Пароль «Dum spiro…» - Евгений Березняк

И знаешь, чем кончилась эта семейная дискуссия? Моим полным поражением. Что ж, история решит наш спор. Я горячо желаю, чтобы оправдались надежды наших оптимистов, моей Долорес. А готовиться надо к худшему, чтобы враг не застал нас врасплох. Теперь ты понимаешь, компаньерос, почему меня так интересует твое боевое прошлое?..

Я тогда рассказал Раулю о деятельности нашей группы военных разведчиков в Кракове, не умалчивая о неудачах и просчетах. Вспомнил и 12 января 1945 года — первый день наступления 1-го Украинского фронта, который мог именно из-за определенной самоуверенности и недостаточной нашей бдительности стать последним днем группы «Голос».

Товарищу Раулю, помню, очень понравился наш пароль. И когда мы прощались в аэропорту Сантьяго, он, крепко пожав мою руку, повторил как клятву: «Dum spiro — spero».

Прошло совсем немного времени после нашего разговора с Раулем, и трагедия, которая до сих пор продолжается в Чили, показала, что фашизм остается фашизмом, что зверства хунты ничем не уступают зверствам гитлеровцев, а их лагеря смерти на страшном острове Досон, в Атакама, Чакабуко, Сан-Бернардо отличаются от Освенцима и Бухенвальда разве что отсутствием крематориев.

Где ты, черноглазая красавица Долорес? Среди расстрелянных, замученных, в одном из тайных лагерей? Или в глубоком подполье? Помнишь, как ты горячо убеждала: «С нашим Пабло такое не случится»? А «Песнь о Гарсиа Лорке» сегодня звучит так, словно написана она о Викторе Хара, Пабло Неруде. «Жестокие гиены», так назвал Пабло клику Пиночета, убили Хару, разгромили дом Неруды — гнездо Орла на берегу океана, уничтожили его рукописи, бесценные творения одного из самых выдающихся поэтов нашего времени, ускорили своими неслыханными зверствами смерть великого друга и побратима Гарсиа Лорки. «Гиены» осквернили могилу Неруды, ночью вывезли его прах в неизвестном направлении.

…«Гиены» празднуют свой кровавый банкет. Надолго ли?

Через расстояния, моря крови доносится ко мне твой голос, наш общий пароль, товарищ Рауль: «Dum spiro — spero».

Пока дышу — надеюсь… Пока живу — борюсь.

ГРОЗА, КОМАР, ГРУША И ДРУГИЕ

Меня часто спрашивают, как сложилась судьба моих боевых товарищей по группе «Голос».

Много лет мы почти ничего не знали друг о друге. Только в 1963 году «Красная звезда» впервые назвала настоящие имена Комара, Грозы, Груши, Голоса. В 1964 году мы встретились втроем (без Груши — Аси Жуковой) в Кракове. А в полном составе участники разведгруппы «Голос» собрались в феврале 1966 года в Голубом зале «Комсомольской правды».

Гроза прилетел в Москву из родного Кировограда, откуда в свое время отправился добровольцем на фронт, где прошел суровую школу подполья в годы оккупации, затем получил путевку в жизнь военного разведчика.

Теперь мы часто встречаемся. Алексей Трофимович Шаповалов — ответственный работник Кировоградского областного Совета профессиональных союзов. Годы уже усыпали снегом его лихие кудри. Но в остальном время не властно над моим другом. По-прежнему артистичен, переполнен идеями, и когда, как правило, без звонков и предупреждений неожиданно вваливается в нашу квартиру, все заражаются его неистощимой энергией. Алексей носится из комнаты в комнату, как шаровая молния, на ходу выстреливая последние кировоградские новости, вспоминая какой-то смешной «краковский» случай или цитируя наизусть письма от Зайонцев.

Из Магадана на встречу в Москву примчалась Ася Жукова (Груша). За два с лишним десятилетия моя землячка успела осуществить свою заветную мечту: окончила Днепропетровский медицинский институт, полтора десятка лет проработала врачом на Крайнем Севере. К своей девичьей фамилии Ася прибавила — по мужу — столь прославленную в Грузии фамилию Церетели. Ася так и не могла привыкнуть к моему настоящему имени и в Москве называла меня, как и в Бескидах, дядей Васей.

Мы и теперь — Церетели переехали в Ялту — переписываемся. А как-то я увидел нашу Асю — спасибо магаданским кинодокументалистам — на экране.

Подвиг Груши продолжался в суровых условиях Севера. Бывшая военная радистка-разведчица на собачьих упряжках, вездеходах в любую погоду добиралась к своим больным, по первому зову спешила на помощь людям.

Ольга (Комар) — Елизавета Вологодская — живет во Львове. Свою военную профессию сменила на сугубо мирную. Работает инженером в строительном тресте Львовской железной дороги.

