Свет в ладонях - Юлия Остапенко

– Позвольте мне вас представить, – вмешался Джонатан, очевидно смущённый бесцеремонностью хозяина. – Ваше… гм, ваша милость, Эстер, это – барон Мортимер ле-Брейдис, мой дед. Господин барон, это – её милость… гхм… её милость графиня Клементина ле-Деваль. А это – Эстер ле-Брейдис. Моя жена.

Это сбивчивое и неловкое представление, возмутившее бы всякого приличного человека в салонах Саллании, вызвало за столом новую волну замешательства, аханья и недоумённого кряканья.

– Твой дед?! – воскликнула Эстер, в изумлении повернувшись к Джонатану.

– Ваш дед? – недоверчиво переспросила Женевьев, с сомнением глянув на залихватски заломленную шляпу бандитского вожака.

– Твоя жена? – спросили хором старый барон ле-Брейдис и Клайв, после чего последний расхохотался и от души заехал Джонатану промеж лопаток.

– Мы обвенчались два года назад тайно, – объяснил тот, обращаясь сразу к обоим. – Её отец… а впрочем, это долго объяснять. Да, мой дед по матери, – тут же добавил он, извиняющимся взглядом моля Женевьев о прощении. – Я понятия не имел, что он промышляет дорожным разбоем.

– Железнодорожным, внучок, – поправил тот, ухмыляясь в усы. – Попрошу не путать.

– А есть разница? – сухо спросила принцесса, глянув старому бандиту прямо в лицо.

– Само собой, – ответил вместо него мужчина, до сих пор в молчании сидевший напротив них. – Железная дорога – основной путь следования партий люксия. Вряд ли стоит упоминать, что это самый ценный из возможных грузов. Но главное – завладев им, мы грабим Малый Совет, а не простых людей, и без того ограбленных Малым Советом.

– Однако ж и ассигнациями не брезгуете, – заметил Клайв, кивая через плечо на мужчин, шелестевших награбленными бумажками у них за спинами.

– Мы как раз объясняли этим молодых людям, – сказал безымянный мужчина, любезно глядя на принцессу, – что, в сущности, причиной нашей встречи сегодня стала досадная случайность. День не задался с самого начала. Состав должен был содержать дополнительный вагон с несколькими ящиками люксия, отбракованного на мануфактуре в Клюнкатэ…

– Отбракованного? – переспросила Эстер.

– О да. Вы ведь наверняка слышали о катастрофе, которая случилась на параде големов? Существует тайное постановление Комитета по люксиевым технологиям, согласно которому люксий из механизмов, внезапно переставших работать, отбраковывается и вывозится назад на Навью. Что с ним там делают – неизвестно, только факт, что на самом деле этот люксий потом так же работоспособен, как и раньше. То есть портится не топливо, как полагают в Комитете, а, видимо, сами механизмы. Так что этот «бракованный» люксий можно загнать по рыночной цене. И серьёзной охраны к нему не приставляют. Лёгкая добыча.

– Да только что-то у них там не заладилось, – мрачно добавил барон ле-Брейдис. – В последнюю минуту грузовой вагон прицеплять не стали. Но мы уже были в поезде, отступать было поздно. Не уходить же с пустыми руками.

– Безупречная логика бандита с большой дороги, – сказала Женевьев и посмотрела старому барону прямо в глаза.

Глаза у старика были очень светлые, но не выцветшие – он и в молодости замораживал собеседника льдинками в зрачках. Но мало было взгляда этих глаз, чтобы заставить принцессу Женевьев дрогнуть. Старик тотчас понял это, и в его взгляде появилось уважение.

– Храбрая вы девушка, госпожа ле-Деваль, – проговорил он. – К слову, я знавал вашу семью. Как поживает ваш досточтимый отец? Как ваш братец?

Женевьев сжала губы. Её воспитатель преподал ей множество уроков дворцовой дипломатии и грязных интриг – не чтобы самой затевать их, но чтобы вовремя заметить и не попасть под их змеиное воздействие. Этот старик опытен и хитёр, иначе не смог бы собрать вокруг себя банду проходимцев. Стало быть, в его вопросе непременно кроется ловушка.

– Не думаю, что нынче место и время вести салонные беседы, – коротко ответила Женевьев.

– Отчего же нет! – воскликнул барон, откидываясь назад и широко разводя руки. – Чем у нас тут не столичный салон? Ну, темновато, может быть, сыровато, грязновато слегка… Однако и дамы, и господа одеты соответственно. К тому же как минимум половина из присутствующих за этим столом – родственники. Чего нам стесняться, дорогая госпожа ле-Деваль?

