Исцеляющая сила эмоций - Эмрика Падус

В последние годы своей жизни Фельденкрайз обычно наблюдал за тремя сотнями людей одновременно – это полный гимнастический зал – в Амхерсте, штат Массачусетс, во время своего ежегодного визита в США. На эти тренинги собирались ученики (отнюдь не «пациенты») всех мастей, от детей с церебральным параличом до знаменитостей, таких как Джулиус Эрвинг (тем, кто увлекается баскетболом, он известен как Доктор Джей). В число других поклонников входили антрополог Маргарет Мид, скрипач Иегуди Менухин, режиссер Питер Брук и нейрофизиолог Карл Прибрам из Стэнфордского университета, который восторженно говорил: «Он не только вертит мышцами как хочет, он заставляет мозг работать по-другому!»

Довольно впечатляюще для того, что выглядит как простая работа с телом. Но «это не претенциозность, – как возразила Берингер в начале нашего урока. – Я имею дело только с тем, что могу увидеть, или потрогать, или почувствовать». В этот момент она чувствует, трогает и видит несомненную тугоподвижность в моей хрустящей шее и плечах. Тем не менее она переходит к работе над моими ногами. (Практикующие методику Фельденкрайза, как я позже узнал, часто предпочитают работать с проблемной областью не напрямую, чтобы не обострять те самые паттерны, которые вызывают боль.) «Я надавлю на ваши ноги здесь, – говорит она с того конца стола, – чтобы посмотреть, как движение распространяется по вашему скелету вверх к голове». Я был удивлен, поэтому она пояснила: «Я выясняю, Перри, свойственную лично вам организацию тела во время движения».

Поскольку мне обычно свойственна организация горгульи, сгорбленной над застопорившимся манускриптом, у меня возникли некоторые проблемы со следующим разделом занятий в системе АТМ. Движения АТМ разработаны так, чтобы тело клиента воспроизводило и усиливало манипулятивную работу, проведенную над ним. Это не те позы, которые вы привыкли принимать в течение обычного дня – да и в течение жизни, как я понял. Как часто, к примеру, вам случалось сидеть на полу, опираясь на правую руку, при этом левая согнута в локте и свешивается прямо у вас перед глазами? Я не мог скрыть свое утомление и дискомфорт, поскольку мы выполняли эти движения, казалось, целую вечность.

«Некоторые люди учатся быстрее других», – сочувственно сказала Берингер. Фельденкрайз советует проходить курс с числом уроков по числу прожитых лет, но Берингер предпочитает адаптировать этот учебный план под желания и потребности учащихся. Я посчитал, что мне, чтобы достичь фельденкрайзовского идеала, – того, кто «ощущает, что его тело свободно подвешено к его голове, ноги не топают по земле, тело плавно скользит при движении», – требуется число уроков, соответствующее моему весу, а не возрасту. И все-таки даже после единственного урока я обнаружил, что определенно могу поворачиваться и вправо, и влево дальше, чем прежде, и с меньшей болью и усилиями. Более того, этот прогресс содержал показательную силу внушения: я на самом деле мог видеть и ощущать, что мое тело – то самое тело, про которое я думал, что оно уже безнадежно не подчиняется мне, – оказалось прирожденным самообучающимся инструментом для корректирующих изменений.

Ничего удивительного, что у работы Фельденкрайза не так уж много критиков (нет боли, нет и критики?). Она привлекательна, особенно для людей, для которых движение жизненно необходимо – для спортсменов, актеров, музыкантов, – а также и для просто очень занятых людей, которые ценят физическую подготовку и подвижность. Трудно противиться наставнику, который убеждает вас, что «обучение должно быть легким и приносить радость». Теории Фельденкрайза, возможно, несколько сложны, чтобы их разделять, но разве это настолько надуманный постулат – что движение, как таковое, неотделимое от каждого аспекта нашей повседневной жизни, может оказывать мощное воздействие на глубочайшие уровни наших психе и сома?

Фельденкрайз не принимает очевидное по умолчанию. К каждому телодвижению он подходит, по его словам, так, как если бы кто-то пытался объяснить марсианину, как надо глотать. «Мы многое делаем, не осознавая, как именно, – отмечал он. – «Правильное» всегда остается правильным; но «лучше» можно еще улучшить».

Практики, авторизованные Фельденкрайзовской гильдией (их во всем мире около трехсот), проходят четырехлетний курс подготовки.

Александер: начинаем с головы

«Мы не считаем, что работаем с телом, – так начала Элеанор Розенталь из Сан-Франциско, президент западного регионального отделения Американского центра метода Александера. Ну вот, опять начинается, подумал я, когда она подвела меня к столу и приступила к демонстрации разнообразных практических техник, удивительно похожих на ту «работу с телом», которую я уже испытал на себе.

