Первая исповедница - Терри Гудкайнд

Они согласились с теоретическим значением задачи, но спросили, если он считает, что такое возможно, почему до сих пор не создал это? Почему до сих пор не достиг успеха в выполнении такой вещи? Мерритт ответил, что для начала ему нужно несколько сокрытых астрономических расчетов для завершения процесса, а затем доброволец. Они спросили, о каких же астрономических расчетах он говорит. Я не смогла расслышать его ответ, но несколько членов Совета рассмеялись. Другой в ярости ударил кулаком по столу и сказал Мерритту, что он сошел с ума. Мерритт не испугался, когда они сообщили ему, что существование таких шаблонов было лишь предположением. Ясным, спокойным голосом он сообщил им: он знает, что делает. Он сказал им, что благодаря его исследованиям, смог выяснить, что такие скрытые счисления обязаны существовать. Сказал, что был уверен: формулы времен до перемещения звезд уцелели. Сказал, что, по крайней мере, должны быть графики для разрыва седьмого уровня, из которых он смог бы построить свои собственные шаблоны. Мерритт убедил их, что если сможет получить остальное из необходимого, то создаст оружие, человека, который безошибочно отличит истину от любой лжи.

Все члены Совета начали говорить одновременно. Старейшина прервал их и сказал Мерритту, что исходя из того, что он услышал и что он знал, попытка создать такое оружие может привести к смерти человека. Он сказал, что враг идет на такие риски ценой жизней, но мы нет. Мерритт не ответил. Он стоял прямо и позволял другим советникам точно так же осуждать его идеи. Из того, что они говорили, я не была уверена, что Совет даже понял идею Мерритта. Его слова были выше моего понимания, но я была в состоянии понять в них блеск его ума. Однако я не знала достаточно, чтобы судить о правильности требований Мерритта. Совет точно не думал о них благосклонно.

Старейшина спросил, был ли он прав об опасности для человека. Мерритт некоторое время молчал, а затем тихо сказал, что уверен в способности сделать это, но всегда честно предупреждал о присутствии риска летального исхода. Затем спросил, сколько еще людей умрет без его оружия. Советники сели обратно в кресла, неспособные, или не склонные к разговору. Наконец старейшина вновь приподнялся и сказал, что они ничем не смогут ему помочь, так как они даже не знают, существуют ли расчеты для разрыва седьмого уровня, но даже если и существуют, Совет ими не владеет. Тогда Мерритт сказал, в случае если Совет не сможет обеспечить его формулами вершины, в которых он нуждается, ему придется идти к самому Первому Волшебнику. Несколько советников рассмеялись и предложили ему попробовать.

Теперь Магда знала, почему она признала имя Мерритта, когда услышала его в коридорах на пути к говорящей с духами. Она помнила день, когда Барах пришел домой после встречи, которая расстроила его. Магда спросила, что его беспокоит. Он стоял у окна, долго глядя на луну, прежде чем, наконец, сказать, что выдающийся волшебник обратился к нему в поисках некоторых значительных и редких расчетов для создания разрыва седьмого уровня. Магда не знала, что это значит, но в ее голове не было сомнений в серьезности вопроса. Она спросила, дал ли Барах этому человеку все необходимое.

Барах сказал тогда: «Я не могу дать Мерриту необходимые ему формулы. Я хотел бы, чтоб мог, но все расчеты по разрывам заперты в Храме Ветров, вне досягаемости, в подземном мире».

Магда узнала, из истории Исидоры, что Мерритту не суждено было получить то, в чем он нуждался, посетив Первого Волшебника.

— Наконец, — продолжала Исидора, — старейшина предложил Мерритту работать над меньшими задачами до тех пор, пока он не придет к чему-нибудь стоящему, чему-нибудь не за пределами возможностей.

Когда Мерритт проходил мимо меня на пути к выходу, я могла видеть, что его челюсти и зубы стиснуты. Кулак крепко сжимал витиеватый эфес меча. Мне было его жаль, потому что в его голосе я услышала что-то, что мне понравилось.

Магда оправилась от мыслей и взглянула на женщину.

— О чем вы?

Исидора пожала плечами.

— Не знаю. Искренность. Компетентность. Я могу сказать, что он знал, о чем говорит, хоть даже Совет и не принял его всерьез.

— А его глаза…

— Что с его глазами?

Исидора смущенно пожала плечами.

— Не знаю. Они были необычного цвета: зеленый оттенок присутствовал в глазах, орехового цвета. Но это было то, что я смогла увидеть в глазах, завороживших меня. Когда он взглянул на меня, я резко замерла под его взором. Он будто бы заглянул мне прямо в душу. Даже несмотря на то, что он молча сердился на отказ Совета, в его глазах было что-то доброе. Сквозь его злобу на них, я могла видеть сочувствие.

Даже в мягком свете свеч, Магда увидела, что Исидора покраснела.

— Он дал вам почувствовать себя в безопасности, — предположила она.

Исидора кивнула.

— А я волновалась за него. Думаю, они ошибались, не понимали его истинных способностей, потенциала. Я думаю так, потому что я — молодая колдунья, и знаю, что значит, когда люди не воспринимают тебя всерьез, в то время как ты знаешь, о чем говоришь. София восприняла меня серьезно, но мало кто еще так делал.

— А что насчет вашей встречи с Советом? — поинтересовалась Магда. — Они согласились помочь вам?

Исидора глубоко вздохнула.

— Когда пришла моя очередь, Совет посочувствовал моей истории, но его члены сказали, что ничем не смогут помочь этой трагедии. Подозреваю, они даже не полностью поверили мне. Я не могу сказать, что виню их. Большинство людей, даже большинство волшебников, не знают много о подземном мире, поэтому Совет не мог понять значение, опасность того, что я говорила им, более чем они могли проникнуть в суть того, что сказал им Мерритт. Мой отец понял бы, но эти мужчины не посвятили жизнь изучению подземного мира, как он. Взгляд Совета была таким трагичным, каким только мог быть, так как люди Гранденгарта были мертвы, им было уже не помочь. Старейшина сказал, что им нужно беспокоиться о живых.

Никто из Совета не мог понять, что мое открытие имеет прямое отношение к живым, и в особенности к сохранению их жизней. Старейшина посмотрел мне в глаза и сказал, что у него есть огромное количество важных вещей, за которые нужно беспокоиться. Хоть он и не сказал этого, у меня появилось впечатление, что он попрекал меня за трату их времени. Я сказала, что с усиливающейся войной день за днем, полностью понимаю это, но, как колдунья и говорящая с духами, верила, что с войной нужно сделать нечто существенное, и что моя история каким-то образом связана с этим. Сказала, что здесь происходит нечто большее, чем все осознавали, и что мы в гораздо больше опасности, которую не понимаем.