Последняя инстанция - Патриция Корнуэлл

— У меня создается впечатление, что вы подозреваете, будто Джей имеет какое-то отношение... — начинаю я.

Бергер отмахивается, не дослушав.

— Лишний раз перестраховаться не помешает. А это невозможно? Сейчас я уже готова поверить во что угодно. Веселенькое дельце. Да уж, если Талли в сговоре с семейством Шандонне, он точно внакладе не останется. А для преступной группировки какая находка — свой человек в Интерполе! Он вам звонит, вызывает во Францию — вероятно, хочет выяснить, что вам известно о пустозвоне Жан-Батисте. Сам же спонтанно оказывается в Ричмонде и участвует в облаве. — Скрестив на груди руки, прокурор устремляет на меня пристальный взгляд. — Не нравится мне этот фрукт. Удивительно, как он умудрился вас к себе расположить.

— Послушайте, — говорю я, не в силах скрыть разочарования. — Наша с Джеем близость в Париже продолжалась от силы сутки.

— Инициатором были вы. В тот вечер в ресторане у вас вышла ссора. Он нечаянно посмотрел в сторону какой-то женщины, и вы в припадке дикой ревности вскочили и убежали...

— Что? Джей так сказал?

Бергер хранит молчание. Эта дамочка ведет себя со мной так же, как вела себя с Шандонне, — ужасным монстром. Теперь она допрашивает меня.

— Ревность тут вообще ни при чем. — Какая-то женщина, вот глупость!.. Он вел себя несдержанно, прямо скажем, по-хамски, и я не выдержала.

— Кафе «Рунц» на улице Фавард. Вы устроили ему некрасивую сцену. — Бергер продолжает раскрывать то, что ей стало обо мне известно со слов Талли.

— Я не устраивала сцен. Встала из-за стола и вышла. Точка.

— Оттуда вы возвратились в отель, вызвали такси и поехали на остров Святого Людовика, где проживает семейство Шандонне. Вы бродили там в темноте, рассматривали их особняк, а потом взяли образец воды из Сены.

То, что я услышала, пробрало меня до костей — будто электрическим током ударило. Под блузкой щекотно пополз холодный пот. Я никогда не рассказывала Джею, чем занималась после ресторана. Откуда Бергер узнала? Если он ей поведал, тогда кто рассказал ему? Марино. Интересно, насколько откровенен был тот?

— С какой целью вы разыскивали дом Шандонне? Только без отговорок. Какую подсказку вы ожидали там найти? — спрашивает Бергер.

— Если бы подсказки сыпались на меня справа и слева, то и расследовать ничего не приходилось бы, — отвечаю я. — Ну а что касается проб воды, то вам из лабораторных анализов должно быть известно, что на одежде неопознанного тела, найденного в ричмондском порту, а именно трупа Томаса, были обнаружены диатомовые микроскопические водоросли. Я решила проверить, нет ли сходных диатомов в той области Сены, рядом с которой расположен дом Шандонне. Вот и взяла пробу. Как выяснилось, не зря. Оказывается, пресноводные кремневые водоросли, обитающие в Сене, идентичны найденным на внутренней поверхности одежды покойника. Впрочем, теперь это не важно. Вы же не собираетесь судить Жан-Батиста за убийство его предполагаемого брата, поскольку преступление, вероятнее всего, было совершено в Бельгии. Судя по вашим словам, это яснее ясного.

— Однако проба воды для нас действительно важна.

— Почему?

— Все произошедшее тем или иным образом характеризует ответчика и его намерения. И что особенно важно, становятся понятнее его личность и мотивация.

«Личность и мотивация». Слова локомотивом прогрохотали в мозгу. Как юрист, я прекрасно понимаю их значение.

— И все-таки зачем вы взяли пробы воды? Для вас в порядке вещей слоняться по городу и собирать улики, которые напрямую не связаны с трупом? Я хочу сказать, сбор проб воды не входит в ваши функции, особенно в чужой стране. Для чего вы вообще поехали во Францию? Подобные поступки несколько выходят за рамки непосредственных обязанностей судмедэксперта.

— Меня вызвал Интерпол. Вы же сами об этом говорили.

— Точнее говоря, Джей Талли.

— Он является представителем Интерпола. Осуществляет связь с АТФ.

— Я просто пыталась понять его истинные мотивы: зачем ему понадобилось ваше присутствие во Франции. — Бергер умолкает, и леденящая волна ужаса окатывает мой мозг. Что-то мне подсказывает, что Джей по неким причинам мною манипулировал.

— Талли — человек многослойный, — таинственно добавляет прокурор. — Если бы Жан-Батиста судили здесь, боюсь, наш приятель выступал бы скорее на стороне защиты, чем обвинения. И не исключено, что попытался бы дискредитировать вас как свидетеля.

По шее прокатилась жаркая волна. Лицо горит. Все тело пронзает шрапнелью страха, разрывая на части забрезжившую надежду, что ничего подобного не произойдет.