Хотелось бы подробней рассказать о судьбах тех наших советских людей, которые пришли в группу «Голос» из лагерей смерти, из польских партизанских отрядов. Благодаря им, как уже известно читателям, нам удалось создать диверсионную группу, работу в тылу врага сочетать с разведкой боем, с весьма успешными диверсионными операциями.

Увы, за эти годы мне удалось выяснить немного.

Семен Ростопшин погиб при форсировании Одера. До сих пор осталась неизвестной судьба белоруса Владимира Александровича Заборонека, воентехника Константина Ефимовича Смолича, харьковчанина Николая Мирошниченко, бесстрашного, ни при каких обстоятельствах не унывающего Виктора Отченашева.

Я все еще надеюсь — живы. Все еще жду — отзовутся.

А пока из всей диверсионной группы после первого издания этой книги откликнулось несколько человек.

Нашелся Жених:

«Жив. Пребываю Ставрополе, Короткова, 96. Бывший боец-разведчик Федорин Александр Андреевич («Андрей-Жених»)».

Вскоре после телеграммы пришло от него и письмо:

«Дорогой Евгений Степанович!

Пишу Вам как родному отцу или брату. Я благодарен за то, что Вы помогли мне и моим товарищам возвратиться в строй бойцов. Читал Вашу книгу и, будто в кино, видел все, что нам пришлось пережить в дни войны. Болею: лагерные болячки нет-нет да и напомнят о себе. Но духом не падаю».

Подал голос и Павел Яковлевич Шиманский:

«После выхода из тыла воевал. До последнего звонка. До салюта. Демобилизовался — и на паровоз машинистом. С 1956 года работаю слесарем на предприятии. Старшие сыновья и дочь тоже трудятся. Кончили железнодорожный техникум. А самый младший учится в школе.

…Вы спрашиваете, где мне довелось служить после выхода из вражеского тыла. Нас, разведчиков, сразу расхватали кого куда. Я стал связистом. Все эти годы о своем прошлом никому не рассказывал. А тут вышла Ваша книга. Знакомые спрашивают: «Это ты тот самый Шиманский?» — «Я», — говорю. — «Чего же молчал?» — «А что? Все воевали. Каждый делал, что мог».

На этом заканчиваю свое письмо. Желаю Вам крепкого здоровья. Будете в Кракове, передайте самый сердечный привет нашим польским друзьям-товарищам».

Недавно пришло письмо из Уфы:

«Здравствуйте, многоуважаемый товарищ Голос!

Пишет Вам дочь бывшего Вашего друга-фронтовика Гатауллина Абдуллы.

В «Советской Башкирии» от 18 апреля 1975 года я увидела знакомую фотографию. Сколько же было слез, радости, когда мы с мамой узнали нашего родного, любимого папочку. Вы доставили нам своим рассказом об отце большую радость, да и не только нам, но и всей нашей родне. Еще раз большое Вам спасибо!

А теперь я хотела бы написать немного о нашей семье. Я, Гатауллина Флора Габдулловна (у отца в военном билете исправлено на Габдулла и в паспорте было так написано) учусь в 10 классе, мне шестнадцать лет. Моя мама, Гатауллина Магура, работает на заводе. Живем мы хорошо. Только вот папы нашего уже нет в живых. Он встретил победу на Эльбе. После войны трудился в родной деревне. Потом мои родители переехали в Уфу. Отец умер в 1967 году после тяжелой болезни.

Не можете ли Вы нам выслать свою книгу, где пишется и о нашем отце?

Приезжайте к нам в Башкирию. Мы будем Вам очень рады».

Откликнулся Евсей Близняков. Он и после войны остался разведчиком, правда, особого рода. О себе поведал мне в первом письме с той же лаконичностью, с какой составлял разведдонесения:

«С 1945 по 1967 год работал в нефтяной промышленности объединения «Укрнефть» и в газовой производственно-эксплуатационной промышленности треста «Львовгаз».

В 1956 году окончил Дрогобычский нефтяной техникум по специальности техник-механик по оборудованию нефтяных и газовых промыслов. В настоящее время работаю инженером бурового оборудования и комплектации Мозырской конторы глубокого разведочного бурения треста «Белнефтегазразведка».

Как видно из этих скупых строк, Евсей Никифорович после долгих лет скитаний возвратился в свою родную Беларусь. Недавно я гостил у него в Мозыре. Мне очень понравился тихий зеленый город на берегу Припяти — в самом сердце Полесья.

До революции нищих, убогих, малоземельных крестьян Полесья презрительно называли «палехами». Городок был известен историкам, пожалуй, только тем, что по его деревянным тротуарам в 1812 году шествовал со свитой император Наполеон.