Перстень Иуды - Корецкий Данил Аркадьевич

Генрих сделал скорбную паузу, пожал плечами и продолжил:

– Среди нас нет мамы, она так и не смогла пережить смерть отца. Этот большой стол без родителей мне кажется пустым…

Вновь наступила пауза.

– Трудно оценить всю тяжесть потери, которая постигла нас пять лет назад. Мы потеряли не только замечательного отца, но и мудрого наставника, талантливого человека, сумевшего за считанные годы стать одним из самых известных промышленников Германии. С полным на то основанием я могу сказать, что всем, что мы имеем сейчас, обязаны отцу. Это он дал нам возможность достойно жить, приносить заметную пользу отечеству, гордиться фамилией фон Браун.

Генрих обвел взглядом всех родственников, будто ища в их глазах поддержки. Потом продолжил:

– Потеряв отца, мы все ощутили трудность того дела, которым он занимался. Словно атланты перестали держать небо, и оно всей тяжестью опустилось на наши плечи… Я предлагаю почтить память нашего великого Фридриха фон Брауна, которого мы никогда не забудем.

Все молча поднялись, сдержанно пригубили вино, потом сели и взялись за серебряные приборы. Проворные официанты раскладывали по тарелкам саксонского фарфора фаршированных рябчиков, жаренных на углях куропаток, медальоны из оленины… Звенел хрусталь, стучало о фарфор серебро, тихо переговаривались гости… Время от времени кто-то произносил тост о безвременной смерти дорогого Фридриха, которая вырвала штурвал семейного бизнеса из надежных рук умелого капитана. На этом произносимые вслух фразы обрывались, но в воздухе отчетливо повисало непроизнесенное: теперь корабль клана Браунов сбился с курса и рыскает без руля и без ветрил…

Справедливости ради следует сказать, что так оно и было. В прессе уже стали появляться публикации о том, что империя Браунов переживает не самые лучшие времена. Если бы это было так! Не только пресса, но и многие капитаны германского бизнеса даже не предполагали, насколько плохо обстоят дела во всех звеньях этой огромной, некогда идеально отлаженной промышленной империи. Но, как ни скрывай ситуацию, она рано или поздно станет достоянием гласности, и тогда… Тогда падение курса акций, отток инвестиций, активизация кредиторов – крах!

Печальная трапеза подошла к концу, гости общались в голубой зале, а трое сыновей Фридриха фон Брауна, проигнорировав младшую сестру Еву, незаметно удалились в кабинет отца. В этой большой, обшитой мореным дубом комнате все оставалось так, как и при жизни хозяина: старая мебель, тяжелые портьеры, мрачные старинные картины с поблекшими от времени красками, сабли, кинжалы и пистолеты из восточной коллекции отца, огромный, как саркофаг, письменный стол с массивным чернильным прибором. Картину довершали мраморные бюсты римских полководцев и греческих мыслителей, водруженные на темные дубовые подставки.

– Веселенькая обстановка, как на кладбище! – входя в кабинет, мрачно заметил двадцативосьмилетний Вилли. – Под стать сегодняшнему поводу.

– Я всегда не любил его кабинет, – признался двадцатипятилетний Герман. – Этот стол, эти лики греков… Такое впечатление, что ты находишься не в кабинете, а в склепе. К тому же он порол меня здесь несколько раз…

– Я что-то не понял, мы собрались обсуждать обстановку кабинета отца? – процедил сквозь зубы Генрих. – Или у нас больше нет проблем?!

Братья расположились в глубоких кожаных креслах. Вилли сунул в рот сигарету и щелкнул золотой зажигалкой, а Генрих стал возиться с сигарой.

– А что, собственно говоря, происходит? – нарушил молчание младший из братьев. – На какие проблемы ты намекаешь?

Его вопрос повис в воздухе. Наконец, заговорил Генрих:

– Видишь ли, мальчик, я понимаю твое увлечение автогонками, аэролпланами и девочками, но ты бы мог иногда спускаться на нашу грешную землю. И если бы хоть иногда вникал в дела семьи, то не стал бы задавать глупые вопросы и смотреть на нас такими наивными глазами. Вот в этом узком кругу я могу тебе сказать, что мы на грани краха.

– Как это могло произойти? Почему?

