Тонкий лед - Эльмира Нетесова

—   Небось, капитан? — вздохнула с завистью одна из зэчек.

—   Обычный радист, зато мать — начальник таксо­парка. Вобщем, жили мы лучше, чем семья Мишки. Из-за хлеба не дрались, как у них. Ну, мать уходила на работу на целый день, меня одну оставляла под зам­ком, просила Мишкину мать присматривать иногда. У той тоже руки детьми связаны. Она Мишку посыла­ла ко мне, он старшим был, своих нянчил, имел опыт. Так-то и привыкла к нему. Даже папой звала, когда маленькая была. Он на восемь лет меня старше. Как- то мать моя застала его у нас, поняла, кто выхаживает и стала подкармливать пацана. Иногда покупала одеж­ду, обувь. Даже форму в школу ему дарила. Тот по­немногу привык и даже иногда ночевал у нас, делал уроки, пока я спала. Потом он стал водить меня на улицу гулять. И когда сверстники спрашивали Мишку, где он меня взял, отвечал, что я его родная сестра. Все верили, даже я. Оно и понятно, он никогда меня не обижал, делился каждой конфетой, хотя добрым его никто не считал. Мишка защищал меня как родную и с детства невольно воспитывал для себя. Я свою мать не слушалась так, как его, потому что она про­сила, а он мог больно шлепнуть по заднице. Мама разрешала многое, а Мишка с детства держал меня в ежовых рукавицах. Мать доверяла пацану.

—   А че в детсад не сдала?

—   Кто б меня забирал оттуда? Она с работы рань­ше девяти вечера не возвращалась. Даже в школу меня Мишка отвел. Сам одел, собрал, мать только деньги дала на завтрак, но их Мишка по дороге забрал,— вспомнила Ирина.— До самого пятого класса отнимал их себе на сигареты. Я матери не говорила об этом, не выдавала.

—   А зря! — вставила зэчка рядом.

—   Боялась, что отлупит. А бил часто. Он меня учил читать, писать, считать. Помогал делать уроки, про­верял, сам собирал меня в школу. Косички заплетал, гладил форму, чистил туфли, даже колготки мои сти­рал. Из школы приводил, не доверяя подружкам. Мама по выходным водила нас в цирк или в зоопарк. Поку­пала мороженое, пирожные. Никогда не спрашивала, обижает меня Мишка или нет. Она верила ему, а я, не зная сравнений, думала, что все так и должно быть.

—   Что ж он тебя до конца школы за ручку водил?

—   Ну, нет! До пятого класса. Потом его в армию забрали. Поверите, он оттуда писал мне чаще, чем своим домой. Я всегда отвечала ему. Он знал обо мне абсолютно все.

—   Нешто у него, кроме тебя, девок не имелось до армии?

—   Были. Я сама им записки носила, а ответы ему. Уж и не знаю, было ли что между ними? Только ни одна его не дождалась из армии. Все вышли замуж. Но и он со службы не писал им писем.

—  А ты имела до него другого парня? Когда твой Мишка служил, встречалась с кем-нибудь?

—  Да, был одноклассник. Целовались с ним, до серьезного не дошло. Не успели!

—   Скажи, что не дозрели...

—   Может, и так. Его в армию забрали. Он просил ждать, я обещала. Нравился тот парень. Скромный, тихий, цветы дарил при каждом свидании, а в письме из армии насмелился. В любви объяснился. Лично до службы не решался.

—   Все они козлы! Никому верить нельзя. Во, я со своим почти тридцать лет мучилась. Когда прихватила беда за жопу, словно ветром сдуло. Другую блядь на­шел. И про детей забыл! Хорошо, что дочка взрослая, да средний уже в армии, младший школу заканчивает. Так вот и не пропали. Моя Наташка ничего из рук не выпустила, все удержала. Скоро и мне на волю. Там и вовсе его позабудем. Не хрен для них жить! Сраной метлой надо гнать из дома,— встряла Танька.

—   Замолкни ты со своим засранцем! Сто раз про него слышали. Дай сказать новой,— шикнули зэчки на Татьяну.

—   А зачем за Мишку вышла, если с детства оби­жал? Дождалась бы своего обходительного из армии.

—   Терпежу не хватило!

—   Не-ет, наверное, Мишка опередил? Успел «на­тянуть» Ирку,— предположила бугриха.

—   Я еще училась,— покраснела Ирина.

—   Это не помеха!

—   Он все годы ждал меня,— оправдывалась но­венькая.

—   Кто из них?

—   Мишка иль тот сопляк?