Всё-таки он заподозрил что-то и давил на неё, подталкивая к прямому ответу. Но что могла ответить Женевьев, отроду не знавшая никаких графов ле-Девалей? И раздумывать над ответом времени не было…

И тут на помощь пришёл её лейб-гвардеец. Не для того ли, в конце концов, лейб-гвардейцы и нужны, чтобы спасать из беды принцесс?

– Кстати о родственниках, господин барон. – Джонатан звал деда «господином бароном», и в этом не слышалось и тени насмешки – должно быть, такое обращение между ними было принято. – Как дела у матушки? Я давно не списывался с нею.

– Отлично, – недовольно ответил тот, поневоле отводя от принцессы прищуренный взгляд. – В последние годы, правда, увлеклась спиритизмом и сутками напролёт болтает со старыми тётушками, давно сошедшими в могилу. А так ничего. Знал бы, что свидимся, так выпросил бы для тебя баночку её сливового варенья.

– Да, сливовое варенье матушки… – мечтательно протянул Джонатан, но тотчас спохватился. – А она знает, чем вы тут занимаетесь?!

– Ещё чего. Чтобы она стала давать мне советы по тактике штурма движущегося состава и критиковать мой стиль руководства подчинёнными? Ну уж дудки, – барон ухмыльнулся и приглашающе поднял кружку. Мужчины охотно поддержали его. Эстер тоже пригубила вино – ей, очевидно, было не по себе, ибо совсем не так она представляла себе знакомство с родичами своего супруга. Женевьев пить не стала, и мужчина, сидящий напротив, спросил:

– А вы почему не пьёте, сударыня?

– Потому что у дамы пустая посуда. Налей-ка до краёв, Гай! – велел барон, и мужчина, звавшийся, как выяснилось, Гаем, поднялся и, несмотря на протестующий жест Женевьев, налил ей вина.

– Это не краденое, если вас подобное смущает, – спокойно заметил он, и она с достоинством отозвалась:

– Но куплено на средства, добытые грабежом. И любому порядочному человеку встанет поперёк горла.

Клайв слева от неё поперхнулся и прыснул.

– Испытание на порядочность пройдено, – прохрипел он, стуча себя кулаком по груди и пытаясь отдышаться. – Вы не обращайте внимания на девицу Клементину, господа. Она у нас такая… с принципами и понятиями.

– Что большая редкость среди представительниц прекрасного пола, – заметил Гай. – Оттого я даже не спрашиваю, не утомляет ли вас наша застольная беседа. Ибо мы тут, знаете ли, спорили о политике.

– Я объяснял Джонатану, как докатился до такой жизни, – сказал барон и глянул на Эстер, в смущении отодвинувшую кружку. – Да вы пейте, голубушка, не стесняйтесь. Ваша подруга не вполне права. Ни одному человеку с каплей чести и совести не станет поперёк горла вино, украденное нами у Стюарта Монлегюра и его шайки.

Если он хотел успокоить новоявленную невестку, то достиг скорее обратного результата. Однако вряд ли заметил это, потому что, к кому бы ни обращался, не забывал поглядывать на Женевьев.

– Когда мне было столько, сколько вам, легко было рассуждать о порядочности и долге. Всё было просто. А для кое-кого и нынче просто, – он невесело усмехнулся своему внуку. – Когда тебе двадцать пять, тут колебаний никаких и нет: кому присягнул – под то знамя и встал, а что там делается, под этим знаменем, – не твоего солдатского ума дела. Верно я говорю?

На сей раз он обратился к Клайву. Мортимер ле-Брейдис был на диво крепок телом и духом в свои годы, однако обладал типично стариковской манерой то и дело подначивать молодняк, ожидая подтверждения своей очевидной правоты. Удивительное дело, сколь раздражает нас эта стариковская привычка в юности, и сколь охотно мы отдаёмся ей, когда стареем сами.

Джонатан, впрочем, один из всех понял, на какие события намекает старый барон.

– Вы говорите о революции сорок девятого года? Но ведь тогда вы были на стороне монархии!

– Я и теперь на её стороне. Только что такое нынче эта твоя монархия? То ли умирающий, то ли, если верить слухам, совсем уже мёртвый король, мифическая блудная наследница, которой никто в глаза не видал, и кучка заправил, по локоть запустивших лапищи в казну и только и ждущих момента, чтобы запустить их туда по самые плечи. Ох уж мне этот Стью Монлегюр! Знавал я его ещё по Третьему пехотному полку гвардии его величества. Второго такого труса и приспособленца поискать было. Но в чём точно собаку съел – так это в том, как вывернуть самую, казалось бы, хреновую диспозицию в свою пользу.

– Кажется, здесь что-то личное? – вмешалась вдруг Эстер. Женевьев видела, что она так и кипит от негодования. – Вы с господином Монлегюром что-то не поделили в те давние времена, оттого у вас до сих пор на него зуб?