Способ побега - Екатерина Федорова

Эльф брезгливо отфыркался и стряхнул с ресниц гадость, залепившую глаза. А затем торопливо поискал глазами своих седоков.

Они валялись в потоке канализационного сброса небольшими холмиками.

Все трое были на месте.

— Тут, — сказал Тимофей. И наступил на угол, где крыша одного уровня переходила в крышу другого уровня. Гордо наступил, прямо как Петр на берега Невы. — Здесь крыша постарее.

Посредине крыши неподалеку от угла действительно красовался прогиб, подобных которому они не видели на других участках. Совсем рядом тянулась зубчатая городская стена, вплотную примыкавшая к зданию.

— Чем будем крышу ломать — ногой или уж сразу пятой точкой? — сварливо поинтересовался Лexa. — Суворов ты наш недобитый…

— Гортензия! — Тимофей прохромал к прогибу.

Драконша, выдыхая из ноздрей струйки подсвеченного изнутри пламенем дыма и стуча когтями по покрытию, подбежала изящной рысью гиппопотама.

Леха в темноте гулким басом съехидничал:

— Имя-то какое для паяльной лампы — Гортензия…

Гортензия оскорбления не заметила — или просто не поняла. И смотрела на Тимофея счастливыми глазами, влажно блестевшими даже в ночной тьме, как два круглых омута. Стремясь загладить неловкость — не столько для Гортензии, которая так ничего и не заподозрила, сколько для самого себя, потому что грубость по отношению к беззащитной животной его смущала, — Тимофей ласково попросил:

— Милая… — Леха рядом закашлялся. — Ты можешь жечь не так сильно?

— Прикрути, горелка, лампу, а то дам по фитильку!

Беспрестанные комментарии Лехи уже начинали донимать. Но сделать Тимофей ничего не мог и только бессильно погрозил в темноту кулаком. В ответ донеслись ехидные смешки.

«Конечно! — радостно курлыкнула Гортензия. — Скажи только мне, к какой цели стремишься ты, о пламя моего женского сердца?»

Слава богу, эти слова слышал только он.

— Э-э… мне нужно, чтобы ты подпалила крышу. Слетка, чтобы проделать отверстие внутрь.

Гортензия в ответ молча плюнула огнем в самый центр прогалины. В стороны полетели куски опаленного покрытия и искры. Резвых опустился на колени рядом с опаленной серединой, пощупал рукой край. Горячо. Но нельзя ждать, пока все остынет.

На другом краю тюрьмы нарастали крики. Он оглянулся. С той стороны здания сияли отсветы, освещавшие стены стоявших напротив домов и игравшие алыми сполохами в окнах, глядящих на тюрьму. То ли пожар разгорался с новой силой и его никак не могли потушить, то ли такое уж было здесь аварийное освещение. Что-нибудь вроде насквозь магических факелов, сияющих на всю улицу, аки огнь в ночи.

— Гортензия, э-э… пыхни-ка еще разок.

Нельзя ждать, пока здесь все остынет и он сможет

разломать крышу. К тому же Леха прав — чем ее разламывать? Разве что пресловутой пятой точкой…

Вновь шипение и веер горящих осколков. Пламя, которое теперь испускала Гортензия, было почти невидимым — и только свечение, ровное и голубоватое, разливавшееся от него, подтверждало, что оно действительно имело место.

Тимофей улегся на живот и осторожно подполз к краю образовавшегося провала. Больная нога отдавалась на каждое движение болезненными толчками. Силы держаться и двигаться ему придавала только мысль о том, что они найдут Вигалу. А там уж…

Мудрый эльф, хитрый эльф. Тимофей с насмешкой подумал, что его вера в то, что Вигала сможет все: и ногу ему залечить, и убежище им найти — сильно отдает детством и наивностью. А что, если эльф и сам — в состоянии полного нестояния?

Хватит раздумий, они только ослабляли его. Перед глазами торчали обугленные концы решетчатого внутреннего перекрытия крыши. За ними была темная пустота и тишина.

— Надо спускаться. — Он поднял голову, посмотрел на Гортензию. — Лебедушка ты моя, будешь ты у нас опять лебедкой.

Но тут рядом об оплавленную крышу бухнула мощная нога, и Леха, у которого Тимофею в полутьме были видны только ноги, пророкотал:

— Туда полезу я. Ты у нас не боец — с такой-то ногой.

«Действительно, пусть и он рискует своей жизнью, о мой нежный даритель любви! — согласно пророкотала Гортензия. — А ты полежи тут, рядом со мной. Уж я тебя охраню…» — И драконша с шумом развернула одно крыло над распростертым телом Тимофея.

