Валентина - Ферн Майклз

– Я доверяю тебе, – тихо сказала Валентина. – В твоем дворце мне не угрожает никакая опасность.

– Почему же ты решила доверять мне? – резко спросил Рамиф, его опечалил поспешный ответ прелестной невольницы.

– Потому что ты говоришь мне правду. В самом деле, ты старый человек. Я вижу, как дрожат твои губы и трясутся руки. У тебя слабое зрение, и тебе приходится щуриться, чтобы разглядеть меня. Старея, люди становятся мягче сердце, и они склонны к забывчивости. Я искренне сочувствую твоей немощи и хотела бы чем-нибудь помочь. Я молодая и сильная, и глаза у меня зоркие.

– Я слишком стар, чтобы проводить время с женщинами, – раздраженно признал эмир. – Теперь у меня остались лишь воспоминания о прежних утехах и мысли об Аллахе. Мохаб радеет о моем благополучии и заботится всячески обо мне. С детских лет мы всегда с ним были рядом.

– Увы, он постарел, как и ты, эмир, – мягко вымолвила Валентина. – Я внимательно наблюдала за ним. Рука его уже не так тверда, как раньше, и зрение ненамного лучше твоего. Ноги скручены болезнью, он ходит с трудом. Мохаб, видимо, не хочет, чтобы ты знал об этом, а слабое зрение не позволяет тебе самому заметить недуги своего друга. Просто чудо, как он вообще справляется со своими обязанностями. Путь из Дамаска был долгим и утомительным даже для молодых людей, однако Мохаб, не отдохнув с дороги, бросился прислуживать тебе.

– Ты хочешь сказать, что я обойден вниманием других моих слуг? – недовольно заметил Рамиф.

– Спроси Мохаба сам, господин! Вот он возвращается с чаем для тебя.

– Мохаб, правду ли говорит эта женщина? – с обидой в голосе спросил старик.

– Она лжет! Все женщины лгут, – настороженно возразил Мохаб, опасаясь, что уже сочтены его дни на службе у эмира.

– Прости меня, старый друг, – с сочувствием обратился к нему Рамиф. – Я не хотел тебя обидеть. Извини за нелепый вопрос и возмущение! Я старый глупец, раз считал, что сам старею, а ты остаешься достаточно молодым и проворным, чтобы заботиться обо всех моих нуждах.

Слезы блеснули в глазах эмира, когда он опустил свои узловатые пальцы на руку Мохаба.

– Хворобы мои ничего не значат, – спокойно ответил Мохаб.

– Хворобы? Если б твои хворобы можно было сравнить с моими, то Аллах давно бы призвал тебя к себе!

Не сводя блестящих глаз с Валентины, эмир спросил, что еще разглядели ее зоркие глаза.

Убедившись, что Рамиф – человек добрый и не лишенный сострадания, Валентина почувствовала себя увереннее. Она мягко ответила:

– Я многое заметила! Твой дворец великолепен, но в нем нет порядка, По правде говоря, здесь полно грязи. Слуги твои ленивы, наверное, и не добросовестны. Думаю, Мохабу приходится много работать, чтобы навести порядок, но усилия его, как я вижу, напрасны.

Эмир склонил голову.

– Да простит Аллах меня, повелителя Напура, но я вынужден прислушаться к твоим словам, невольница. Сердцем чувствую, ты говоришь правду, а мои слуги, видно, до сих пор считали меня старым глупцом! Они видят, что я даже свой дом не могу содержать в порядке! Какой же совет ты мне дашь?

– Не подобает мне советовать великому эмиру, – ответила Валентина. – Я благодарна судьбе уже за то, что отдала она меня в руки доброго человека.

– Подойди ко мне, дитя, – расчувствовавшись, позвал ее Рамиф.

Валентина соскользнула с подушек и опустилась перед ним на колени. Глаза у нее увлажнились, когда эмир возложил ей на голову свою старческую руку. Уже так давно не доводилось девушке ощущать ласковых прикосновений, и слезы готовы были вот-вот хлынуть и пролиться потоком.

– У тебя нет причин для тревоги! Мохаб поместит тебя в комнату, удаленную от гарема. Ничто не будет угрожать тебе, и никто не причинит зла. Даю слово! Ну, а теперь же иди, кости у меня ломит, а глаза умоляют о сне. Поговорим позже, когда я проснусь. Мохаб, отведи эту красавицу в покои напротив моих.

Мохаб болезненно сморщился, с трудом встал на ноги и сделал Валентине знак следовать за ним. Старый эмир удовлетворенно хмыкнул:

– Я видел, видел, как тебе трудно вставать! И ты говоришь, что эта женщина лжет? Аллах открутит твою лысую голову за клевету, когда ты, старый лис, предстанешь перед ним.

Мохаб взглянул на Валентину и улыбнулся, обнажив мелкие сточенные зубы.

– А я-то думал, он никогда не заметит, что я состарился!

– Ты неверно судишь об эмире, Мохаб! Он знал это и до того, как я ему сказала. Эмир просто не хотел тебя расстраивать, давая понять, что знает о твоих хворобах.

Мохаб пожал плечами. Что за женщина? Читает мысли! «Ох уж эти красавицы! – подумал он. – Погибель всех мужчин!» И старый друг эмира снова улыбнулся: если уж и суждено кому погибнуть, то не жаль расставаться с жизнью лишь из-за такой прелестницы, как Валентина!

– Мохаб, я могла бы добавлять тебе в чай кое-какие травы. Они облегчили бы твои боли. Мой отец был врачом, и я многому от него научилась.

Глаза Мохаба загорелись.

– Не могла бы ты посоветовать травы и эмиру? Его недуги еще мучительнее моих.

– Ну конечно же! Для меня это большая честь.

Разместив Валентину в роскошной комнате, выходившей окнами в сад, Мохаб засеменил обратно в покои Рамифа. Он потряс задремавшего эмира за плечо и тихо произнес:

– Я устроил ее в покоях напротив твоих. Послушай! Она говорит, что многое знает о травах, потому что ее отец был врачом и научил свою дочь исцелять людей. Еще она утверждает, что от настоев трав уменьшатся боли, которые нас с тобой мучат.

– Хвала Аллаху! – радостно воскликнул эмир. – Я отдал бы все свои владения, лишь бы избавиться от этой проклятой боли! Сядь, друг, давай поговорим. Вернее, я буду говорить, – поправил он себя, – а ты станешь слушать.

Мохаб кивнул и, с облегчением опустившись на пунцовые подушки, принялся терпеливо дожидаться, когда же эмир приведет свои мысли в порядок.

– Я многое услышал в голосе этой женщины. Услышал страх, и надежду, и сострадание. Глаза мои увидели красавицу, с которой, видимо, жестоко обращались прежде. Я заметил, сколь гибок и строен ее стан и сколь несгибаема воля. Взор у Валентины открытый и честный.

– Ну вот! А еще утверждаешь, что прежде не замечал моих скрюченных больных ног! – возмущенно фыркнул Мохаб. – А тут все разглядел!

– Мы видим то, что хотим видеть, не больше, не меньше, – сердито ответил Рамиф. – Я ведь извинился, разве не так? Не думаю, что следует помещать эту инглези в гарем. Мне хотелось бы, чтоб она мне читала, и тогда не уставали бы мои глаза. Мне нравится ее голос, он звучит успокаивающе, не то что твое ворчание! – раздраженно добавил эмир. – Могу поклясться, Валентина не стала бы мошенничать, если бы мы сыграли с ней в кости. А ты, Мохаб, всегда мошенничаешь!