Батумский связной - Наталья Александрова

– Да я же пошутил, Саенко, – удивился Борис.

– Пошутил он, да она же на господина подполковника заглядывается!

– Чего? Да он же старый!

– Старый… – ворчал Саенко. – Это ты молодой, дак тебе все, кто старше сорока, стариками кажутся. Он и не старый вовсе, всего-то пятьдесят годочков будет…

– Ну надо же! А он-то как?

– Как-как, – досадливо бубнил Саенко, – она женщина видная, красивая еще. А что из простых, так теперь, в такое-то время страшное, это и не важно. А вообще-то я ничего не знаю, – рассердился Саенко, – ничего я не видел…

– Ладно, Саенко, – примирительно начал Борис, – они уж сами между собой разберутся, а Марфа Ипатьевна не рассердится, она меня любит.

– За что только? – проворчал Саенко, чтобы оставить за собой последнее слово.

На следующее утро в одном из домиков на окраине города сидела мещанка Авдотья Лаврентьевна Голосова с колодой карт в руке. При ближайшем рассмотрении видно было, что Саенко, называя Авдотью шельмой, ничуть не ошибся, да кроме этого, была она еще и, что называется, ухарь на все руки – мигом примечала зорким глазом все вокруг себя, оттого и гадание ее часто удавалось.

– Ну, матушка, Марфа Ипатьевна, пошепчи на короля-то, вернее выйдет.

– Шепчу, Авдотья, шепчу, – ответила Марфа Ипатьевна.

Король был никакой не трефовый, а пиковый красавец, что по гаданию означает: солидный человек, в годах, но крепкий – военный, а если штатский, то в большом чине. Авдотья Лаврентьевна ловко раскидывала карты.

– Ну вот видишь, матушка, как он о тебе думает… так на него и легла… А в головах-то поздняя дорога с тузом…

– Да куда ж мне ехать-то? – удивилась Марфа Ипатьевна, внимательно оглядывая тесную комнатку.

То же самое она проделала в сенях, даже споткнулась нарочно, чтобы заглянуть под лавку.

– Да не тебе дорога-то, ему… Но ты не беспокойся, он возвратится скоро… Четыре дамы собрались… ну, это сплетни. Валет пиковый – хлопоты, да все попусту… тут еще король бубновый вертится – к чему бы он возле тебя… Да ты, мать моя, меня и не слушаешь? – вдруг неприязненно спросила Авдотья.

– Как не слушать, Авдотья Лаврентьевна, – спохватилась гостья, – затем и пришла к тебе, чтобы послушать да поглядеть, как карты лягут. Больше и спросить некого, одна ты у нас на весь город знаменита, – льстиво добавила Марфа Ипатьевна.

Авдотья поджала губы, но от таких слов помаленьку растаяла.

– Так что не сумлевайся, Марфа, король этот, военный-то, – дело верное, вот он весь возле тебя. Сама видишь.

– Так-то оно так… – в сомнении протянула Марфа Ипатьевна, – да только боязно мне. Но тебе спасибо, Авдотья Лаврентьевна, за добрые вести. Прими уж, не побрезгуй. – Она протянула гадалке деньги, зажатые в кулаке.

– Да зря ты беспокоишься, – деланно равнодушно ответила Авдотья, но деньги взяла со словами: – Ну разве что в церковь завтра пойду, так бедным раздам.

Аркадий Петрович в лучшем своем штатском костюме (накануне Марфа Ипатьевна долго трудилась над ним с утюгом и потом любовалась делом рук своих) вошел в магазин Серафимчика на Итальянской.

Навстречу солидному посетителю кинулся шустрый приказчик, но не успел сказать и двух слов, как из своего кабинета вышел сам хозяин, за долгие годы занятий своим серьезным делом выработавший особенное шестое чувство, позволяющее ему по шагам отличать серьезных людей от просто зашедших в магазин полюбоваться драгоценностями. Сложив руки на огромном животе, обтянутом жилеткой из белого пике, Серафимчик неторопливо и величественно двинулся навстречу Аркадию Петровичу, приветливо улыбаясь в пушистые усы:

– Рад приветствовать, рад приветствовать. – Он сделал еле уловимый жест левой рукой, после которого приказчик исчез, как будто его спрятали в шляпу фокусника, а хозяин еще раз повторил чуть тише: – Рад приветствовать, господин полковник.

– Подполковник, – вполголоса поправил его Горецкий, который привык уже не удивляться, что все в городе каким-то непостижимым образом знают его чин, хоть он старался не показываться в форме в людных местах.

– Я так понимаю, судя по вашему прекрасному костюму, вы хотите, чтобы вас не узнали, а тогда какая разница – полковник, подполковник… Пусть хоть генерал-фельдмаршал. Для меня важно только одно: вы солидный человек, и я готов служить вам в меру своих слабых сил.

