Верховная жрица - Уоррен Мерфи

– Они призывают нас сдаться, – произнес Чиун.

– Мы никогда не сдадимся, – решительным голосом отозвался Лобсанг.

Скуирелли ничего не сказала. Она яростно вращала молитвенные колеса, умоляя Будд Прошлого, Настоящего и Будущего вернуть ей голос. Очевидно, они были в каком-то другом космическом измерении, ибо из ее горла вырывалось лишь невнятное хрипение.

Послышался шум приближающегося вертолета. Он подлетел угрожающе близко, к самому входу. Вся пещера наполнилась оглушительным гулом.

Актриса тотчас устремила взгляд своих голубых глаз на вход. Вертолет кружил снаружи, как огромная стрекоза. Поднимаемая им пыль застила все вокруг.

Лобсанг схватился за «АК-47». Неумело вскинув его к плечу, он прицелился в пилота.

И в тот же миг чья-то твердая рука быстрым движением перехватила автомат.

– Это Кула, – проскрипел голос мастера Синанджу. – Он привел нам коня, на котором мы сможем бежать.

Скуирелли попыталась рассмотреть человека сквозь прозрачный плексиглас кабины. Там и в самом деле сидел большой такой, симпатичный монгол. Кула довольно ухмылялся и показывал пальцем ввысь. Затем вертолет, сделав еще крут, исчез из виду.

Оставалось только вскарабкаться на вершину холма, где их, вращая лопастями, поджидал вертолет.

– Мы сможем бежать прямо из-под носа врагов веры, – хвастливо заявил Кула.

– Ты умеешь управлять этим изобретением нечестивых? Мы будем в безопасности? – боязливо спросил Лобсанг.

– Если мы погибнем, значит, так было предопределено судьбой, – рассмеялся Кула.

– Если мы погибнем, – отозвался Чиун, подбирая подол своего одеяния, чтобы подняться на борт, – ты будешь отвечать за это все свои последующие жизни.

Они поднялись и полетели к снежным вершинам, окружающим долину Лхасы. Почти не замечая, что они в воздухе – так плавно проходил полет, – Скуирелли решила непременно включить в фильм и эту мизансцену. Надо только переписать сценарий так, чтобы вертолет пилотировала она сама. Почему бы и нет? Ведь это будет ее фильм. Пусть только кто-нибудь возразит, она сможет отстоять свои права, подкрепив их соответствующими примерами!

Глава 36

На юге уже полыхали пожары, когда турбовинтовой самолет с министром внутренних дел на борту, борясь с ужасными нисходящими потоками над Гонггарским аэропортом, в восьмидесяти милях южнее Лхасы, пошел на снижение.

Тибет был охвачен восстанием, это подтверждали и радиосообщения. Партизаны Чуши Гангдрука яростно сражались во всех городах, расположенных вдоль Шоссе дружбы.

Не было никаких сомнений, что все это дело рук бунджи-ламы, явно сующейся не в свое дело. Министр государственной безопасности молился всем богам, которые, возможно, еще покровительствовали в эти безбожные дни Китаю, чтобы таши, который, сидя на своем сиденье, повторяет нараспев мантры и вращает золотое молитвенное колесо, признали более достойным власти, чем белоглазую ламу с другого конца света. В противном случае министр готов был принять любые, не санкционированные Пекином меры.

Нет, Тибет он не отдаст. Отдав Тибет, он рискует лишиться не только своего доброго имени, но, возможно, и самой жизни.

Турбовинтовой самолет неожиданно резко вошел в пике, и министр тут же забыл о бунджи-ламе, о Тибете и о потере доброго имени, а возможно, и о самой жизни.

Теперь его заботило только одно – как бы не изрыгнуть завтрак, и он поднес бумажный пакет к своим обескровившим губам.

Подъезжая вместе с кхампами на грузовике к Гонггаре, Римо сказал им:

– Пусть этот город останется таким, как он есть.

Сидевший за рулем Бумба Фун вмиг осунулся, словно из него выкачали весь воздух.

– Никаких поджогов?

– Ничего. Нам нельзя замедлять своего движения.

– Но почему, о Гонпо?

– Вы сожжете город и разрушите аэропорт. И тогда мы не сможем вывезти из Тибета бунджи-ламу.

– Странная причина, – пробормотал Бумба Фун.

– Отведете душу, когда доедем до Лхасы.

– Но мы не станем жечь Лхасу. Это священный для Тибета город. Мы уничтожим только китайцев и их дома, оскверняющие нашу землю.

– Хватит! Удар по Лхасе надо нанести как можно осторожнее.

– Мы сделаем это очень осторожно, – пообещал Бумба Фун. – Так осторожно, как только могут кхампы.