Даже если он выберется из этой заварухи живым, все равно заработает стойкое раздвоение личности, решил Тимофей. Мысленные беседы с Гортензией и одновременные диалоги с Лехой разлагающе подействуют на любую психику.

Однако Лexa прав. С больной ногой от него толку будет чуть.

— Хорошо. — Тимофей с усилием, стараясь не напрягать больную ногу, отполз от края. — Гортензия, спусти его вниз. Леха, ты понял, что надо искать?

— Ясно солнышко эльфа… — буркнул тот и уцепился за подставленный Гортензией рог.

Браток исчез в проеме. Снизу донесся его голос:

— Посвети-ка мне, огнеметикмой самоходный… Только тихонько, чтоб чубчик на моей красивой головке не пострадал!

Однако Гортензия стояла как вкопанная, показывая, что всякие там Лехи ей не указ. Пришлось подкрепить просьбу Лехи личным приказом. Пламя кануло в проем голубоватым языком света.

— Здесь пусто! И только дырка какая-то в углу… И пахнет гадостно.

— Большая дырка?

— Крупная!

Мгновение на размышление — лезть Лехе в эту дыру или нет?

Как ему не хватало сейчас возможности самому залезть туда, вниз, и все осмотреть!

— А что насчет двери в камеру?

— Еще света! — крикнул браток.

Тимофей глянул на Гортензию и кивнул. Драконша дыхнула. Мгновение спустя Леха доложил:

— А здесь одни только стенки! И ни окошка, ни прочего…

«Придется спускаться», — подумал Тимофей. Он встал, сморщившись от боли.

— Гортензия, опусти меня вниз.

Рогатая голова с готовностью подставила рог, за который он ухватился и спланировал вниз.

В пустой камере действительно гадостно воняло— как в засорившемся сортире. Тимофей задрал голову и попросил:

— Гортензия, посвети. И не переставай светить.

Драконша шумно задышала. По камере разлился

неровный, вспышками льющийся свет. Тимофей огляделся. Люк в полу, ровные, однотонные серые стены. Может, сюда входят как раз через люк?

И в этот момент при неровном свете пламени, выдыхаемом Гортензией, Тимофей разглядел в углу смутный сверток. Он торопливо похромал туда и протянул руку.

На полу валялась тряпка зеленого цвета. И черт его побери, если тряпка не имела нежно-зеленого оттенка — первой весенней зелени. Просто при смутном освещении разглядеть это было невозможно. Он пальцем осторожно разворошил тряпку. Жилет Вигалы. В середине ткани лежала какая-то цепочка, к которой он на всякий случай не стал притрагиваться. Итак, эльф был здесь. Но куда он делся потом? И где сейчас?

Тимофей стряхнул цепочку на пол, свернул жилет в ком — тонкая шелковистая ткань была тугой и все время норовила развернуться. И засунул его за пазуху. Если эльфа удастся разыскать, то жилет вернется к хозяину. Если же нет… и если эльф снова очутится здесь, то для него это будет знаком. Который, как надеялся Тимофей, Вигала поймет.

Каким путем эльф покинул это место? Отверстие люка в углу щерилось безмолвным ответом. Тимофей кое-как добрался до дыры и наклонился над пустотой. Удушливая вонь шла именно отсюда, глаза у него защипало.

— Леха, хочешь попутешествовать по местным подземельям, а?

Леха, не говоря ни слова, пожал плечами. А затем вспомнил о взятой на себя роли няньки при болезном братэле Тимохе — и жестко сказал:

— Только чур я первый… и не спорь со мной, ты, доходяга!

Тимофей и не думал спорить. Жар, тошнота, головокружение и боль в ноге усиливались. А если в провале их поджидают новые опасности, то в таком состоянии действительно лучше быть вторым. Потому что Резвых сейчас опасен скорее для себя, чем для кого-то еще.

Браток сполз в проем, повиснув на руках. Снизу долетел звучный шлепок — как будто браток плюхнулся во что-то жидкое. И почти тут же раздались приглушенные матерки.

— Что там? — Тимофей вытянул шею, пытаясь разглядеть в темноте Леху.

— Что-что… — пробубнил браток.

И снова честно и откровенно охарактеризовал неизвестных строителей тюрьмы, а затем предрек им до ужаса печальное будущее на карачках в определенной позе. А также прочие прелести, кои их непременно постигнут, как только Леха их настигнет…

— Выгребная яма тут, вот что! Потому так и пахнет…

Тимофей попытался представить, как гордого эльфа вводят в камеру и выводят из нее по местам, предназначенным отнюдь не для живых существ, а для их отходов. И не смог. Зато на память пришел пресловутый жиган в их камере. Он и сам прикидывал возможность побега через него…

Может, эльф ничего не стал прикидывать, а попросту взял и сбежал?