– Ну, например, потому, что твой брат, – Генрих посмотрел на Вилли, – увлекшись чистой коммерцией, забыл о необходимости усовершенствования двигателей, магнето и прочего оборудования. И нынче наши автомобили перестали продаваться. А англичане и американцы продвигаются вперед семимильными шагами. И «Мерседес» научился делать машины куда более конкурентноспособные, чем старье твоего брата…

– Что за тон, Генрих! – Вилли еще больше помрачнел. – Да, у меня действительно есть определенные проблемы со сбытом. Но это временные трудности.

– Ты сам себя обманываешь… Надо было совершенствовать конструкцию. Я не раз говорил тебе об этом.

– Нет, Герман, ты только посмотри на нашего старшего! И это он говорит о моих просчетах, о необходимости модернизации… А ответь-ка мне, Генрих, что у тебя происходит с самолетами? Почему ты, как и я, на краю краха?!

– Стойте, стойте, дорогие мои братья! Я что-то не могу понять, зачем мы здесь собрались. – Герман даже оторвался от кресла. – Конечно, я далек от всех ваших дел, но всегда же можно взять кредиты, привлечь молодых талантливых конструкторов… Отец, помню, говорил, нет безвыходных ситуаций…

Его тираду прервал заглянувший в кабинет дворецкий в отутюженном фраке:

– Простите, господа. Не желаете ли выпить коньяку из запасов гера Фридриха?

Пока старик возился с бутылками и бокалами, все трое хранили молчание. Наконец, дворецкий убрался, но пауза продолжалась еще какое-то время. Ее нарушил Вилли. Он медленно цедил сквозь зубы слова, казалось, что каждое дается ему с большим трудом:

– Герман прав, какого черта мы будем выяснять, кто из нас в чем виноват! Главное, мы все на краю большой ямы. Честно говоря, я вообще ничего не понимаю. Отец сгорел заживо, а машина оказалась исправной, и никто не смог объяснить причину аварии!

Он понюхал широкий, сужающийся кверху бокал с маслянистой жидкостью соломенного цвета, сделал маленький глоток.

– А потом сразу же начались проблемы! Упал спрос на автомобили, ничего не получается с самолетами, произошли два страшных пожара, от последствий которых мы до сих пор не избавились. И это в то время, когда пришла пора расплачиваться за кредиты! А тут еще начались забастовки… Все одно к одному!

Некоторое время все трое смаковали уникальный, многолетней выдержки коньяк. Но вкуса никто не чувствовал. Наконец, младший брат нарушил молчание.

– Я не хочу вас обидеть, Генрих и Вилли, но, быть может, дело в том, что отец обладал предпринимательским талантом, которого вам не хватает? Помните, как еще пять лет назад газеты писали, что Крупп и Браун – это два локомотива, которые сделают Германию величайшей из держав?..

– Ах, оставь, Герман! Все это чушь. Уж мы-то знаем, что никакими особыми талантами отец не обладал. Ему просто везло. Я прав, Вилли?

Средний брат мрачно кивнул и продолжил мысль старшего:

– Отец не разбирался в экономике. Он не знал, в чем разница между дебетом и кредитом. И уж тем более у него не было никаких инженерных знаний или чрезвычайных организаторских способностей. Он-то и на совете директоров появлялся лишь тогда, когда не присутствовать было просто нельзя. И не думай, что он принимал какие-то гениальные решения, просто подписывал бумаги, которые без него не могли иметь хода. Ему действительно сопутствовала удача!

– Как на одной удаче можно добиться такого успеха? – Герман был искренне удивлен.

– Есть вещи, на которые просто невозможно дать ответ! – Генрих опустил на стол бокал, затянулся сигарой, откинул назад голову и стал пускать тонкие круги дыма вверх к потолку.

– Головокружительная карьера отца – загадка для всех. В 1863 году он взял в кредит несколько тысяч марок и отправился в Россию: хотел скупить антиквариат и с выгодой перепродать. Мама говорила, что он уехал в пальто, шляпе и с тросточкой, в саквояже лишь смена белья. А назад вернулся без антиквариата и без денег, только с каким-то перстнем. С этого момента все и пошло-поехало. Каким-то непостижимым образом он стал владельцем мыловаренного завода…