Все изменит поцелуй - Элизабет Бойл

Решив выяснить все до конца, Оливия заставила себя отстраниться и, задыхаясь, проговорила:

— Нет, я не могу, не могу… — Резко развернувшись, она бросилась к лестнице, и Роберт не успел ее задержать.

Оливия надеялась, что в каюте она придет в себя и успокоится, но возбуждение не оставило ее и там.

Она целовалась с ним! И не только целовалась — она обнимала его, словно какая-нибудь распутница!

Но она вовсе не распутница. Просто не сумела справиться с собой, тело перестало ей подчиняться.

Оливии вдруг захотелось поскорее скинуть с себя проклятое платье Джорджи. Стащив платье через голову, она швырнула его в угол на кучу тряпья. Не надо было надевать его. Не надо было подниматься на палубу. Не надо было надеяться и молиться, чтобы Роберт пошел следом за ней. И не надо было по упавшей звезде загадывать желание (она загадала, чтобы он поцеловал ее).

Но ведь он действительно ее поцеловал!

Она поднесла руку к опухшим губам и почувствовала, что они дрожат. Впрочем, дрожали не только губы — все ее тело трепетало.

Ей пришлось сделать над собой усилие и покинуть Роберта Данверза. Ведь она знала его ничуть не лучше, чем Брэдстоуна, когда-то лгавшего ей. Джемми считал Данверза героем, но это ничего не значит.

Бросившись на кровать, Оливия попыталась уснуть, но сон оказался таким же коварным, как поцелуй Роберта: сначала он долго к ней не приходил, а когда наконец пришел, то стал нежеланным, так как принес кошмары, с которыми она боролась на протяжении семи лет. Оливия громко кричала во сне и звала на помощь, однако никто не приходил…

И тогда Оливия Саттон в очередной раз изготовилась к битве за спасение своей души.

Роберт вскочил с постели после первого же крика Оливии. Несколько секунд спустя он уже выбегал из каюты. Ворвавшись в каюту брата, майор увидел, что Колина еще нет. Подбежав ко входу в смежную комнату, он на мгновение задержался, а затем распахнул дверь.

Лунный свет, проникавший сквозь дверной проем, освещал широкую кровать, занимавшую едва ли не половину комнаты. На кровати металась во сне Оливия. Простыня и одеяло были скомканы и отброшены, а ночная рубашка девушки задралась до самых бедер. Она громко кричала, звала на помощь и отбивалась от терзавших ее демонов.

Роберт схватил ее за плечи и чуть приподнял.

— Оливия, проснись! Это всего лишь сон!

«И видимо, ужасный сон», — добавил он мысленно — глаза девушки были уже открыты, и в них действительно застыл ужас.

Она вдруг снова закричала и стала отбиваться от него с такой яростью, что ему пришлось ее отпустить. Отступив на шаг от кровати, Роберт смотрел на нее в изумлении; ему казалось, что Оливия не узнает его.

И тут его осенило. «Ведь она думает, что я — маркиз Брэдстоун», — догадался майор.

— Оливия, это же я, Роберт, — прошептал он, присаживаясь на край кровати. — Не бойся, здесь тебя никто не обидит.

Он улыбнулся и обнял ее. Оливия сначала пыталась вырваться, но потом, словно силы ее вдруг оставили, затихла в его объятиях. Роберту захотелось снова поцеловать ее — чтобы поцелуем изгладить из памяти прошлое.

Всего лишь одним-единственным поцелуем — самым обыкновенным.

Впрочем, ему по опыту следовало бы знать, что поцелуи у них «обыкновенными» не бывают.

Вскоре их губы встретились, и все сомнения и подозрения сразу же были забыты — в нем вновь пробудилось желание.

Поцелуи все больше распаляли их страсть, и в какой-то момент Оливия обвила руками его шею и привлекла к себе. Но тут Роберт, внезапно прервав поцелуй, спустил с ее плеча ночную рубашку и принялся ласкать груди девушки. Когда же он прикоснулся к отвердевшему соску, она выгнула спину и тихонько застонала.

— Еще, — прошептала она.

Он снова прикоснулся к ее соску, и Оливия опять застонала.

Все больше распаляясь, Роберт принялся покрывать поцелуями ее плечи, шею и грудь. Целуя и лаская Оливию, он вдыхал аромат ее распущенных волос — от них пахло морем и свежестью. А она по-прежнему стонала и что-то шептала ему в ухо.

Через какое-то время он на мгновение отстранился и заглянул ей в лицо. Она лежала с приоткрытым ртом, и на ее лице было выражение удивления и блаженства — Оливия наслаждалась его ласками.

Роберт все больше возбуждался, ему хотелось видеть ее обнаженной, хотелось видеть ее всю. Стащив с нее ночную рубашку, он отбросил ее в сторону — и невольно залюбовался прекрасным телом Оливии.

А она, глядя на склонившегося над ней мужчину, чувствовала, что ее переполняют совершенно новые для нее ощущения, прежде ей неведомые. Да, перед ней вдруг открылся совершенно новый мир. Ведь Оливия Саттон — пусть высшее общество и считало ее развратницей — на самом деле еще не знала, плотской любви и никогда не позволила маркизу Брэдстоуну ничего более серьезного, чем поцелуи. Правда, один раз она уже готова была уступить, но тогда в спальне очень вовремя появился камердинер. Очевидно, внутренний голос говорил ей, что лучше подождать до венчания, и сейчас она понимала, что инстинктивно не доверяла лорду Брэдстоуну.

Но с Робертом Данверзом все было иначе; ему она не могла не доверять — вернее, теперь уже не могла…

О, сколько раз она желала, чтобы Роберт пришел к ней и развеял ее ночные кошмары, чтобы оградил ее от всех опасностей. И вот он наконец-то пришел… Пришел и одним-единственным поцелуем все изменил. Она верила ему и не могла отвергнуть, потому что чувствовала, что его сердце принадлежит ей, и только ей.

Тут Роберт снова принялся целовать ее и ласкать. Легонько покусывая соски, он поглаживал ее по животу, и ладонь его скользила все дальше. Трепеща под его ласками, Оливия простонала:

— Еще… О, пожалуйста, еще…

Наконец он прикоснулся к ее лону, и она вскрикнула в восторге. Затем из горла ее вырвался прерывистый стон, но Роберт подавил его долгим и страстным поцелуем.

Когда же он лег на нее и прижался к ней всем телом, она почувствовала его желание — почувствовала возбужденную мужскую плоть.

«Наверное, он испытывает то же, что и я», — промелькнуло у Оливии. И эта мысль придала ей смелости. Нащупав пуговицы на его бриджах, она принялась их расстегивать — так же лихорадочно, как он минуту назад срывал с нее ночную рубашку. Когда последняя пуговица поддалась, Роберт чуть приподнялся и, стащив с себя бриджи, бросил их на пол. Затем снова лег на Оливию, и она тотчас же почувствовала, как к телу ее прижимается горячая и пульсирующая мужская плоть.

У Оливии перехватило дыхание: ей почудилось, что она вот-вот задохнется, И тут она вдруг поняла, к чему так страстно стремилась, чего жаждала все последние дни.

Снова застонав, Оливия прошептала:

— Возьми меня, Роберт. Пожалуйста, возьми меня. Он улыбнулся.