. В произведениях, использовавшихся приморскими писателями-гуманистами XVI в., катунары выдавали своих дочерей замуж за королей. Отдельные племена-катуны вошли со своими гербами в большой геральдический сборник (Иллирийский гербовник), составленный в Боснии во второй половине XVI в.

Церковь в рабстве

После утраты государством самостоятельности сербская церковь лишилась защиты и поддержки правителей и христианской знати, обеднела и была вынуждена приспосабливаться к изменившейся ситуации. Однако ей надлежало продолжать свою миссию, решать те же задачи, располагая значительно меньшими средствами и имея значительно более ограниченную свободу деятельности. Условия для ее выживания были, безусловно, неблагоприятны, но охарактеризовать их с помощью простой и краткой формулы невозможно. Условия, в которых оказалась церковь, не были благоприятны, но они и не были невыносимы вследствие индифферентности и терпимости османской власти.

В повседневной жизни положение церкви определялось не только традиционным исламским отношением к другим великим монотеистическим религиям. Эта традиция предоставляла аргументы как в пользу тех, кто выступал за толерантное отношение к христианам, так и в пользу тех, кто зачастую фанатично преследовал их и их святыни. Веротерпимость, бесспорно, являлась отражением общей политики, позволявшей подданным султана — зимиям — жить в своей вере, а священникам и иерархам заботиться об их духовных нуждах, как это предписывала им их вера.

Однако жизнь христиан с самого начала была сопряжена с ограничениями, свидетельствующими об их рабском положении. Все канонически избранные архиереи, чтобы иметь право нести свое служение, должны были получать от султана разрешение, берат, и платить за него дань — пешкеш (при каждой смене на султанском престоле или архиерейской кафедре) икесим, ежегодную подать с доходов, полученных от верующих и за совершение богослужения и треб. Пешкеш Печских патриархов в XVII в. составлял 100 тысяч акче, столько же они платили ежегодно в счет второй подати.

Храмы турецкие власти отнимали и превращали в мечети, особенно в больших городах и крепостях. Строительство новых церквей в принципе не разрешалось, а восстановление обветшавших храмов было возможно только при определенных условиях, с позволения властей. Было запрещено использовать церковные колокола. На отношение к христианским церквям и их иерархии, безусловно, влияла и политическая обстановка. Османские власти были более великодушны в период завоеваний и своего распространения, чем в период, когда великая империя уже очертила свои границы и сплотила территории. Традиционные исламские правила позволяли в случае добровольной сдачи города сохранить в нем церкви; если же город был завоеван мечом, то церкви разрешалось у христиан отбирать. Константинополь был взят после долгой осады, но Мехмед II все же пощадил большинство храмов и дал возможность функционировать Вселенской патриархии. Один из его наследников впоследствии должен был с помощью свидетелей доказывать, что Константинополь якобы сдался сам, чтобы уберечь христианские храмы от воинствующих исламских духовников. Очевидная непоследовательность в поведении центральной власти была еще более заметна на местах, особенно при восстановлении старых и строительстве новых церквей. В общем это было запрещено, однако на тех территориях, куда переселялись сербы, при власти турок были построены десятки храмов.