—   Поначалу оба! Мишка помимо меня баб имел. Уже взрослым стал. Когда увидел, кто меня, кроме него, провожает, вломил ему втихаря и пригрозил. Тот и от­ступил. А Мишка устроился на работу и, не ожидая, когда я закончу институт, на третьем курсе предложил замужество.

—   А чего поспешила?

—   Куда было деваться, если с ним бабой стала? На Новый год напоил, сунул что-то в бокал, я и выру­билась. Проснулась уже без трусов, Мишка рядом ухмыляется, щупает всюду. Я отгоняю, он хохочет, мол, теперь не кривляйся, всю насквозь знаю. Сказал, что время даром не терял, объездил как кобылку, теперь, может, жеребую.

—   Эх-х, дура! И зачем с ним пила?

—   Так и мать с отцом сказали, когда вернулись из гостей. Но назад время не вернешь. Хотя отец пригро­зил Мишке намылить шею, но куда там! Мишка — на­стоящий медведь против папки. Так вот и вышла за него. Сама не знаю зачем. Из-за него срок получила. Как жить теперь? Не только имя, все будущее мне изгадил паразит проклятый! Все запрещал матери с отцом говорить правду, ждал, что обойдется. Они, если узнают, с ума сойдут от горя. Я у них одна. Мне не себя, родителей жаль.

А через три недели в зоне появились родители Ири­ны и попросили личное свидание с дочерью. Часа три общались, о многом услышали от Ирины впервые.

Нет, они не ругали и не упрекали дочь. Потребова­ли, чтобы она написала заявление на развод. Предуп­редили, что будут добиваться пересмотра дела дру­гим следователем и замены реального наказания на условное.

 — Ты больше никогда не будешь работать на строй­ке. Не пустим! Мы уже договорились о твоем будущем, только бы получилось с пересмотром дела. Адвокат, которого мы наняли,— самый лучший во всем городе. Этот поможет! Главное, никогда больше не вспоминай Михаила. Негодяю этому не место в нашей семье. Хам и примитив, дебил! Если будет домогаться, найдем на него управу! — усмехнулся отец одними губами.

Дочь поняла, что папаша не только решил, но и что-то успел предпринять.

Прошел почти год с момента заключения Мещеря­ковой под стражу. К ней часто приезжали родители, привозили передачи, успокаивали дочь. Рассказыва­ли, на какой стадии находится дело.

—  Теперь уже в областном суде. Там не откажут,— говорила мать.— Мишка тебя топит, боится, если тебя выпустят, то его посадят.

—   Знай, он больше не муж, вы официально раз­ведены. И если он хоть на шаг ближе допустимого приблизится к тебе или попытается зайти к нам, тут же окажется в милиции. Там с ним однозначно разбе­рутся.

—   Немножко осталось, подожди дочка! — просили оба, уходя.

Ирина соглашалась с ними во всем.

Навещал ее и адвокат. Несколько раз он приез­жал в зону. Это был солидный, спокойный, уверенный в себе человек. Он говорил негромко, но каждое его слово помнилось.

—   Вас не имели права отдавать под суд, поскольку являетесь молодым специалистом. Года не прошло с момента окончания института до несчастного слу­чая. Именно потому ответственность за происшедшее могла быть поделена между мастером участка и бри­гадиром каменщиков. Вот потому я добиваюсь не ус­ловного срока — это тоже судимость, а полного Ваше­го оправдания. Такого требует Закон, а не моя фанта­зия. Да, рассмотрение моих жалоб затянулось, но в том я не виноват. Думаю, что в следующий раз увидимся уже на воле.

Через неделю после его визита впервые позвонил Михаил.

—   Ты, твою мать, чего воду мутишь своими кляу­зами? Дышать опаскудело? Так врубись, крыса недо­битая, я всюду достану. И на зоне тоже! Ты чего на меня свои грехи грузишь? Или мало на воле крови моей попила? Я тебя выучил, держал как королеву, а теперь хочешь отблагодарить, сука? Против меня уго­ловное дело повернули! Слышь, мартышка, уродина долбанутая? Тебя достанут, если меня сгребут. Заби­рай свои кляузы, пока в асфальт не закатали дуру, и сиди тихо, не суйся никуда без моего разрешения, мымра облезлая!

—   Слышь, ты, «параша» гнилая? Чего «варежку» раскрыл? Не то захлопну так, что вмиг на погосте от­дыхать будешь! Ты посмел мне грозить? А кто ты есть, пидер мокрожопый? Я тебя, дай только выйти, уделаю по полной программе! До конца через жопу дышать станешь, отморозок! Ничего не спущу козлу! И помни, в зоне всякий треп записывается на пленку! Побазарь еще! Урой себя вместе с репой!—услышала, как по­спешно отключился Михаил.