Повелитель четверга. Записки эмигранта - Игорь Генрихович Шестков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня спросили – где это ты ощутил имперскую вонь?
Я ответил – вы, господа, ко многому так привыкли, что и не замечаете вовсе, где и как живете. Вся Москва – скопление имперской вони. Посмотрите, как в ворота Кремля въезжают лимузины сатрапов, как разгоняют менты пеший народ и перекрывают дороги, отчего обычные люди должны стоять в бесконечных пробках. Улицы, стены, полы, потолки – грязные, обшарпанные. В метро душно, там воняет потом и перегаром. Владельцы не по чину шикарных Мерседесов и БМВ наглы и высокомерны. Про откаты, криминальное обналичивание я уже и не говорю. А тут еще и политические убийства начались, одно другого страшнее и гнуснее. Женщину убили красивую. И бесстрашную. Критика режима отравили в Лондоне. Это все и есть – имперская вонь. Смеются. Дурак мол, что с него взять?
…
Долго говорил с бывшим другом. Умный парень. Три часа хвалил новую Москву и самого себя. Он и профессор, и гениальный писатель, и успешный бизнесмен. По всему миру ездит. Хочет купить остров в тропиках. Режимом доволен. Я ему посоветовал купить островок рядом с Соловками – не далеко ехать будет.
К хвастовству я отношусь спокойно, и успехи друга меня радуют. В его речи проскальзывало, однако, что-то особенное, наше, русское – желание пусть косвенно, мягко, но смешать собеседника с грязью, дискредитировать его жизненную позицию. Ну что же, я ведь и сам такой. Я не отвечал, помалкивал, потому что хотел понять. Но так и не понял.
…
Был в Кремле. На входе проверка. Все металлическое – клади на стол и шагай сквозь магнитную арку. А внутри крепостных стен иди только по дозволенной полосе. Шаг в сторону – свисток и окрик милиционера. Лагерь. Политическая структура России оставляет на всем свои отпечатки. Структурирует жизнь. Топай, где положено, а в политику не лезь.
Успенский собор. Снаружи – упрощенный до тривиальности собор святого Марка в Венеции, внутри – палехская шкатулка. Зато старые иконы это что-то настоящее. На них божественное находит материальное воплощение. Святой Георгий красный. Богородица на обороте. Проняло меня крепко. Насквозь. Странно, в Бога не верю, а пронимает. До оцепенения. Такое восхищение. Такая радость, что вот оно, чудо – смотрите, здесь, перед вами. Значит, есть еще не высохший источник в душе! Не все перегорело.
Вышел из собора на площадь, и все прошло, фонтан живой воды бить перестал. Еще гаже показались лица туристов, еще злее и высокомернее рожи топтунов и охранников.
«Человек это загадка», – справедливо заметил защищающийся от нападок, безденежный эпилептик Достоевский. Об этом я думал, когда ехал в Измайлово, покупать еще одну палехскую шкатулку.
«Зачем тебе еще одна шкатулка?» – спрашивал я себя. Тоскливо осознавая, что через десять минут приеду на дурацкий рынок сувениров. Буду искать шкатулку, найду и куплю. Увезу ее домой, а потом не буду знать, что с ней делать. Подарить жалко. Не потому что жалко. А потому, что никто уже давно материальные предметы не ценит и не любит. Да еще – пятьсот туда, пятьсот обратно. Прав был огорченный писатель. Загадка. Спасибо еще, интересный шофер попался. Бывший военный. Воевал в Анголе, в Афганистане, в Чечне. Командир вертолетного звена. Вот, оказывается, для чего я в Измайлово еду. Чтобы по дороге одну историю проверить.
…
Обратно ехал на такси с разговорчивым таксистом. Это был недалекий, курносый дядя с слезящимися глазами. Шестидесяти примерно лет. Говорил он всю дорогу от Измайлово до метро Университет. Я старался ему не мешать. Поощрял его вопросами.
– Да, масоны всем правят. С царских времен. Ведь тогда как было? Банкиры все евреи. Их деньги, их проценты. Но царского добра не тронь! Они царя ограбить не могли. Так революцию устроили, царя расстреляли. И вообще всем завладели. Вы думаете, Ленин кто? Бланк он. Жид. Троцкий – Бронштейн. И Горбачев и Ельцин тоже евреи. А Березовский и Гусинский сообразили – на власть стали тянуть. Ну, им дали еще денег и из страны поперли. А Ходор, тот вообще президентом заделаться хотел. Его раз предупредили – не лезь, жидюга, в политику. Два предупредили. А потом, когда он уже улетать намылился – хвать за жопу. И посадили. Потому что, если вор – сиди и бабло пили.
Вы знаете, кто таксопарки разгромил? Лужков. Настоящая фамилия Кац. Сколько домов понастроили. А дороги только для подъезда к рынкам. Строят, строят. Москва пухнет. Черных везде толпы гуляют. А транспорт стоит. Третье кольцо, зачем оно? Для торговых центров только! Ни такси, ни скорая до места добраться не могут. Скоро все в небо полетит.
Я стою сейчас на точке. В Измайлове. Мафии деньги за нее плачу. А кто хозяин точки? Опять еврей. Мильчик, козел тот еще. Носатая харя. Ух, гадкий. А раньше так было – ты выезжаешь на рейс, плати диспетчерше двадцать копеек. Ты еще ничего не заработал, а уже – плати. Я был шляповозом. По Москве мотался. – Шляп развозил. Шляпа, известно, больше двадцати копеек не даст на чай. Бывало иногда – целый день мотаешься, а привезешь пять рублей. И холостого пробега сто километров. Была тогда такая штука – две иголки вставляли умельцы в счетчик. За иголки тоже платили. Я учился только шесть классов, без образования. Всю жизнь шоферить хотел. В такси, чтобы. Люблю с пассажирами разговаривать. Один раз посадил я одну шляпу. В семидесятых годах было. То ли армян, то ли азер. Говорит, я тебе бутылку коньяку дам вместо денег. Я взял, интересно. Ну и че? Выпил на следующий день, с женой, братком и напарником Вовочкой. Жена кормила тогда сына моего младшего, Антошку. Он потом в пятнадцать лет разбился насмерть на мотоцикле. Она этот коньяк только пригубила, а я, браток мой Аркашка и сменщик выпили бутылку. И начало нас часа через три крутить. У жены менструация началась, и две недели лило. У меня глаза чуть не вылезли. Аркашка блевал целый день, а сменщик мой, Володька, как бык здоровый, даже в больницу попал. Левую сторону у него парализовало. Вылечили. Только после рот у него дергался. Древесный спирт был в том коньячке. А сейчас люди вообще как черви от ядовитой водки дохнут. Льют в бутылки чего попало, этикетки фальшивые наклеивают. Известное дело. А евреи всем этим управляют. Из ложи.