Разумеется, здесь были и отличия. Метод Александера чрезвычайно тонок, более похож на соматическое внушение, чем на реальную манипуляцию. И работа на столе, со всем ее похожим на мантры управляемым воображением («шея, назад и свободно… голова, вперед и вверх… пусть торс удлинится и расширится») – это только подготовка к более важным индивидуализированным занятиям по осанке и равновесию телесной механики, которая является предметом, изучаемым в акте сидения или ходьбы. Внимание постоянно возвращалось к области шеи и головы, положение которых александеровцы называют «первичным контролем». Когда взаимоотношения между головой и позвоночником выравниваются, гласит теория, позвоночник удлиняется и в связи с этим расслабляются искривления и сжатия, искажающие нормальное его положение; следовательно, мускулатура, поддерживающая костяк, также выравнивается.

Этот метод разработал Ф. Матиас Александер (1869–1955), австралийский актер, карьере которого угрожали положить конец периодически повторяющиеся приступы ларингита. Подозревая, что трудности с голосом вызваны чем-то, что он делает, когда играет на сцене, Александер уединился с трехстворчатым зеркалом, чтобы посмотреть, что бы это могло быть. После нескольких месяцев внимательного наблюдения он установил, что каждый раз, собираясь что-то сказать, он набирал полную грудь воздуха, напрягал шею и горловые мышцы и отводил голову назад и вниз, так что она давила на его гортань. Он также заметил, что эта проблема не была локализована в одном месте: весь его организм страдал от подобных паттернов неправильного с ним обращения. То, что «происходит естественно», осознал он, на самом деле часто совершенно неестественно, это результат плохих привычек, накопленных за жизнь.

Александер провел десять лет, приводя себя в порядок, затем вернулся на сцену, где завоевал широкую известность невероятной силой своих образов. К нему приходили другие актеры и ораторы, желая научиться тому, как наилучшим образом использовать данные им инструменты; среди его учеников, добившихся успеха, были Джордж Бернард Шоу и английский романист Олдос Хаксли, который уверял, что этот метод вызывает «общее повышение осознанности на всех уровнях».

Что представляет собой в действительности «первичный контроль», независимо от того, как он работает, – это до некоторой степени загадка. «Научные объяснения в терминологии нейросоматики меня не удовлетворяли, – признается Розенталь, бывший адвокат. – Но я знала, что, если кто-то воспринимает Александера всерьез и работает, исходя из предположения, что первичный контроль существует и его можно активировать, улучшая взаимосвязь между головой, шеей и туловищем, – этот кто-то добивается убедительных результатов, подобных тем, которых добивался Александер. Мне легче продемонстрировать это при помощи рук». И так она и сделала.

Пока я лежал на столе, она стояла у меня за головой, медленно перекатывая ее из стороны в сторону, и ее прикосновения были чистым бархатом. Она перешла к моим плечам и рукам, поглаживая их так нежно, что, казалось, она просто расправляет складки на моей рубашке. Тем не менее определенный эффект был; верхняя часть моей спины и шея как будто более плотно распластались на столе, а общее ощущение расслабленности распространилось от верхней до нижней точки моего спинного хребта. Обойдя вокруг стола, Розенталь положила руки на мои ноги и, осторожно их потягивая, предложила мне представить, что мои ноги сперва свесились со стола, затем прогулялись по залу, вышли в дверь, прошли по улице и направились к Тихому океану. «Можно я остановлюсь на Гавайях?» – осведомился я.

Затем она заставила меня встать и своими руками покачала мою голову, так что она по ощущению наклонилась вперед. Она погладила мою спину, давая понять движением рук, что тело выровнено по-другому. К этому моменту я определенно уверовал, что похожу на некоего антропоида, впервые пробующего передвигаться без помощи передних конечностей. Но она повернула меня к зеркалу, и глядь – оно отразило гоминида с совершенной осанкой. Далее она направила меня по длинному коридору своего офиса и, поправив равновесие моей головы и шеи, слегка подтолкнула вперед, будто мать, подбадривающая своего малыша, который только-только учится ходить. Я двинулся скованно, смущенно, уверенный, что вешалка, вставленная в мою рубашку, чувствовала бы себя более уютно. И все же, несмотря на ощущение неловкости, приспосабливаясь к этой странной новой осанке, я также чувствовал себя легче, выше, более отцентрованным, как будто я скользил по конвейерной ленте. Это ощущение, в свою очередь, подействовало на мою психологическую установку: я чувствовал, что иду верным путем, я знал, куда направляюсь, и знал, что добьюсь своего.