Золотой торквес - Джулиан Мэй

– Надеюсь, следующие этапы моего плана пройдут так же успешно, – заявила мадам Гудериан. – И тогда никакой облавы не будет.

Спустя неделю после победы над Финией она с вождем Бурке и Каваи отправилась верхом на иноходце инспектировать лагерь беженцев перед своим отъездом на юг. Все трое спешились, привязали халикотериев у ручья в кустах и углубились туда, где выстроились в ряд навесы из пальмовых листьев и другие столь же убогие укрытия. Лагерь был сильно замусорен, и вокруг него стоял невообразимый запах.

– Мы пытались заставить их навести здесь порядок, – вполголоса сообщил Каваи, – но многие все еще в таком шоке, что им не до личной гигиены и норм поведения. Вчера вот опять возник неприятный инцидент, как вам, наверное, докладывал вождь Бурке. Группа из сорока человек под предводительством пяти бывших серых потребовала, чтобы ей разрешили перебазироваться в форт Аньон-Ривер на озере. Ну, вызвали эскорт фирвулагов и отправили. А что было делать?

– Но медиков, надеюсь, вы не отпустили? – встревожилась мадам. – Или стеклодувов?

– Медицинский персонал весь с нами, – сообщил Каваи. – Врачи в Финии как раз были недовольны своим статусом. А вот стеклодув один ушел. Еще мы потеряли печатника, нескольких классных каменщиков, ткачей и ювелиров.

Старуха поцокала языком.

– Ладно, без ювелиров как-нибудь проживем.

Голос ее звучал хрипло, она все время подкашливала. Все это были следы тех ядовитых паров, которых она наглоталась во время воздушной бомбардировки Финии. В отличие от Клода, мадам обгорела несильно, но состояние ее легких вызывало у Амери серьезное беспокойство, усугубляющееся отсутствием необходимых медикаментов и оборудования. К тому же старуха отказывалась даже от кратковременного отдыха, поскольку торопилась осуществить свой план. Она постепенно утрачивала свежий вид, обретенный после омолаживающих процедур: на лбу и по обе стороны рта пролегли глубокие морщины; на осунувшемся лице подчеркнуто выступали скулы и нос, напоминающий клюв хищной птицы; золотой торквес свободно болтался на исхудавшей старческой шее.

– В лагере осталось примерно полтораста душ, – докладывал Каваи, – большинство практически здоровы, несмотря на угнетенное моральное состояние. Я считаю – и трое освобожденных врачей поддерживают мое мнение,

– что эти люди полностью оправятся, как только вернутся к созидательной деятельности. Через три дня самые крепкие отправятся с Хоми, Акселем и Филимоном на железный рудник в Нанси. Еще кое-кто из наших и несколько финийских волонтеров из остающихся будут сопровождать караван с продовольствием. Если ничто не нарушит наших замыслов, то недели за две будет выстроена укрепленная деревня. Такая же деревня вырастет и в Нанси, как только Филимон и Аксель доставят туда рабочую силу.

– Bien entendu note 2, – кивнула мадам. – Но помните

– прежде всего железо! Для беженцев, готовых работать на рудниках, ничего не жалеть. Мы должны как можно скорее вооружить наше войско железным оружием.

Они шли мимо импровизированных хижин по направлению к реке, где на берегу был натянут тент госпиталя. Беженцы молча провожали мадам Гудериан глазами. Она кивала им, многих называла по имени, поскольку почти все эти люди прошли через ее пансионат, и даже те, с кем ей не доводилось встречаться, отлично знали, кто она такая.

Многие улыбались старухе. Отдельные лица выражали открытую неприязнь, а один сплюнул и демонстративно повернулся к ней спиной. Большинство же смотрело тупо, безучастно, отчего сердце Анжелики болезненно сжималось.

– И все-таки мы были правы! – заявила она, заставляя Бурке и Каваи, державших ее под руки, шагать быстрее. – Их необходимо было освободить. В конце концов они привыкнут и снова станут радоваться жизни.

– Конечно, – мягко откликнулся Луговой Жаворонок.

– Пока они все в шоке, – заметил Каваи, – на что надо сделать скидку. Но со временем они будут благодарны нам за избавление от рабского ига.

– Ну, мне-то вряд ли, – уныло возразила мадам Гудериан. – Им есть за что меня ненавидеть. Сперва послала их в рабство, потом швырнула в пучину неопределенности, освободив от него. Их страдания тяжелым грузом лежат на моей совести. Если бы я не впустила их во «врата времени», трагедии не случилось бы.

– Человек всегда найдет повод для страданий, – заметил Бурке. – Взять хоть меня! Последний томагавк, с вашего позволения! После того как Великий Вождь перейдет в райские кущи, на свете не останется ни одного уаллауалла. Я собираю пресс-конференцию, распинаясь перед бледнолицыми свиньями: «Я больше не ступлю на тропу войны!» Янки со всей Галактики льют слезы у своих стереотелевизоров, умиляясь благородному жесту коренного индейца, юриста по образованию. А через несколько дней я получаю послание от совета вождей в Якимасе, в котором мне рекомендуют заседать у себя в суде и не разевать пасть!

– Все мы в жизни совершили немало ошибок, – поддержал его старик Каваи. – Но тебе, Анжелика, не в чем себя упрекнуть. Не будь этого почетного исхода – врат времени – мне бы осталось только проститься с жизнью. И то же самое можно сказать о большинстве изгнанников. Правда, на первых порах и здесь нелегко пришлось. Зато после побега я познал великую радость. Лишь на склоне лет понял, что счастье не в том, чтобы заботиться о своем благе, а в том, чтобы служить другим. Я не говорю, что поумнел, но благодаря тебе обрел настоящих друзей и покой души.

Мадам повесила голову.

– А моей душе не будет покоя до тех пор, пока я не пройду свой путь до конца. Рабство серых и серебряных должно быть уничтожено, необходимо раз и навсегда закрыть врата времени. Здесь, в Финии, мы положили начало всему, и пусть я умру, но дело будет завершено!

Она зашлась судорожным кашлем, лицо ее посинело.

– Черт! – сквозь зубы процедил Бурке и, подхватив ее на руки, быстро зашагал к полевому госпиталю.

– Отпусти меня, Жаворонок! Со мной все в порядке, – попыталась вырваться мадам.

Каваи, войдя под навес из пленки, отражающей солнечные лучи, указал им на смуглого человека с усталыми глазами; в руке у него был зажат стетоскоп.

– На стол! – приказал тот. Прослушав легкие мадам, он заключил: – Если вы и дальше будете к себе так относиться, то захлебнетесь собственной мокротой, слышите? Вы делали отхаркивающие упражнения, которые прописала вам Амери?

– Еще чего!

– О Аллах! Вы только послушайте эту женщину! – Он раздраженно почесал кожаный обруч, прикрывавший его кадык в том месте, где прежде был серый торквес. – Хоть бы вы ей втолковали, друзья! – Он приклеил ей на шею какой-то аппликатор. – Ну вот, аппликатор немного снимет спазмы. Но вашим легким требуется полный покой, вы поняли меня?