Бог лабиринта - Колин Уилсон

Тон описания этого инцидента создает впечатление, что Эсмонд был уже искусным Казановой, который не полагается только на случай. Но последующие события свидетельствовали о том, что это далеко не так. Казанова устал бы от девушки еще до того, как расстаться с ней. Эсмонд решил, что любит Дельфину и обязан на ней жениться. Конечно же, он устыдился того метода, к которому прибегнул, чтобы преодолеть ее сопротивление. Он безусловно осознавал ту душевную травму, которую нанесет ей, если ослабит внимание к ней после того, что произошло между ними. Она уже устыдилась того, что он был свидетелем ее сексуального возбуждения, а еще больше ей было стыдно, что он воспользовался ее слабостью. Если бы он покинул ее после соблазнения, это нанесло бы ей удар, которого она не заслуживала. Эсмонд решил доказать, что он не способен так поступить. Оставшись наедине с ней – после того, как Миноу и Шон ушли из амбара – он сказал ей, что теперь они обручены. Той же ночью, когда Миноу попыталась открыть дверь в его комнату, она убедилась, что дверь заперта изнутри. На следующее утро он нашел ее сам и сказал, что он теперь обручен, и с этого момента они перестали быть любовниками. Казалось, она приняла его слова с философской рассудительностью и даже сочувствием и посоветовала ему пока держать свою помолвку с Дельфиной втайне от отца. Он внял ее совету. Но Дельфина оказалась менее выдержанной, она выдала их секрет Джудит, что было в высшей степени неблагоразумно. Джудит явно нравилась Дельфина, и при других обстоятельствах она была бы рада иметь такую родственницу. Но Дельфина была католичкой, а Донелли – протестантами. Это было самое серьезное препятствие, так как в Ирландии католик – всегда пария. Ирландское дворянство было сплошь протестантами, католики находились в социальной изоляции, считались отбросами общества. Правда, Дельфина была дочерью французского аристократа, но это обстоятельство не играло никакой роли в Ирландии. Джудит прямо сказала Дельфине об этом, последовали слезы и долгие объяснения. Эсмонд почувствовал, что совершил ошибку. Ему было совершенно безразлично, перейдет ли Дельфина в протестантство, или он станет католиком, или оба они будут буддистами. Он хотел на ней жениться, потому что она нуждалась в его любви и защите, и еще потому, что соблазнение ее принесло ему много радости и наслаждения. Теперь же, когда они были «обручены», она отказывалась наотрез пойти с ним снова в амбар. Он иронически замечает в своем дневнике, что они были бы намного счастливей, если бы он даже не упомянул о женитьбе.

Джудит с удовольствием вошла в роль свахи. Она посоветовала Эсмонду ничего не говорить родителям, пока Дельфина не перейдет в протестантство. Три дня спустя они с Дельфиной отправились в Дублин, чтобы рассказать обо всем ее родителям. Это был последний раз, когда Эсмонд видел Дельфину. Джудит возвратилась одна и объявила, что шевалье де Сент-Андж решил немедленно возвратиться во Францию со своим семейством. Эсмонд вздохнул с облегчением и снова вернулся в объятия своей Миноу. Но через два месяца он потерял и ее, когда сквайр Донелли поймал Миноу на конюшне со своим новым работником. Сквайр был человеком достаточно широких убеждений, но его беспокоила добродетель своего сына и наследника. Миноу была возвращена к себе на родину в Лион каретой третьего класса, с месячным жалованьем, выплаченным вперед, и с несколькими старыми платьями Джудит. Эсмонд отблагодарил ее двадцатью гинеями, которые собирал на покупку пони и экипажа. И с облегчением признался самому себе, что, наконец-то, его душа и другие жизненно важные органы принадлежат только ему самому. Но месяц спустя после ее отъезда он начал вести личный дневник, в котором написал эти горькие слова: «Я часто чувствую себя самым несчастным, жалким и ничтожным созданием под солнцем…» Он испытал слишком большое наслаждение, чтобы ограничить свою жизнь скромным существованием хорошо воспитанного и добропорядочного фермера-дворянина. Миноу и Дельфина дали ему прекрасное образование в искусстве любви. Он испытал наслаждение от мужской победы, чувство власти над женскими эмоциями и совершенного избавления от всех сексуальных запретов. Он страстно жаждал секса, как алкоголик очередной порции спиртного, но вокруг не было женщин, способных удовлетворить его запросы. Он изливал свои разочарования в дневнике, заново переживая счастливые часы, проведенные с Миноу, и соблазнение Дельфины. Он пытался читать, но находил Руссо самодовольным педантом, Вольтера – мелким и пошлым, Стерн вызывал в нем раздражение, и только «Расселас, принц Абиссинии», вызвал отклик в его душе, соответствуя теперешнему его настроению. Он перечитал эту книгу несколько раз, пока не выучил ее наизусть. Джонсон поднимает проблему человеческого стремления к чему-то высшему, большему, чем счастье, чем простое самодовольное существование. Шесть месяцев назад Эсмонд считал бы высшим уделом человека физическое наслаждение, полное удовлетворение его желаний. Теперь ему было известно больше.

И здесь начинается наиболее интересная часть его дневника. Когда дождливый декабрь перешел в дождливый январь, Эсмонд испытал острый душевный кризис. Его нервная депрессия усугубилась еще страданиями из-за отца, на которого в конце декабря напала банда негодяев и грубо избила его. Мотивы нападения лежали, вероятно, далеко от политических соображений. Это случилось, когда он поздно вечером возвращался домой после визита к непопулярному местному судье. Его конь был неожиданно поражен камнем, и сразу же вслед за этим другой огромный булыжник ударил его поверх левого глаза, и он потерял сознание. Когда он не вернулся домой в полночь, Эсмонд с группой слуг отправились на поиски и нашли его, когда он еле тащился по дороге, весь избитый, полуголый, истекающий кровью. Раны на вид казались более серьезными, чем на самом деле: после девяти дней, проведенных в постели, Эдвард Донелли снова был здоров, как и прежде. Никто не смог обнаружить никаких следов нападавших – возможно, это была лихая компания моряков, чье судно находилось в ремонте в Тарберте на реке Шаннон.

Вся округа была потрясена этим зверским нападением, хотя Эдвард Донелли не пользовался особой популярностью, да и так хватало ирландскому крестьянину своих несчастий и нищеты, чтобы еще сочувствовать относительно богатому протестантскому фермеру-дворянину. В то время в Ирландии разбой уже стал привычным явлением: бандитов в стране было больше, чем на Корсике. Но до 1760 года Ирландия была относительно спокойной и безопасной страной, пока к власти не пришел Георг III, когда начались волнения среди крестьян, и католическое дворянство стало приходить в себя после жестоких притеснений, которые они испытывали под якобинским правлением. Эдвард Донелли не был сторонником Георга III, однако он был протестантом, и к нему относились как к агенту английских захватчиков. Но детство Эсмонда прошло в атмосфере безопасности, окрестные крестьяне, люди свободные и независимые, хорошо относились к мальчику, называя его «отличным парнем». Теперь же, в состоянии нервной депрессии, ему казалось, что их окружают враждебно настроенные соседи, каждый из которых только и ждет подходящего момента, чтобы разделаться с ними в ночной темноте.