– Увы, Михаил Исаевич, я сегодня не намерен у вас что-либо покупать.

– Какая разница. – Серафимчик пожал полными плечами. – Не сегодня так завтра или в следующем году… Если мы все будем живы. Да и вообще – коммерсант не может позволить себе ссориться с могущественными людьми. Итак, чем могу служить?

– Я так понимаю, Михаил Исаевич, что в этом городе вряд ли кто-то больше вас знает о бриллиантах?

Серафимчик скромно потупился и проворковал:

– Смею надеяться, что не только в этом. По-моему, в Новороссийске открыл магазин Рубинштейн из Петербурга – он, конечно, тоже неплохо разбирается в камнях…

– Новороссийск – это уже не Крым, – улыбнулся Горецкий, чтобы смягчить нетерпение, с которым он собирался прервать ювелира, – так вот я хотел спросить вас как специалиста: если бы здесь, в Феодосии, появился крупный бриллиант…

– Насколько крупный? – с интересом перебил ювелир Аркадия Петровича.

– Ну, карат двадцать…

– Двадцать? Уж не о кулоне ли госпожи Романовской идет речь?

– Возможно. Об этом мы с вами еще поговорим. А пока я хотел бы знать – если бы здесь появился такой камень, как его могли бы реализовать?

Серафимчик выпучил темные маслины глаз и почти прошептал:

– Разумеется, купить такой камень за его настоящую цену мог бы только я… С другой стороны, весь город знает, что бриллиант забрали, убив его хозяев, а я с уголовниками никаких дел никогда не имею… Есть еще один вариант – камень могли распилить на несколько более мелких и продать разным людям… Ах, как это было бы обидно! Я хорошо знаю эту вещь, держал ее в руках… Ах, как было бы обидно! Но темными делами я не занимаюсь. А что, камень действительно появился?

Горецкий чуть заметно поморщился:

– Что у вас за манера, право, Михаил Исаевич, вопросом на вопрос… А если бы его действительно распилили на несколько частей – кто бы это мог сделать?

– Кто бы мог? Так я вам сейчас покажу всех, кто бы это мог. – Ювелир жестом пригласил Горецкого следовать за собой и направился в глубь магазина.

Миновав сам торговый зал, уставленный горками и витринами красного дерева, внутри которых на черном и красном бархате сверкали камни и украшения, чудом провезенные владельцами через Россию и Украину, через красных, махновцев, петлюровцев и обыкновенных бандитов, миновав темный коридор, в который выходили двери жилых комнат и служебных помещений, Горецкий и Серафимчик оказались в просторном помещении ювелирной мастерской.

– Работайте, работайте, – махнул рукой Серафимчик своим мастерам и подмастерьям, – господин – новый санитарный инспектор при полицмейстере. – И, повернувшись к Горецкому, ювелир продолжил будто бы начатый разговор: – Здесь тоже, как видите, помещение вполне просторно, хорошо проветривается, нет никакой скученности…

Горецкий, мгновенно приняв правила игры, подхватил:

– Согласен с вами, условия вполне удовлетворительные, – а сам тем временем под видом осмотра помещения внимательно оглядел всех сотрудников мастерской.

Как он мог понять, главных мастеров было двое: аккуратный маленький старичок с тщательно расчесанными седыми усами и детским румянцем во всю щеку и худощавый брюнет лет тридцати пяти с густыми сросшимися бровями и жесткой иссиня-черной шевелюрой. Возле рабочего стола брюнета были прислонены костыли. Он увлеченно шлифовал камень, не обращая внимания на посетителя. Остальные работники, перешептывающиеся и с любопытством косящиеся на посетителя, явно были подмастерьями.

Внимательно осмотрев мастерскую, Горецкий кивнул ювелиру, и они не спеша прошли в просторный кабинет Серафимчика, несколько помпезно обставленный тяжеловесной мебелью резного дерева в стиле рюсс.

Аркадий Петрович расположился в массивном кресле, ювелир предложил ему сигару, и разговор был продолжен.

– Итак, Михаил Исаевич, вы сказали мне, что распилить и огранить камни могли бы ваши мастера…

– Да, я, конечно, надеюсь, что они этого не делали, но факты скрывать нельзя, а они говорят нам, что в этом городе нет другой хорошо оснащенной ювелирной мастерской.

– Но разве вы не знаете, над какими изделиями работают ваши мастера?

– Я знаю, разумеется, я знаю, – Серафимчик отложил сигару и закатил глаза, – но ведь я не Господь Бог и не господин подполковник. Я отдыхаю, я сплю, я обедаю, я езжу с визитами, я посещаю концерты. А мои мастера часто работают допоздна. Я им доверяю, но чисто теоретически – они могут вечерами сделать одну-две левые работы, и я об этом никогда не узнаю.