Раскаты Грома (СИ) - Лин Искандер

— Сон — падлюка. На посту тело сковывает — сон надо гнать! А лучше всего — занять себя чем-нибудь активным. Сменщик, заходи, чё ты встал там?

С улицы в бокс вошёл ефрейтор, прошмыгнув за полковником. Его худая спина не была сутулой, но опущенная голова на подтянутом теле и «волокущиеся» ноги создавали впечатление сгорбленного человека. На фанерном настиле остались свежие мокрые следы от его берец с еле видным слоем песчинок, прилипших к подошве.

Громов снова впился взглядом в рядового:

— Упор лежа принять! — его голос ещё оставался спокойным, хоть он и выделил особым акцентом слог «‑нять» в приказе.

Солдат почти рухнул на пол, выставив руки перед собой — поза для физического упражнения принята, хоть и одежда была не самая удобная. Весь армейский обвес из магазинов в подсумках, бронежилета, каски никуда не делся.

— Выполняй упражнение номер пять, пока я тут.

Спустя секунду Громов добавил:

— Для тебя персонально я меняю сложность упражнения до «Метроном» — оповещай меня своим счётом.

Боец начал отжиматься, считая вслух:

— Раз, два, три…

— Отставить!

Рядовой замер в исходной позе на разогнутых руках. Громов, сдерживая раздражение, продолжил:

— Никитин, тебе каска на что?

— Есть!

Солдат начал отжиматься, касаясь пола передней частью каски. Получался гулкий металлический звук будто кто-то постоянно что-то ронял. Громов повернулся к сержанту:

— Происшествия были?

— Никак нет!

«Стук-стук», — доносилось снизу.

Полковник подошёл к столу, сел, начал перебирать небольшую стопку журналов, заполнение которых должно было отражать ход дежурства:

— Вот же навыдумывали! То есть в «Раскате» ещё мало бумажек! — офицер с улыбкой посмотрел на своего подчинённого. — Да опусти ты руку или тебе так стоять нравится?

Седов опустил руку, только сейчас почувствовав, что она стала затекать.

«Стук-стук».

— Никак нет, не нравится.

— То-то же. Ты сколько уже в отряде?

— Полтора года почти.

— Как фамилия?

— Сержант Седов.

«Стук-стук».

Полковник опёрся правым локтем на столешницу, сидя вполоборота:

— Ага, помню — четвертая волна набора, наверно.

— Так точно!

Постукивания со стороны двери начали звучать всё реже, с большей задержкой. Ефрейтор с жалостью смотрел на своего собрата по подразделению: руки рядового дрожали от перенапряжения, поясница «провисла» под тяжестью амуниции — пах был на расстоянии сантиметров пяти от пола, мышцы уже отказывались подчиняться. Вокруг ладоней Никитина были мокрые пятна древесины, впитывающей пот.

— Ты не сдохни там только, Никитин! — бросил командир «Раската» через плечо и продолжил разговор. — Видно кого-то со стороны «восьмидесятки»?

— Под вечер кто-то из мелочи — может «тритон», а может и «гара» — шарился по кустам, но без попытки прорыва.

— Я тебя понял.

Громов посмотрел на пришедшего с ним ефрейтора.

— Спать на посту будешь?

— Никак нет! — скорее выстрелил словами, чем сказал, военнослужащий.

— Правильно. А ты, сержант, следи, чтобы служба велась — на это тебе лычки и даны! Если твой пост ещё раз просядет в боеспособности, то ты вылетишь из «Раската» со справкой об идиотизме на лбу — не лучший документ для устройства на работу.

Сержант заметно покраснел. Громов встал, сделал пару шагов по направлению к двери и остановился:

— Никитин, вставай, хватит качаться, а то ещё в культуристы подашься!

Боец упал на пол, затем быстро поднялся, схватил свой автомат за цевье, вскочил и напоролся на взгляд командира «Раската».

— Ещё раз заснёшь на посту в заслоне — я тебе коленку прострелю, — тихо сказал Громов и вышел из бокса. Рядовой прошмыгнул за ним.

«Фуууххх», — сержант вытер пот со лба. Затем посмотрел на прибывшего ефрейтора:

— Ты всё слышал?

— Да. Я ведь кашлял, пока мы шли с ним сюда, думал, вы услышите — не спалитесь. Я не знал, как сделать, чтобы этой херни не произошло!

— Забей, — Седов достал из разгрузки пачку сигарет.

