Бездна - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Над головами раздался хлопок, в ста метрах возникла серая стена здания. Ясно, имение Пушкина, только с тыльной стороны, под ногами плиты из шероховатого родосского мрамора исчезли, уступив место зелёной траве, а та пошла от нас во все стороны, как круги по воде от брошенного в тихий пруд большого камня.
Медленно и величаво выступили из почвы и поднялись стены строений, я узнал амбар, сеновал и псарню, а дальше вроде бы конюшня, хижина кузнеца, колодец, забор из толстых веток, называется плетень, на кольях вверх дном глечики, рушники сохнут вдоль всего плетня, мы молодцы, и эту мелочь с бельём и полотенцами не забыли.
Казуальник прошептал в благоговении:
– Чую каждым нейроном… это же всё натуральное!
– Самый что ни есть реал, – подтвердил Южанин, отсапываясь. – Никакой цифровости и квантогэлгости.
Я промолчал, это Пушкина мы выдернем настоящего, а остальное всё равно создаём на месте, но и у меня чувство, что именно сейчас творим действительно нечто эпохальное.
Глава 13
Ламмер молча вытянул развернутые от себя ладони. От его ног с тихим шелестом начала вырастать из земли массивная стена из серых неопрятных камней с зелёным мхом между глыбами, рассыпалась и вмялась в землю, превращаясь в вымощенную булыжником аккуратную дорожку к главному зданию.
Тартарин одобрительно крякнул.
– А быстро эти плазменники!.. Только-только научились воскрешать, а через какие-то пару сраных недель ретроказуальность?.. Ни хрена себе ускорение технологий!
– Суперэкспонента, – ответил Казуальник, – Блин, что они со вселенной натворят? Пойдём?
Южанин дёрнулся в испуге.
– С ума сошёл?.. Отдохнем, поразмыслим над следующим шагом!
За его спиной возникло массивное кресло, придвинулось бесшумно, словно скользит по маслу, он со вздохом предельного облегчения опустился на сиденье и расплылся бесформенной массой, словно гигантская медуза.
По его вялому жесту под Казуальником появилось и деликатно стукнуло под колени ажурное, будто сплетенное из паутины и воздуха. Он невольно сел, кресло любой конструкции выдержит хоть танк, это Южанин предпочитает наглядную массивность, чтоб добротность и надёжность даже с виду, как и он сам считает, что слова «дородный» и «поправившийся» комплиментарны.
Под Ламмером кресло вычурное, эстет хренов, Южанин всем создает разное, учитывает вкусы и кондовость, что почти фриковость.
Я сел на свой пенек и сказал быстро:
– Сделаешь стол – придушу на месте!
Южанин расслабленно улыбнулся.
– Ладно-ладно, но за трапезой приходят самый умные мысли, как сказал Аристотель.
– Не бреши, – возразил Гавгамел, – он такого не говорил!
– Грубый ты, – сказал Южанин с мягким укором. – Как я только с тобой общаюсь?
Некоторое время сидели молча, никто не двигается, восстанавливаем силы. Я всё ещё чувствую себя опустошённым, Южанин чуть ли не щепка с крупного баобаба, с места не сдвинется, пока не превратит себя в прежний лоснящийся шар.
У заметно отощавшего Гавгамела под обвисшей кожей перекатываются шары размером с тенисные мячи, а ему нужно, чтоб с футбольные, а то и вовсе с баскетбольные, в первую очередь старается превратить себя в атлета, как будто теперь важно, как кто выглядит.
Даже Ламмер, который никогда не был замечен в усердном труде, вспотел, тяжело отдувается, как бегемот на берегу. На лбу сухощавого Казуальника блестят мелкие бисеринки, Гавгамел выглядит сильно уставшим, что и понятно, мозгами шевелить – это не лупать сю или вот ту скалу.
Проще вагоны разгружать, чем что-то придумывать и воплощать пусть даже на бумаге, но мы, как вижу, всё же справились, хотя и с трудом, что навевает нехорошие мысли.
Придумывать мы всегда были мастера, но что случилось, почему даже такое нетрудоёмкое занятие становится трудным?.. Зато грезить по-прежнему легко, типа если б я был султан и имел сто жен, а вот придумывать что-то целенаправленно и по плану… устаём слишком быстро. Быстрее, чем раньше.
Тартарин остановился первым, сказал почти прежним голосом:
– Все-таки хорошо, что успели раньше всех!.. А то вот из Центра Исторического Коневодства сообщили, что тоже готовятся к пробному воскрешению. Сперва Блохина, а потом, как и мы, Пушкина. Обезьяны!
Я дернулся, Казуальник повернулся к нему всем телом, переспросил в недоумении:
– В Центре Коневодства?
Тартарин ответил со злобным весельем:
– Именно. В Центре Исторического Коневодства. Где казаки, уланы и прочие гусары.
– А ещё и кони, – подсказал Ламмер кавайным голосом.
Южанин заговорил густым и тягучим, как патока, голосом:
– Блохина?.. Знаменитого академика, создавшего современные сплавы стали?
– Футболиста, – сказал Гавгамел с укором. – Чемпиона Европы и всё такое…
Южанин, ничуть не удивившись насчет футболиста, покачал головой.
– Но… в Центре Коневодства?
Гавгамел отмахнулся.
– А чё нет? У нас свобода использовать возможности. Но нахрена нам два Пушкина?.. И вообще как-то стрёмно. Так и другие могут навоскрешать себе по Пушкину или Мерлин Монро, а то и кучу нефертитей, не к ночи будь сказано… Шеф, что думаешь?
Я ощутил как меня сжимают незримые, но огромные тиски.
– Нужно бы, – ответил в затруднении, – в какое-то правовое русло… Запретить лишние экземпляры!.. Каждого воскрёшенного должно быть по одному персу.
Ламмер взвился над креслом, почти не касаясь сиденья, возопил с великим возмущением:
– А где же наши свободы?.. Почему кому-то можно Пушкина или Дантеса, а другим нельзя?.. Такие тоталитаризм и угнетательство недопустимы в нашем прекрасном мире, за торжество которого отдали жизнь эти герои и прочие подвижники!
Гавгамел сказал тяжёлым, как и его соплеменные скалы, голосом:
– Прикалываешься? Свободы свободами, но выпустить на улицы сотни чингисханов как-то чересчурно.
Тартарин буркнул:
– В баймах же бродят?
– Ненастояшие, – парировал Гавгамел, – а настоящий вдруг сочтёт, что это ты перс или демон? Возьмет и выпустит тебе кишки македонским мечом!.. А в нашем мире найдутся такие, что и в ладошки похлопают!
Южанин взглянул на него с неприязнью.
– Знаю таких. Но кто сказал насчет на улицы?.. Думаю, если восхотят издать декрет, что всех в наш мир и наше время, то все равно таких ламмеров остановят и погрозят пальчиком.
– Верно, – прорычал Гавгамел, – а то Александр Македонский тут же начнет собирать войско для Индии, на то он и Македонский! А все Пушкины потребует себе по имению и сотне крепостных, а то и по тысяче за выслугу лет. Думаю, Ламмеру как защитнику свобод и вольностей предков, поручим сперва самому поразвлекать в резервации!.. Я ему сам куплю колпак с бубенцами! Недолго, пару столетий поскачет, пока те освоятся с нашим миром и его правилами.
Ламмер сказал насмешливо:
– Мечтай-мечтай, лупатель соплеменных. Хаджи-Мурата на тебя нет! Больше мне делать нечего,