– Превзойдите сами себя, – попросил Римо. – А как только я вытащу бунджи-ламу из города, можете веселиться, как захотите.

Подавшись вперед, Бумба Фун погнал грузовик, как одержимый.

Вертолет Народно-освободительной армии сел на горную вершину, взметнув тучи колючих замерзших хлопьев. Его лыжи на добрый фут погрузились в девственный снежный наст.

– Здесь мы в безопасности, – буркнул Кула, остановив вращение лопастей.

Мастер Синанджу шагнул в сугроб. Холодный, разреженный воздух обжигал горло, но он был напоен запахом свободы, и поэтому дышать им было радостно.

Чиун посмотрел на город.

В резком свете дня крыши домов Лхасы сверкали каким-то фантастическим блеском. На улице ни души, мелькают только крошечные фигурки в зеленом. В древнем городе, уютно примостившемся среди вечных гор, было введено чрезвычайное положение. Испокон веков лхасцы воспринимали все, с ними происходящее, как предначертанное судьбой, китайцев же было много и они были хорошо вооружены, поэтому никто не оказывал им сопротивления. Да и что тибетцы могли противопоставить смертоносному оружию оккупантов?

Кто-то должен оповестить их о присутствии бунджи-ламы и поднять их на борьбу. Только тогда они выйдут из своих домов на улицы.

Такое опасное дело под силу только мастеру Синанджу, подумал Чиун. Ну что ж, когда падет ночная тьма и усталые китайцы улягутся спать в своих казармах, он отправится в город, чтобы пробудить тибетцев от их долгого кошмарного сна.

А пока остается только ждать и надеяться, что ни один вертолет Народно-освободительной армии не приблизится к этой горной вершине.

Турбовинтовой самолет остановился на самом конце посадочной полосы, здесь уже стоял в ожидании вертолет Г-70-СТ.

Министр государственной безопасности сплюнул остатки желчи и утреннего риса в бумажный пакет и поспешил к выходу. Он приветственно махнул рукой пилоту вертолета, затем покрутил ею над головой. Летчик привел во вращение несущий винт, лопасти завертелись со все усиливающимся воем.

Вернувшись в самолет, чтобы подготовить таши к короткому перелету в Лхасу, министр подумал, что худшее уже позади: он благополучно добрался до Гоштара. Теперь уже не страшно: вертолет был американский, «Черный ястреб», специально приспособленный для полета на большой высоте. И управляет им, конечно же, лучший пилот китайского воздушного флота.

Пролетая над Гонггаром, министр заметил колонну военных грузовиков и джипов, быстро продвигающуюся к городу. Вероятно, подкрепления для Народно-освободительной армии, подумал он.

А затем довольно улыбнулся мысли о том, что к тому времени, когда они достигнут Лхасы, все эти трудноразрешимые неприятности с бунджи-ламой будут уже позади.

На улице Янхе Донглу, на южных подступах к самой Лхасе, стояли два тяжелых боевых танка «Т-72». Они стояли бок о бок, угрожающе направив свои стодвадцатимиллиметровые гладкоствольные орудия на Гонггар.

Впрочем, между ними оставалось достаточно места, чтобы прошел один як – если этот як не был, конечно, стельной самкой.

– Потише, – бросил Римо Бумбе Фуну, когда они подъехали к танкам.

– Вы хотите, чтобы я остановился?

– Сперва сбрось газ. Потом остановись.

Грузовик остановился ярдах в десяти от зияющих стволов.

– Что мы будем делать, Гонпо Джигме? – растерянно спросил Бумба Фун. – Эти танки преграждают нам путь.

– Мне нужна всего минута, – обронил Римо, выходя из кабины.

– Зачем?

– Чтобы сломать танки.

Командир танка Юн Тинг, сузив глаза, уставился на кхампу, который вылез из грузовика, возглавлявшего целую колонну. Юн Тинг смотрел, как этот – очевидно, невооруженный – человек приближается. Тибетец шел слишком беззаботно, чтобы заподозрить что-то неладное, и все же Юн Тинг, сидевший в открытом башенном люке, взявшись за рычаг, направил пушку прямо на кхампу. Действие было угрожающее, рассчитанное на то, чтобы вселить в сердце несчастного страх и покорность.

Кхампа приблизился к машинам. Затем, игнорируя требования командира назвать себя, небрежно взялся сразу за оба ствола и сжал пальцами твердую сталь. Только тут Юн заметил, что руки незнакомца слишком белы, чтобы принадлежать настоящему кхампе.

Послышался громовой раскат. До конца своих дней Юн не забудет этого звука, с которого, казалось, все и началось. Но в военной тюрьме, куда его посадили за нарушение воинского долга, он вспомнил еще и то, как человек сначала отнял руки, а затем краями ладоней одновременно ударил по стволам. И оба ствола раскололись во всю длину.