Точное будущее. Лучшая фантастика – 2024 - Вадим Юрьевич Панов

– Все в норме, – брякнула Кристина.

– Куваты собрали? – услышала она чей-то оклик и словно обледенела.

– Теперь дуй писать отчет.

Кристина застыла.

– Пошла!

Семен Павлович рявкнул так, что Кристина очнулась, только когда уже вбежала в метро. Люди оглядывались на нее и отходили подальше.

Не помня себя, опять проделав тот же сложный маршрут с пересадками, Кристина вернулась на работу. Состояние было абсолютно сомнамбулическое – как в детстве, когда ее закрыл собой Волшебник.

Она поплелась в здание номер 6. К Правдорубу. У козырька курил Василий. Он выглядел как нездешний принц из сказки, слишком красивый для этого мира. И настроение у него было отличное, сразу видно. Сияя, он грелся в лучах скупого солнца.

– Приветули!

Кристина не нашла в себе сил ответить, а Василий, как обычно, не обратил на ее состояние внимания.

– Пошли, я на тебя пропуск выписал. Палыч успел отдать последнее распоряжение, я ему признался, что ты помогала! Там такое!.. – задорно сказал Василий.

Кристина даже не поняла, как оказалась на нужном этаже. Василий протиснулся вперед. Люди внимательно следили за работающим аппаратом. На разных частях ствола то зажигались, то гасли символы, а потом это интерпретировалось и выводилось на экран. Народу было много, и публика собралась весьма разношерстная: парочка военных, несколько совсем молодых людей, серьезные дяди в костюмах.

– Представляешь, сегодня Палыч уехал на скорой. Инсульт, – сдерживая улыбку, сообщил Василий. – Похоже, все. Кирдык.

Кристина с трудом подняла голову и взглянула в эти невероятные небесные глаза – такие глаза могли принадлежать герою, они были над этим миром, над его горестями и радостями…

– А почему? – наконец-то выдавила она. Ее била мелкая дрожь.

– Да сверху сказали запустить аппарат, а он ерепенился, саботировал типа. А вопрос важный был, про дамбу. Короче, этого старого пердуна увезли, а Правдоруба только что покормили. Говорит, что дамбу строить можно! Это же стройка века! Круто, да? Ты самое интересное пропустила!

Василий улыбнулся непропорционально огромным ртом.

– Его только что покормили, – пробормотала Кристина и бессильно опустилась на пол.

– Ага! Я и запустил процесс, – горделиво сообщил Василий. – На этот раз был красный куват, ядреный такой. Огонь ваще.

Кристина свернулась калачиком на полу под ногами Василия и, не обращая внимания на толпу, завыла.

Максим Кабир

«Японец»

Понедельник, 10.30

– …Эту идею! – закричала Шилина.

– Что? – Андреев вцепился в собственные колени, надеясь, что выглядит более-менее бодро и провожающие не развернут моторную лодку, испугавшись за самочувствие пассажира.

Шилина качнулась к нему и повторила, перекрикивая шум мотора:

– Вообще-то мы слямзили эту идею!

– Вот как?

Ветер заливал холодной моросью, сдергивал капюшон дождевика. Хлипкое суденышко боролось с волнами, а ведь до отплытия, на территории бывшей погранзаставы, их «капитан» сказал, что погодка сегодня «шик». Жилистый паренек, здешний, сахалинец, высокомерно озирал столичных гостей и поблескивал золотой фиксой.

– Гетенборгский фестиваль, – проорала Шилина на ухо. – Проходит в Швеции!

– Знаю! – отворачиваясь от жалящего ветра, так же криком подтвердил Андреев. Он собирался упомянуть Ингмара Бергмана, но стихия кляпом заткнула рот.