— Можно кое о чем вас спросить? — Меня охватило возмущение. С трудом сохраняю ровный тон. — Какая-то часть моей жизни скрыта от вас завесой тайны?

— Причем порядочная.

— Скажите, госпожа Бергер, почему меня не оставляет чувство, будто мне готовятся предъявить какие-то обвинения?

— Не знаю. А вам так кажется?

— Я пытаюсь так не думать, однако, поверьте, с каждой минутой это дается все с большими усилиями.

Бергер не улыбнулась. Решимость сверкает кремнем в ее глазах и твердостью в голосе.

— На личности мы перейдем очень скоро. Хотя настоятельно советую вам не принимать сложившуюся ситуацию слишком близко к сердцу. Вы и сами знаете, чем это может обернуться. Не так страшно преступление, как зыбь, которую оно вокруг себя создает. Ворвавшись в ваш дом, Жан-Батист Шандонне не нанес вам ни единого удара. А вот теперь он в силах причинить нешуточный урон. Собственно, уже причиняет. Пусть даже он сидит за семью замками, его удары вы будете ощущать на себе ежедневно и ежечасно. Он запустил страшную, гадкую махину, запрограммированную на то, чтобы сломать жизнь Кей Скарпетты. И это лишь начало. Мне очень жаль. Впрочем, вы вкусили от жизни сполна, не вам удивляться ее превратностям.

Я молча выдерживаю ее пристальный взгляд. Во рту пересохло, даже сердце, похоже, отказывается держать ритм.

— Несправедливо, скажете? — Здорово резанула по живому, будто отточенным движением скальпеля. — Так ведь если бы ваши клиенты знали, что они будут лежать голышом на столе, пока вы выворачиваете их карманы и суете пальцы в интимные отверстия, они бы тоже, наверное, на это не согласились. Да, я знаю о вашей жизни чертовски мало. И вам, само собой, придутся мои исследования не по душе. И еще одно: если вы действительно тот человек, о котором я наслышана, то пойдете на сотрудничество. Признаюсь, мне отчаянно нужна ваша помощь, иначе дело покатится ко всем чертям.

— И вы, как миленькая, вытянете на свет божий остальные его темные делишки, не правда ли? — Смело подкидываю предположение. — Ходатайство Мулинекс[22].

Бергер колеблется. Задержала на мне взгляд, и ее глаза загорелись, точно что-то из сказанного мною заставило ее порадоваться или проникнуться ко мне особым уважением. И тут же она будто намеренно перестает замечать меня и говорит:

— Пока точно не скажу, как я собираюсь поступить.

Не верю: блеф. Я — единственная, кто остался в живых. Единственная свидетельница. Уж она-то использует меня в полной мере: выставит на обозрение суда все преступления Шандонне, ярко высвеченные на фоне убийства несчастной женщины из Манхэттена. Конечно, чертов сукин сын умен. Но на кассете он, кажется, допустил фатальную ошибку: дал Бергер два козыря, без которых ходатайство Мулинекс применить бы не удалось. «Личность и мотивация». Я могу опознать Шандонне. Я чертовски хорошо знаю, с каким намерением он ворвался в мой дом. И я единственная из живых, кто может опровергнуть его ложь.

— А теперь будем закалять у вас стальную самоуверенность.

Столь безвкусный каламбур здесь вполне уместен. Она набросилась на меня, так же как и Шандонне, хотя, разумеется, совершенно по иной причине. Бергер не собирается меня уничтожать. Она хочет убедиться, что я устою перед нападками всех остальных.

— Зачем вы переспали с Джеем Талли? — Не отпускает больную тему.

— Черт, потому что он оказался в нужном месте в нужное время, — парирую я.

Взрыв смеха. Гортанного хриплого хохота, из-за которого ей пришлось откинуться на спинку кресла.

Я вовсе не собиралась хохмить. Мне вообще противно, раз уж на то пошло.

— Такова проза жизни, миссис Бергер, — добавляю я.

— Зовите меня Хайме. — Она вздыхает.

— Порой я не нахожу ответов даже там, где должна была бы. Скажем, почему у нас все случилось с Джеем. Еще несколько минут назад я чувствовала вину, боялась, что воспользовалась им и он страдает. Зато теперь я хотя бы не оговариваю бывшего любовника.

На это ей нечего ответить.

— Я не предусмотрела, что он станет кичиться своими подвигами направо и налево, — продолжаю вне себя от негодования. — Да он оказался ничем не лучше мальчишки-сорванца из тех, которые тут на днях в торговом центре слюни пускали по моей племяннице. Ходячий заряд гормонов. Значит, надо понимать, Джей все всем рассказал. Знаете, вам не помешает знать... — Умолкаю. Сглатываю. Ком в горле от злобы. — Некоторые стороны моей жизни вас не касаются. Как профи, окажите мне любезность и не суйтесь не в свое дело.