— Он тебя на контроль взял, да? — двадцатилетний ефрейтор с чуть выпирающей нижней челюстью, слегка отвисшей нижней губой и большими глазами болотного цвета не унимался.

— Ну… да. Но это мы ещё не по-крупному залетели.

— Лютует?

— Самое противное, если из «Раската» выкинет. Там уже будет по хрен на справку!

— В смысле?

Веснушчатый лоб молодого ефрейтора напрягся, покрывшись складками кожи над переносицей. Сержант же достал сигарету из пачки и пока просто крутил её в пальцах:

— Понимаешь, «Раскат» — это всё. Я ведь туда год пытался пробиться. Эту форму, этот берет, этот девиз — я сам всё это выбрал. К нам нельзя попасть второй раз. Это как семья, понимаешь?

Затем, немного подумав, добавил:

— Громов, на самом деле, офигенный мужик, я тебе отвечаю!

— Ммм, — ефрейтор промычал, сделав вид, что понимает, о чём речь.

— Так, я сейчас курну по-быстрому, а ты пока сядь на моё место для виду.

Парень не заставил себя упрашивать и без промедления рухнул на раскладной стул, да так, что тот аж заскрипел.

— Э! Сядь, а не раздолбай! — сержант легонько ударил костяшкой по шлему солдата, направившись к выходу.

Снаружи оказалось мокро и темно. Небо не было привычно усеяно звёздами. Луна спряталась за облаками. Привыкшие к свету лампы глаза всё никак не могли перейти в «ночной» режим. Щёлкнул шершавый ролик зажигалки и дым поплыл к низу гортани.

«Сейчас бы в постель, да на ту блондиночку в купальнике», — сержант замечтался о девушке, которую увидел вблизи взлётной полосы днём. Он пытался рассмотреть позиции подчинённого ему заслона, но без толку. Сейчас дальше пяти метров от бокса ничего не разглядеть. Над травой начала появляться первая дымка тумана.

Ефрейтор рассматривал закорючки в открытом «Журнале старшего по заслону». Судя по времени написания последней проверки, сержант верил в светлое будущее, потому что его рапорт спешил на пару часов вперёд.

— Да уйди ты! — с улицы доносились тихие ругательства Седова, видимо, на приставших к нему мошек.

Сидящий за столом солдат посмотрел на оставшиеся пустые страницы журнала: «Фух, сегодня ещё не надо оформлять новый». Ефрейтор помнил, как позавчера попал в наряд, который закончился разлиновыванием вручную тысячи страниц этих отчётов, описывающих дежурство. А всё потому, что предыдущий наряд там исписал последние чистые листы в подшивках, и новый дежурный не собирался принимать пост, пока старый не подготовит ему чистый комплект для ведения записей.

— Аааай! — вскрикнули снаружи. Ефрейтор повернулся к двери: сержант стоял спиной к боксу, держась за ухо левой рукой. В правой он всё ещё держал дымящуюся сигарету. Сержант немного наклонился влево, будто пытаясь вытрясти что-то из головы.

— Чё там? — громко спросил у него ефрейтор. Сержант молчал. Из его пальцев правой руки, наконец, выпала сигарета. Упав в лужу, бычок сразу погас. Седов убрал руку от головы и выпрямился.

— Всё нормально? — крикнул ефрейтор.

Сержант медленно, немного шатаясь, повернулся лицом к боксу: глаза были широко открыты, рот как будто пытался что-то сказать — губы дёргались. На его бронежилет упали две капли крови с левого уха.

Ефрейтор вскочил со стула:

— Тебе в медпункт надо!

Седов никак не отреагировал, только перевёл взгляд на ефрейтора. Спустя минуту, пошатнувшись из стороны в сторону, сделал первый неловкий шаг к двери.

— Чё с тобой?

Сержант не отвечал. Второй, третий — шаги становились уверенными, но пока ещё короткими. Достигнув дверного проёма, Седов встал как вкопанный. Его зрачки были сужены до маленьких чёрных точек. По левой щеке, шее, шла тонкая струйка крови из уха.

— Седой! Ты чёт странный! — ефрейтор взял со стола свой автомат. Он не понимал, что ему сейчас делать. Ведь если сержант принял наркотик, то нужно помочь «раскатовцу» скрыть последствия, иначе потом будет не отмыться перед сослуживцами от статуса «суки». А если, вдруг, сержант начнёт драться, а он его в ответ вырубит прикладом, то потом долго нужно будет объяснять причину появления синяков на дежурном. Да и Седов, придя в себя, может неправильно понять.