Не услышав его «знаю», Шилина закричала отрывисто:

– Они провернули это прошлой зимой! На острове Хамнескер! Все прошло отлично! – Шилина продемонстрировала большой палец. Четвертый член команды, фотограф, щелкал камерой. Пейзаж захватывал дух. Земная твердь, некогда принадлежавшая префектуре Карафуто, вылезала из пучины наподобие серо-зеленого дракона, какого-то чудища в стиле кайдзю. До Японии было рукой подать: девяносто километров через пролив Лаперуза. Лодка неслась вдоль величественного, окуренного мглой мыса. Охотское бурлило и грохотало. Впервые Андреев очутился так далеко от дома – на краю света.

Особо крутой «ухаб» завязал желудок узлом, и в этот момент фотограф поймал побледневшего Андреева в объектив, запечатлел, бледного и дезориентированного, с жалкой улыбочкой, смахивающей на оскал.

– Вот он! – крикнула Шилина, заслоняясь ладонью от солнца, вдруг прорезавшего кулису небес. Будь эта сцена рукотворной, Андреев аплодировал бы мастерам света. Как безукоризненно выхватили они из дымки финальную точку путешествия.

Озаренный косыми лучами – так подсвечивают ангелов в кинофильмах, – впереди возвышался двадцатипятиметровый маяк. Железобетонная глыба, памятник человеческому мужеству и человеческой тщете. Он стоял на небольшом расстоянии от берега. Если бы не течение и температура воды, пролив можно было бы преодолеть вплавь. Но волны носились вокруг в безумном темпе, будто акулы, вынюхивающие добычу. Белые буруны атаковали голую скалу, пьедестал маяка. Издалека башня казалась свечой, а остров – стекшей горкой воска.

– Как красиво, – крикнул Андреев.

– «Японец»! – отрекомендовал достопримечательность золотозубый «капитан». – Умели же строить, косоглазые!

Лодка обогнула скалу и другие, мелкие скалы, банки, то появляющиеся из-под воды, то исчезающие. Валы несли на гребнях мыльную пену. Сахалинец показывал московским лентяям мастер-класс и довольно щерился.

«Только бы не стошнило», – взмолился Андреев.

Но лодка уже причаливала к бухточке – единственному пологому месту неприветливого острова. Андреев косолапо выбрался на сушу и перевел дыхание. Галантно помог Шилиной спешиться. Сквозь вездесущий запах йода пробился робкий аромат волос, шампуня и духов. Снимая спасательный жилет, Андреев пожалел, что симпатичная представительница отдела связи кинофестиваля вскоре покинет маяк, не разделит с ним прелести и тяготы робинзонады.

Шилина мило улыбнулась, потрепала Андреева по плечу. Он подозревал, столкнись они в Москве, дамочка одарила бы лишь презрением. Эффектная карьеристка, в свои сорок выглядящая на тридцать, и тридцатилетний «вечный студент», успевший обзавестись залысиной и пивным животом. Что бы он ей предложил? Однушку в Химках и ужин в «Макдоналдсе»?

Шилина, приплывавшая на остров двумя днями ранее для инспекции, уверенно двинулась по крутой тропке. Андреев поспешил за ней. Фотограф замыкал процессию, не забывая о работе. Их Харон остался курить у лодки.

– Канаси, – сказала Шилина, – так называется и остров, и маяк. В переводе – «печальный».

Андреев прочел о пункте назначения все, что можно было прочесть, но изображал интерес. Море шипело и пенилось, белое у берега, свинцово-синее в своей развернутой ипостаси. Остров выныривал из пены метров на десять. Сахалинский май был суров, но пригретый солнышком Андреев расстегнул дождевик и ослабил ворот куртки.

– Накиньте капюшон, – посоветовала Шилина, оглядываясь. – Не отмоетесь от дерьма.

Словно в доказательство стая тучных чаек вспорхнула с валунов, воспарила, оглашая окрестности гортанной бранью. Гуано выбелило камни. По террасам ветер мел перья. Андреев защитил волосы полиэстером.

Вблизи маяк выглядел так же впечатляюще, но теперь помимо гордости за труды первопроходцев вызывал грусть. Спроектированный токийским инженером в тысяча девятьсот тридцать девятом, он походил на древнего старца. На отшельника, который не рассчитал свои силы и не справился с яростью зим. Японцы